— Дядя Аарон, — раздался рядом серьезный голосок Элишевы. Она присела на скамейку. Девочка, поерзав, робко попросила: «Дядя Аарон, расскажите мне об Иерусалиме, пожалуйста. Моше, друг Давида, письмо ему прислал, как они учатся. Так интересно! — вздохнула девочка. Помолчав, она подняла светло-голубые, прозрачные глаза: «Рахели и Малка меня приглашали к вам приехать, в гости, как вырасту. Можно?»

— Конечно, можно, — улыбнулся Аарон: «Когда подъезжаешь к Иерусалиму, на мулах, надо подняться на холм. Город наш тоже — стоит на холмах…»

Он рассказывал и смотрел на сад — дети украшали сукку гирляндами из золотых листьев. Капитан Кроу, держа на руках Дебору, показывал ей что-то в кронах деревьев, дул нежный, едва заметный ветер с моря. Весь Нью-Йорк был погружен в сладкое, вечернее спокойствие, залитое светом заходящего солнца.

Дина оглядела очаги на кухне: «Ты на стол накрывай. Детей опять отсаживать придется, двое уехали, и все равно — много их».

— Эстер же тебе предлагала — слуг нанять, — заметила Мирьям, помешивая рыбный суп. Дина нежно покраснела: «Не привыкла я к такому, дома сама все делаю, да и ты тоже, даже кур режешь».

— А кому их еще резать, — заметила Мирьям. «Элайджа, правда, теперь — тоже умеет». Она прислушалась: «Звонят. Должно быть, Джо с Мэри и Мораг из библиотеки вернулась, почитаем вволю. И ты читай, — велела она Дине, — английский у тебя хороший, справишься».

— Буду, — кивнула Дина. Выйдя в холл, женщина распахнула тяжелую дверь. Его волосы — русые, чуть вьющиеся, золотились в лучах заката. Он был высокий, выше ее на две головы, широкоплечий, в старой, потрепанной холщовой куртке и льняной, заношенной рубашке.

Зеленовато-голубые глаза весело взглянули на нее. «Прямо с реки Потомак, — улыбнулся мужчина, — надеюсь, что я успел к обеду. Дэниел Вулф, — он протянул крепкую руку. От него пахло лесом и смолой. Дина, коснувшись его ладони, забыв обо всех запретах, почувствовала под пальцами следы от заноз.

— Лес валили, — усмехнулся он. «Вы, должно быть, госпожа Горовиц. Мне Меир говорил, зимой еще, что вы сюда собираетесь. Рад встрече».

— Я тоже, мистер Вулф, — только и смогла вымолвить Дина.

Гребень медленно скользил по длинным, падавшим ниже пояса волосам. Мораг, что сидела на кушетке, поджав ноги, вдруг хихикнула: «Ты за обедом на дядю Дэниела смотрела, я видела».

— Смотрела потому, что он говорил, просто из вежливости — Мэри стала заплетать косы сестре. Мораг помолчала: «Дядя Дэниел раньше был влюблен в нашу маму. Я слышала, как бабушка Франклин и бабушка Онатарио разговаривали об этом, еще, когда бабушка Франклин жива была».

Мэри вспомнила надгробье серого гранита, с простым крестом. «Темперанс Франклин. Много было жен добродетельных, но ты превзошла всех их». Она вздохнула: «То дело давнее, а дядя Дэниел, — девушка почувствовала, что краснеет, — он просто много знает, много путешествовал — с ним интересно, вот и все».

— Ну-ну, — только и сказала Мораг. Мэри отозвалась, с внезапной злостью в голосе: «Все равно я тут, а Америке, не смогу выйти замуж. По мне сразу видно, — она коснулась своих мелких кудряшек, — какая у меня кровь. Я не белая».

Мораг посмотрела в блестящие, зеленые глаза. Поднявшись, обняв сестру, она твердо проговорила: «Ничего не видно, не придумывай. И вообще, — девочка рассмеялась, — а мне что делать? У меня половина индейской крови. Интересно, — она застыла, глядя на ночное, усеянное звездами небо за окном, — а что с Меневой случилось? Он все-таки мой брат…»

Мэри погладила сестру по голове: «Мы его никогда больше не увидим, думаю».

— Я его и не помню почти, — Мораг помрачнела. «И отца не помню. А ты…, - она осеклась и стерла слезу со смуглой щеки: «Прости, пожалуйста».

— Кого бы я хотела увидеть, — весело сказала Мэри, забираясь в постель, — так это Джона. Помнишь, мама о нем рассказывала? Мы с ним дружили, с ним весело было. Давай спать, — она задула свечу. Мораг, свернувшись в клубочек рядом с ней, сразу задремала.

