— Крикнете — пристукну. Ваш защитник не услышит! — тихо, но строго проговорил незнакомец. — Если по согласию договоримся, мы тут же уйдем.
— Так я ж ничего, берите все, что хотите. Берите. Вот бочка сала. Вон там окорок, — заметалась, засуетилась хозяйка. — А коли одежку какую надо, то идемте в хату.
— Мы не грабители! — услышала она в ответ.
И только тут заметила подростка, прильнувшего к смотровому оконцу из одного стеклышка. Этот, видимо, наблюдал за улицей. И вдруг она его узнала, картинно всплеснула руками:
— Коля, так то ж ты! Господи боже ж мой, а я спужалась, думала, чужие. Так ходить в хату, покормлю с дороги. Чи ты уже дома живешь?
— Где его сестра? — прервал эти словоизлияния Реутов. — Ведите нас к ней.
Бабка смолкла, словно язык проглотила, и только отрицательно покачала головой.
— Где Вера? — тряхнул автоматом партизан.
Коля распахнул дверь дома, крикнул через порог:
— Вера! Верочка! Это я, Коля!
— Какая Вера? — закричала хозяйка.
— Молчать! — цыкнул Реутов. — Входите в дом, говорите, где она! Жива ли?
Хрячиха как-то невольно кивнула головой. Однако тут же спохватилась:
— Думаю, что жива. Только ж я ее не видела с самой весны. Истинный боже! Говорю, как на исповеди! — и начала креститься в угол, где среди золотистой иконной мишуры желто поблескивал огонек лампадки.
В стену что-то бухнуло. Потом еще и еще.
Лицо хозяйки побелело, как стенка ее горницы, выбеленной известкой.
— То корова, — посиневшими губами выдавила Хрячиха. — Пить просит. Пойду ведро воды отнесу.
— Сядьте и молчите, а то рот завяжу! — сказал Реутов.
Коля и здесь, как в сенцах, сразу же прильнул к окну и сквозь щелку между занавесками смотрел на улицу.
Услышав стук в стенку, Саша сразу насторожился и теперь прислушивался, нахмурив брови и плотно сжав губы. Подойдя к стенке за печкой, он постучал по ней кулаком. Удары не глухие, не такие, какие он слышал. Значит, стук был не в эту стенку. Стукнул еще раз. Понял, что это легкая перегородка из досок, оклеенных обоями.
— Где вход в эту отгородку? — подступил он к хозяйке. — Ведите!
— Господи, пресвятая богородица, пречистая, превидящая, — зачастила Хрячиха и, размашисто крестясь, попятилась в сенцы.
— Куда вы? — Саша нарочно сильно клацнул автоматом.
— Покажу, покажу, будь она неладная, растреклятая, — уже в сенях говорила хозяйка. — Всю душу мне вымотала. На кой бес она ему, хортица кусучая.
— Коля, ни шагу от окна! — бросил Реутов, уходя следом за Хрячихой.
Коля уже понял, что за стенкой томится его сестра. Хотелось скорее увидеть ее, вырвать из плена, срезать веревки, если связана. Но он помнил уговор: каждый делает свое — он только наблюдает за улицей, чтоб кто не вошел во двор, а Саша ищет Веру.
В сенях Хрячиха взялась за старую шубу, висевшую на стене, потянула ее, и вдруг открылась дверь в какой-то темный чулан.
— Свет! Дай свет, ведьма! — выходя из себя, потребовал Реутов, все уже понявший.
Опять раздался стук в стенку, теперь уже громче, совсем где-то рядом в темном затхлом чулане. И теперь этот стук уже не прекращался.
Отступив за дверь, хозяйка взяла где-то фонарь «летучая мышь», зажгла его и первой направилась в чулан.
Выхватив фонарь из руки хозяйки, Саша шагнул в глубь душного чулана и увидел связанную по рукам и ногам девушку, рот которой был завязан широким ремнем.
— Вот почему она молчала! — закричал Реутов и теперь уже без сожаления толкнул хозяйку в угол чулана. Расстегнул туго затянутый на затылке девушки ремень и тут же нацепил его на рот хозяйки, затянув до предела.
— Теперь ты, проклятая фашистка, узнай, каково в этой вонючей узде! — бросил он и, размотав сыромятные ремни на руках и ногах пленницы, связал ими Хрячиху.
