Писание писем — вечерняя нагрузка. Приходилось порой захватывать и изрядную толику ночи. Ну, а с утра и до вечера — то, что Инесса называла одним словом — беготня. Завязывание связей, встречи и явки, организационные и пропагандистские поручения, выступления на собраниях, секретарство на них да тысячи других различных, крупных и мелких, дел, из которых складывается день революционного борца.
Ко всему этому прибавлялась дополнительная работа, связанная со знанием французского языка. Французским она владела блестяще. Кому переводить на собрании? Инессе. Кому помочь «безъязыкому» товарищу? Ей, конечно. Кому читать специальную прессу, представительствовать на конференции, вести переговоры? Опять Инессе.
Владимир Ильич, живя мыслью в России, придавал в то же время особое значение установлению прочных связей с французскими социалистами, с французским рабочим движением. Инесса была занята и этим. Товарищи отмечают ее умение подходить к любой аудитории, расположить к себе подчас и несговорчивых рабочих. И еще отмечают знавшие ее товарищи непримиримость по отношению к ликвидаторам, троцкистам, всяким примиренцам и приспособленцам. С ними она всегда готова вести борьбу, свирепую и беспощадную.
Когда удавалось выкроить свободный часок, Инесса Арманд спешила на тихую улицу Мари-Роз. Вот и знакомый пятиэтажный темный дом со множеством железных балкончиков. Взбегает на третий этаж. Дома ли хозяева?
Ее здесь встречают радушно. Елизавета Васильевна, мать Надежды Константиновны, рада живой и приятной гостье. Надежда Константиновна всегда готова выслушать и дать душевный совет. Владимир Ильич откладывает в сторону рукопись, чтобы обсудить с Инессой текущие дела, обменяться мнениями. Спорят, иной раз весело хохочут: Детальное обсуждение какого-нибудь вопроса, плана продолжается за скромным чаепитием. Нет, Инесса Федоровна не чувствует себя гостьей в этой маленькой квартирке. Обстановка непринужденная, атмосфера такая дружелюбная, что забываются и личные невзгоды и деловые затруднения.
Иногда отправлялись в ближний парк Монсури. Тянули к себе зеленая прохлада, тенистые аллейки, старый пруд, по которому плавали горделивые лебеди.
Как ценила Инесса часы общения с Лениным и Крупской! В этой великой школе отшлифовалась большевичка.
ПОД ЧУЖИМ НЕБОМ
Лонжюмо — деревня, расположенная километрах в восемнадцати от Парижа. Ничем не примечательная французская деревня — два узких и длинных порядка домов, растянувшихся вдоль пыльного шоссе. Из-за длины-то, вероятно, и название у нее такое — ведь в дословном переводе Лонжюмо означает: «Длинная ослица».
Здесь с мая по август 1911 года действовала ленинская партийная школа. Учеников — рабочих-партийцев делегировали социал-демократические большевистские организации, преимущественно из промышленных центров России.
Владимир Ильич придавал большое значение устройству школы. В России зрел новый революционный подъем. В этих условиях особенно важно было дать теоретическую подготовку группе рабочих — практиков революции. Но школа играла также и немаловажную организационную роль: создавались кадры подготовленных, сработавшихся партийных организаторов.
Владимир Ильич нетерпеливо ждал приезда учеников. По свидетельству Н. А. Семашко, ему нужна была информация из первых рук о том, что делается в рабочих центрах. Ленин жаждал непосредственного общения с рабочими-большевиками, только что вышедшими из самой гущи событий. Сюда, на землю Франции, принесли они с собой и отзвуки классовых боев на земле российской, и знание обстановки, и трезвый взгляд на ближайшие перспективы движения. О многом хотелось посоветоваться. Известно, в частности, что в Лонжюмо Владимир Ильич обсуждал со слушателями школы идею создания газеты нового типа. Ежедневной, массовой, своей для рабочих. Идею создания «Правды».
По словам Н. А. Семашко, в конспиративной переписке Ленин так и величал школу: «Наша длинная ослица». Не раз в дружеских беседах с учениками острил он по этому поводу (см. заметку Н. Семашко «Партийная школа под Парижем» в журнале «Пролетарская революция», 1923, № 2).