Мэри лежала, закинув руки за голову, слыша его уверенный, спокойный голос: «Вот тут, — бумага зашуршала, — будет город. Мы там как следует, все промерили. Месье л’Анфан уже начал планировать дороги, улицы…Я еще напишу в Лондон, кузине Изабелле. Думаю, она с удовольствием примет участие в такой работе, она отличный архитектор, — Дэниел усмехнулся: «Она уже целый город построила, Эс-Сувейру».

Взрослые заговорили о Марокко, о том, какие здания будут строиться в новом городе. Мэри исподтишка посмотрела на Дэниела — заходя в столовую, он усмешливо сказал: «Надеюсь, вы меня простите за такой скромный наряд. Я не успел заехать в Филадельфию, остановился тут, на постоялом дворе».

— Ему идет, — подумала Мэри, рассматривая загорелую, крепкую шею, приоткрытую воротником льняной рубашки.

— Разумеется, — Дэниел отпил вина, — я уже выбрал участок и для своего дома, и для особняка Горовицей — будем соседями. Бостонский дом я Тедди отдам, как он в Америку приедет. А вы еще не были в Англии? — внезапно спросил он. Мэри, вздрогнув, ответила: «Нет»

— Как Мораг подрастет, — рассмеялся капитан Кроу, — мы их отправим в Лондон, и в Париж — с родственниками повидаться.

Мэри перевернулась на бок: «Брось, он взрослый мужчина, правая рука министра иностранных дел, зачем ты ему нужна…». Девушка поворочалась и, взбив подушки, закрыла глаза.

В саду было тихо. Дина, присев на каменные ступени, покачала Батшеву: «Видишь, все в синагогу ушли, первый день праздника. Одни мы с тобой остались». Полуденное, осеннее солнце золотило листья деревьев. Батшева, проснувшись, позевала и попросила грудь. Дина кормила ее, глядя на сукку: «Мальчишки все-таки там ночевали. Мирьям сказала — даже не замерзли. Тепло еще, ничего страшного».

Она отнесла спящую дочь наверх. Спустившись на кухню, Дина хмыкнула: «Как вернутся все — надо будет обед подавать. Дети помогут еду носить, ничего страшного».

Дина налила в стакан воды. Пройдя по дорожке, присев на деревянную скамью в суке, она немного отпила, пробормотав благословение.

— Что, даже воды нельзя в доме выпить? — услышала она знакомый голос. Дэниел поклонился и прошел внутрь: «Вы позволите, кузина Дина?»

— Конечно, кузен Дэниел, — она покраснела. Мужчина устроился рядом. Дина лукаво добавила: «Пить, и есть надо только в сукке. И ночевать тоже, но только мужчинам, разумеется».

— Значит, вы одна спите сейчас? — его зеленовато-голубые глаза все смотрели на нее — пристально. Дина зарделась и буркнула: «Тут холодно, кузен Дэниел, разрешается в доме оставаться».

— Это нескромно, — беспомощно подумала Дина. «Тут сад, конечно, но он ведь закрытый…, И Батшева наверху спит…, Он родственник, только очень дальний. И не еврей. Господи, надо встать и уйти!»

Однако она все сидела на скамейке, краснея. Дэниел полюбовался белокурой прядью, спускавшейся из-под завязанного по-домашнему платка синего шелка: «Я ей нравлюсь, сразу видно. Кузина Дина, — он усмехнулся: «Я, к сожалению, должен возвращаться в Филадельфию, по делам. Раз вы тут до следующего лета, а, может быть, и дальше, — мне Меир говорил, — я вас навещу, кузина Дина. Вы будете мне рады?»

Дина почувствовала его горячую, крепкую ладонь, рядом со своей рукой. Женщина ощутила прикосновение его пальцев. Сглотнув, она ответила: «Да».

— Я так и знал, — шепнул Дэниел и рассмеялся про себя:

— Вот и отлично. Красивая, молодая любовница, и сама же не заинтересована в огласке. Пойди еще найди такую женщину. Эстер постарела сильно, седина уже в голове, да и не след соблазнять жену коллеги. Меир хоть и депутат пока, но потом вернется в правительство. А Мирьям, кроме своего квакера-трезвенника, никого другого не видит. Да и подурнела она в деревне, раньше у нее столько веснушек не было. А эта…, - он наклонился и прижался губами к шее Дины, — эта…Она бы мне прямо тут отдалась, но не надо, опасно.

— Кузен Дэниел, — услышал он растерянный голос. «Кузен Дэниел, я прошу вас, не надо, это грех…»