— Сделай для меня…

— Для тебя не могу, — перебил джин. — Могу для этого, того, пятого или десятого…

— Ладно, — согласился я. — Сделай доброе дело для гражданки Петровой. Ей так необходим загородный дворец с обстановкой.

Ничего не ответил джин, только укоризненно посмотрел на меня и полез обратно в бутылку.

— Заткни пробку, Петров, — донеслось оттуда, — родственников не обслуживаем.

Я закрыл бутылку и задумался. Для кого же сделать доброе дело?.. Для этого, того, пятого или десятого?.. Кто из них не обманет и вернет половину?..

С того дня прошел месяц. Мой джин до сих пор мерзнет в холодильнике.

Их было четверо в одном дворе. Петька — самый слабый. Для поправки он пил по утрам рыбий жир.

Первым уехал Колька Смирнов. Уехал на север и вернулся через три года с орденом и без зубов.

А Петька в это время занялся гантельной гимнастикой.

Вторым уехал Витька Захаров. Уехал на стройку и вернулся через пять лет проездом на новое место.

А Петька перешел с трехкилограммовых гантелей на четыре килограмма пятьсот граммов.

Третьим ушел Сергей. Ушел и не вернулся. Летчики-испытатели возвращаются не всегда.

А Петька начал обливаться холодной водой.

Потом он приучился спать на полу, купаться в проруби, по полчаса лежать голым на снегу, есть сырое мясо и никогда не волноваться. Но когда другим понадобилось его здоровье, Петька достал справку о нетрудоспособности. Ему было некогда: в это время он развивал брюшной пресс.

Дальнейший его путь ясен и прямолинеен: он будет гнуть подковы, ударом кулака валить лошадь, грызть зубами железо, переваривать гвозди и с несокрушимым здоровьем выйдет на пенсию.

Петька доживет до ста двадцати лет, и на его могиле напишут:

«Здесь лежит человек, который с детства готовил себя к преодолению трудностей. В жизни выполнял отдельные поручения».

А все-таки жители Спарты были в чем-то правы, когда бросали в пропасть неудавшихся младенцев.

Я распахнул дверь и заорал с порога:

— Ребята, я женюсь!..

— Давно пора, — сказал Витька.

— Сколько можно в девках ходить, — добавил Толька.

— Ни за что не отгадаете, кто она…

— Наташка, — сказал Витька.

— Скворцова, — добавил Толька.

— Как вы узнали?

— Дурачок, — сказал Витька.

— Бигуди в подарок куплены, — добавил Толька.

— Зачем ей бигуди? У нее волосы и так вьются.

— Они знакомы четыре месяца, — сказал Витька.

— Шестимесячная завивка еще держится, — добавил Толька..

— Не хочу вас слушать… Она умная, добрая, отзывчивая…

— Она умна настолько, чтобы при нем быть доброй и отзывчивой, — сказал Витька.

— До загса все они хороши, — добавил Толька.

— Мы поклялись в вечной любви!..

— Можно отказаться, — сказал Витька.

— Пока детей нет, — добавил Толька.

— Вы так думаете?..

— Мы не думаем, — сказал Витька.

— Мы уверены, — добавил Толька.

— Может, и правда не жениться?

— Поспешишь… — сказал Витька.

— …людей насмешишь, — добавил Толька.

— А что с ней будет?

— За нее любой пойдет, — сказал Витька.

— С такой фигурой не пропадешь, — добавил Толька.

— Вы же говорили, что она кривобокая…

— Она умная, добрая, отзывчивая, — сказал Витька.

— А как она поет! — добавил Толька.

— Все-таки она вам нравится… Я знал, кого выбирал.

— Он знал, — сказал Витька.

— Она не знала, — добавил Толька.

Я встал на пороге.

— Настоящие друзья говорят только правду.

— А это правда… — сказал Витька.

— …что у нее левый глаз косит, — добавил Толька.

Но я их уже не слушал. Я бежал к ней. Если у нее косит левый глаз, это же легко проверить.

Электричка загудела и выскочила на станцию.

Двери открылись, и, расшвыривая друг друга, в вагон ворвались загорелые ребята с рюкзаками. За ними неслись девчонки с закопченными недрами и кастрюлями.

Они притиснули старушку к самому окну. Кроме нее на лавке уселись еще трое, напротив разместились пятеро и на ведре между лавками двое с гитарами.

Поезд тронулся, и они сразу же завели, перевирая Есенина:

Уже на первом куплете выяснилось, что в вагоне три группы туристов, у всех трех есть гитары и все три хотят петь.

Немедленно возникло соревнование, кто кого перекричит. Каждая группа пела свое, и вагон дрожал от мощных усилий. Чувствовалось, что туристы хорошо отдохнули за воскресенье и полны сил.

Старушке было плохо. В живот ей уперся гриф гитары, над головой навис здоровенный рюкзак, а в бок ее энергично подталкивали, потому что крайнему туристу достался слишком маленький кусочек лавки.

— Ребятушки, потише! — взмолилась старушка. — Пели бы потихоньку, с чувством…

Но ее никто не слышал. Рядом с ней ревел здоровенный верзила в брезентовой куртке:

Остальные пассажиры молчали и дурели от крика. По опыту они знали, что протестовать бесполезно.

Наконец нашелся один благоразумный турист.

— Давайте петь по очереди, — заорал он. — Сначала мы отпоемся, потом вы, а потом они.

Но его не стали слушать. До города было всего два часа пути, и все боялись, что не напоются.

Так они и кричали до конца пути. Последние километры старушка ни на что уже не реагировала, а только изредка вздрагивала.

На платформе в городе туристы собрались в кружок, хором рявкнули «до свиданья» и спокойно пошли по домам. Нормальные, обычные люди…

На вокзале старушку встречали.

— Здравствуйте, мама, — сказал сын.

— «Что ж вы не пьете, дьяволы?» — гаркнула старушка во все горло.

— Что вы, мама? — изумился сын.

— «Или я за рюмку водки не закладывал штаны?..» — лихо пропела старушка.

— Мама, что с вами? — испугался сын. — Вы больны?

— «Очень любила бабка козла», — радостно сообщила старушка.

Ее подхватили под руки и повели к такси. Не успела машина тронуться, как из нее донеслась разудалая, лихая песня:

Зазвонил телефон.

— Здравствуйте, — сказал мужской голос, — я Коля из Воронежа.

— Не туда попали, — ответил я и бросил трубку.

Полчаса было тихо. Очевидно, он бегал по улицам в поисках двухкопеечной монеты. Потом позвонил снова.

— Простите, но это опять я… Коля из Воронежа… Не бросайте трубку!..

— Милый вы мой, — сказал я ему с тихим укором, — быть Колей еще ничего не значит. Если бы все Коли из города Воронежа начали мне звонить, то моя частная квартира превратилась бы в междугороднюю телефонную станцию.