— Имя Синтии Брендон не навело вас ни на какие мысли?

— Нет, а почему оно должно было навести меня на какие-то мысли?

— И в самом деле, с какой стати, если не считать такого пустячка, что это дочь одного из самых богатых людей в Америке — Э.К. Брендона.

— Элмера Кэнтуэлла Брендона?

— Так точно.

— М-да, замуж она вышла без лишней… — хмыкнул Джекоби.

— Значит, они действительно жили в номере для новобрачных? — воскликнула Люсиль.

— По крайней мере, провели ночь.

— А потом?

— Уехали.

— Этого и следовало ожидать, — хладнокровно заметила Люсиль.

Мы стали смотреть по журналу, не оставили ли они нового адреса, но такового не оказалось. Мы допросили швейцара, у которого удалось кое-что выпытать и сделать предположение, что, уезжая, молодожены сели в такси и отправились в аэропорт Кеннеди. Швейцар не был уверен. Вернее, был, но не на все сто процентов.

— А кто этот граф Гамбион де Фонти? — полюбопытствовал Джекоби.

— Бандит, — коротко отвечал я, — А потому, если увидишь его, дай мне знать.

Он снова предпринял попытку добиться свидания с Люсиль, и она дала ему свой номер телефона. Когда мы вышли из отеля, я спросил, зачем она это сделала.

— Но он так настаивал…

— Он осел!

— Тебе не о чем беспокоиться, Харви.

— Кто беспокоится?

— Но ты сердишься…

— Немного. Потому что ты таскаешься за мной по всему городу.

— Хочешь, чтобы я ушла?

— В данный момент мои желания, судя по всему, не имеют никакого значения.

— По крайней мере, — сказала Люсиль, — твоя работа куда интереснее, чем моя. Мне она нравится. Ну разве это не прелесть — не надо делать ровным счетом ничего и полностью располагать своим временем.

— Это как же прикажешь тебя понимать?

— Харви, опять ты сердишься.

— Господи, я работаю как проклятый на эту чертову компанию, а ты говоришь «ничего не надо делать».

— Как проклятый, как проклятый, — поспешно согласилась Люсиль.

Глава VI

Было три часа дня, и месяц март с его любовью к капризам решил, что пора настать весне. Ярко засветило солнце, и подул легкий южный ветерок. Существует легенда, что худший климат в западном полушарии — в Лондоне, но эта легенда существует только потому, что мы, нью-йоркцы, не любим хвастаться. Поэтому, когда ни с того ни с сего выдается такой вот погожий денек — небо голубое, воздух чистый и прозрачный, нежарко и нехолодно, — то город становится не так уж плох, и его жителей охватывает непонятное воодушевление. Я обнаружил, что держу Люсиль за руку.

— Харви, — сказала она. — Пошли в зоопарк.

— Куда, куда?

— Я понимаю, ты думаешь о том, что я тогда сказала, Харви, я была неправа.

— Мне надо работать, — сказал я и отдернул свою руку от руки Люсиль, словно то была раскаленная кочерга.

— Харви, — с укоризной произнесла Люсиль. — Мне было так приятно держать тебя за руку. Я понимаю, ты винишь меня за мою протестантскую этику, но ведь есть и другая Люсиль Демпси.

— Где?

— Возьми меня опять за руку и увидишь. Кстати, разве умение шевелить мозгами — не главная часть твоей работы?

Я сказал, что это так, и мы двинулись к зоопарку. Похоже, многим нью-йоркцам показалось, что это самая привлекательная часть города в такой чудесный день, а потому люди превосходили по своей численности животных в соотношении двадцать к одному. У каждого есть свои любимцы в зоологическом саду Центрального парка. Люсиль, например, помешана на морских львах. Я же разрывался между яками и слонами, возможно, потому что нелепое в этой жизни задевает меня сильнее всего, а нелепее слонов бывают только яки. Люсиль согласилась с моей точкой зрения и, вдоволь полюбовавшись на яка, мы отправились в кафе пить кофе.

— Харви, — сказала Люсиль, — это наше самое очаровательное свидание.

На это я только кивнул.

— Ты немного расслабился, что так приятно, — продолжала она. — А кроме того, это, пожалуй, наше единственное свидание, ведь те ленчи, которыми ты меня кормил, не в счет.

— Как насчет продолжения, скажем, в опере «Метрополитен»?