В Лонжюмо Инесса сняла двухэтажный дом при въезде в деревню. Внизу устроили общую столовую; тут же квартировали трое слушателей партийной школы: Серго Орджоникидзе, Семен (Шварц), Захар (Бреслав). Владимир Ильич с Надеждой Константиновной жили на другом конце деревни, в простеньком крестьянском доме, — каменном, с островерхой крышей, с палисадником, окруженным изгородью из штакетника. Слушатели разместились кто где в крестьянских жилищах. Занятия проводили в пустом остекленном сарае, к восьми утра туда собирались и преподаватели и ученики.
Занимались много и усердно.
Сохранилась машинописная копия письма, отправленного Серго Орджоникидзе неизвестному. Серго рассказывает о первых днях пребывания в Лонжюмо, когда еще не все слушатели съехались:
«Покуда идут подготовительные занятия, Ленин читает с нами Коммунистический Манифест… Роза Люксембург, кажется, будет. Список лекторов будет составляться сообща с нами. Горький отказался читать по литературе, будет читать Луначарский… Читать покуда еще не читаем, так как приехал я еще 4 дня как только. Но теперь взялся приготовить небольшой реферат. Что такое профсоюзы и каковы они должны быть, т. е. нейтральные или партийные».
Несколькими фразами далее сказано: «Иду на занятия. Учимся писать статьи и корреспонденции в газеты, учит жена Ленина» (ЦПА ИМЛ, ф. 338, оп. 2, ед. хр. 20944, л. 1, 2).
Так было в первые дни. А потом нагрузка увеличилась, занятия пошли полным ходом. Владимир Ильич читал лекции по политической экономии (29 лекций) по аграрному вопросу (12 лекций), по теории и практике социализма (12 лекций). Кроме того, прочитал три лекции о материалистическом понимании истории.
Николай Александрович Семашко вел занятия по курсу «Рабочее законодательство», Анатолий Васильевич Луначарский — по истории литературы и искусства. Кроме того, Луначарский руководил воскресными поездками слушателей в художественные музеи Парижа. Там, знакомясь с шедеврами живописи и ваяния, ученики лонжюмовской школы проходили, так сказать, наглядный курс эстетики.
Инесса прочитала четыре лекции по истории социалистического движения в Бельгии, она вела также практические занятия по политэкономии. Вот когда пригодились знания, которые она получила в жизни, в борьбе, а также в университетах Брюсселя и Парижа.
Некоторые лекторы приезжали на велосипедах из Парижа, другие поселялись тут же, в деревенских домах. В свободные минуты вспыхивает спор, слышатся шутки. Вечерами гурьбой отправлялись на прогулку, пели хором. И далеко по окрестным полям разносились слова старой песни: «Быстры, как волны, все дни нашей жизни…» А то располагались под скирдами, разговаривали о всякой всячине или молча глядели на звезды, мерцавшие на чужом небе. Думали о России.
Инесса в Лонжюмо была не только одним из преподавателей — она была первым помощником Ленина и Крупской по организации школы и по ведению занятий: Теперь ее, наверное, назвали бы завучем. Но одновременно она выполняла и административные и всякие иные функции. Словом, как всегда, не отказывалась ни от какого дела, если только оно шло на пользу. И хотя она вовсе не была столь уж общительно-оживленна, казалась скорее замкнуто-сосредоточенной, Инесса словно магнитом притягивала людей. Вероятно, потому, что никогда ни к чему не относилась равнодушно, всегда принимала все близко к сердцу.
В Лонжюмо к ней тоже тянулась большевистская публика.
Ранней осенью программа школы была пройдена. Ученики собирались в Россию: там их ожидали практические революционные дела.
В Россию, на нелегальную работу, всей душой рвалась и Инесса. Однако ей пришлось повременить. Во- первых, в посылке людей из-за границы существовал известный план; и, во-вторых, надо было ради партии потрудиться еще здесь, в эмиграции.