Но, повернувшись к девушке, увидел, что та даже не встала. Свесив руки и ноги, она обмякла, словно неживая.
Подхватив на руки легкую, худую, безжизненную девушку, партизан вынес ее в сени, потом перешагнул порог дома. Навстречу уже бежал Коля.
— Вера! Верочка! — с каким-то диким отчаяньем закричал брат.
Сестра в этот момент простонала:
— Пить! Воды!
Саша положил ее на кушетку. Коля бросился было к сестре.
Но Саша строго приказал не отходить от окна, а сам поднес пострадавшей кружку воды.
Рана в плече, о которой в последние дни Саша уже забывал, вдруг заныла, когда он поднял девушку, и теперь боль усиливалась. Но было не до того. Сейчас главное выбраться отсюда подобру-поздорову.
О том же заговорила и Вера, когда напилась.
— Скорей тикайте! — замахала она тонкой изможденной рукой. — А то он вернется.
— Уходим вместе! Как на улице? — обращаясь к Коле, спросил Саша.
— Можно, — ответил тот и, подбежав к сестре, хотел ей помочь.
— Запри чулан, чтоб та яга не выбралась раньше времени! — отстранил его Саша, а сам подхватил девушку на руки и вынес ее в сени.
— Я сама, я сама! — слабым голосом просила Вера. — На улице увидят. Поймут.
— Через сад пойдем, — пояснил Саша. — Собаки нету.
— Опустите, может, смогу, — говорила девушка.
Опустив ее на пол, Саша подставил ей свое плечо, чтобы держалась, и повел ее. Коля открывал и закрывал дверь, потом смотрел с крыльца на улицу и к соседям. На счастье, двор и сад были обнесены высоченной оградой из новенького теса, доска к доске. Ни с улицы, ни от соседей не видно было, что творилось во дворе. Только вечернее солнце беспрепятственно смотрело через забор.
В саду стоял кузнец и рукой указывал туда, в угол, где зиял широкий пролом в заборе.
— Веди их на опаленный дуб, — подбежав к Коле, проговорил он, — там лодка под ольшиной справа. — И, сунув ему за пазуху краюху хлеба, скрылся в вишняке.
— Скорее в лес! — когда вышли из сада, прошептал Саша.
Но Коля махнул рукой направо, где в конце небольшой лужайки чернел опаленный молнией дуб, о котором говорил кузнец.
А тут, как назло, из соседнего сада вышла женщина с бельем на плечах и тоже направилась к речке. Она разинула рот от удивления, когда увидела троих беглецов. Но, насунув платок на глаза, продолжала свой путь, будто ничего особенного не заметила. Теперь люди боялись быть свидетелями в таких делах.
Через несколько минут беглецы были в лодке. Прачка, шедшая к речке, теперь была за кустами и не смогла бы уверенно сказать, куда они делись.
Коля знал, что речушка эта ведет в глубь леса, где впадает в более широкую протоку.
То ли от свежего воздуха после затхлого застенка, то ли от усталости, Вера, как только усадили ее на дно лодки, уснула с куском хлеба в руке, который дал ей брат. Саша снял свой плащ, свернул и подложил ей под голову, Вера испуганно всхлипнула, но не проснулась.
Изо всех сил отталкиваясь шестом о твердое дно, Коля быстро гнал лодку, ловко лавируя на поворотах. Саша с завистью смотрел на его умелую работу.
В жизни полещуков для Саши Реутова вообще было много непривычного. Он попал сюда уже в войну. Ехал в Брест к отцу — пограничнику. Поезд разбомбило перед самым Брестом. Саша долго бродил по лесам и болотам, пока не прибился к красноармейцам, пробиравшимся к линии фронта, а уж потом попал в партизанский отряд. Многому он здесь научился. Но до сих пор еще не мог овладеть вот этим искусством управления лодкой с помощью простой палки. У Коли лодка мчалась намного быстрее весельной. Но сейчас, когда за спиной в любой миг могла начаться стрельба полицейских, хотелось плыть еще быстрее. И Саша, видя, как петляет по густеющему лесу ручей, даже думал, не скорее ли было бы идти пешком, тем более что плыли они совсем не в ту сторону, где их лагерь. Но, глянув на обессиленную девушку, понял, что идти они все равно не смогут. И лишь спросил Колю, куда этот ручей приведет.
— В настоящую речку, по какой сможем пробраться в нашу протоку.