— Если ты считаешь, что опера — развлечение, то конечно. А по-моему, это тяжкий долг. Впрочем, я опять начинаю вредничать.

— Ничего, ничего, сейчас у меня кроткое состояние. Но скажи, зачем тебе понадобились ксерокопии вопросников?

— Ах да, видишь ли, Харви, в них что-то не так. Ну, скажи на милость, почему он на ней женился?

— Может быть, из-за гражданства? Но я не знаю процедуры его получения.

— Тут надо посоветоваться с юристом, Но в этих анкетах я мельком увидела раздел под названием «Глубинный анализ личности». Там около тридцати вопросов, а точнее утверждений, на которые надо ответить «верно» или «неверно». Обрати внимание на вопрос двадцать один в досье графа. Утверждение: «В любых обстоятельствах я должен быть главным». Ответ: «неверно». Утверждение: «Я верю во власть любви». Ответ: «неверно». Это пункт двадцать четыре. А вот пункт двадцать девять: «Я довольствуюсь немногим». — «Верно». — Люсиль озадаченно посмотрела на меня, — Я, конечно, плохо разбираюсь в этой твоей мафии, но у меня складывается впечатление, что они выбрали в главари совсем не того человека, какой им требуется.

— Почему ты думаешь, что он ответил на вопросы искренне?

— Мне так кажется.

— Но почему?

— А почему бы нет?

— Потому что у человека вроде Корсики должны быть хорошие советники и консультанты.

— Харви, по-моему ты гадаешь, как и я?

— Скорее всего. Но он же должен стать главой Синдиката.

— Где этот твой адвокат, о котором ты говорил? — вспомнила Люсиль. — Мы уже вдосталь нагулялись.

— Его зовут Макс Оппенхайм, он помогал мне разводиться. По-моему, он очень хорошо соображает.

Адвокатская контора «Фаррел, Адамс и Оппенхайм» находится на углу 48-й улицы и Пятой авеню, и потому мы взяли такси. Мы приехали туда в половине пятого и были препровождены в кабинет Оппенхайма, где он как раз подкреплялся чашкой кофе с детским печеньем. Макс роста невысокого, всего пять футов четыре дюйма, но свой малый рост он компенсировал весом. Его костюмы являют собой шедевры портняжного искусства, и, странное дело, его двести двадцать фунтов не производят неприглядного впечатления. Он стал усердно потчевать нас детским печеньем, а когда мы отказались, сообщил, что у его партнера Джо Адамса нет никаких проблем с собственным весом, и он любит лакомиться наполеонами и эклерами, поэтому всегда найдется парочка для нас. Мы оба покачали головами, на что Макс сказал:

— Беда с вами, худыми, не в том, что вы дразните нас, толстяков, вашими поджарыми фигурами, но в том, что вы отказываетесь от потрясающе вкусных вещей. Вот что сбивает меня с толку и ставит в тупик.

Люсиль взяла печенье, на что Макс заметил:

— Посмотри, Харви, какая добросердечная девушка. У нее есть сострадание. Не думаешь ли ты на ней жениться? Ты ведь теперь вольная птица. Если, конечно, ты уже не женился на этой самой Саре Коттер, что была замешана в деле Сабины.

— Нет, не женился, — подала голос Люсиль. — Харви зануда, но не дурак.

— В общем-то, он и правда не дурак. Тогда чем могу быть вам полезен?

— У нас есть одна гипотеза, Макс, — сказал я, — но дело тут серьезное, так что не думай, что я пришел отнимать у тебя время попусту.

— Все равно тебе придется платить, так что какая разница.

— Я заплачу.

— Харви, ты приходишь за советом, я продаю тебе совет. А случай гипотетический, поэтому, возможно, дело не очень законное. За это я беру по двойной таксе.

— Ты этого не сделаешь.

— Может и не сделаю. Но не все ли тебе равно — спишешь это на расходы по делу, а фирма оплатит.

— Харви все равно исстрадается. Это надо понимать, — мягко заметила Люсиль.

— Я понимаю, — отвечал Макс.

— Ладно, повеселились и хватит, — угрюмо проворчал я. — Дело состоит вот в чем. Человек приезжает в США. Официально, но под вымышленным именем. А это значит, что у него поддельный паспорт. Ему нужно получить гражданство, но его документы и прошлое тому помеха. Ему необходима подпорка. Не исключено, что ради этого он может попытаться жениться на американке, но мы не знаем, какова юридическая процедура.