За Дорофеева Татьяна вышла в мае сорок первого года. Меньше чем через месяц началась война. Дорофеев был знаменитым в городе футболистом. Левым крайним в команде «Порт». Чирков, который не пропускал ни одного матча, водил с собой на стадион и Татьяну. Как-то получилось, что она запомнила игру Дорофеева. Он числился рабочим порта. Но, разумеется, не работал. А приходил два раза в месяц за зарплатой. Татьяна после развода с Чирковым устроилась кассиром в бухгалтерии морского порта. Так они и познакомились.

По сравнению с Чирковым новый муж показался ей таким пустым и глупым, что она через неделю поняла - они не смогут осилить медовый месяц.

Рассудила их война.

Уже в июле Татьяна овдовела.

Беженцы из Одессы и Крыма наводнили город. Горкомхоз стал проявлять естественный интерес к Татьяниной двухкомнатной квартире. Подселения можно было ждать со дня на день. Тогда Татьяне пришла счастливая мысль: пускать на постой офицеров. Они долго не задерживались в городе. И, как правило, были мужчины остроумные и веселые.

Татьяна припудрила копчик носа. Кожа на нем немного шелушилась. Это раздражало молодую женщину. Даже пугало. Она понимала, что лицо ее стареет. И она вся стареет. И если доживет, то когда-нибудь станет такой же старой, как Марфа Ильинична. И мужчины будут смотреть на нее без воодушевления или просто не замечать. Что делать тогда? Для чего жить? Правда, при ее фигуре, при ее женских данных лет пятнадцать еще можно продержаться. А дальше? Трудно гадать… Жизнь подскажет. Закрыв коробку с пудрой, Татьяна взглянула на часы. Скоро на работу. А еще нужно забежать к Марфе Ильиничне. Торопливо накинув пальто, она схватила сумку и вышла в коридор. В это же время в дверь постучали. Татьяна повернула ключ. На пороге - Марфа Ильинична.

Протиснувшись в коридор, портниха шепотом спросила:

- Одна?

- Никого больше нет.

- Беда, - сказала Марфа Ильинична. - Несчастье.

ДЕШИН МЕНЯЕТ ПОКАЗАНИЯ

Его вызвали ночью. После двенадцати. Заскрежетал замок. И дверь, скрипнув, вывалилась в коридор. Грязная стена, близоруко высвеченная лампочкой, словно подталкивала выводного, который не остановился в дверном проеме, а шагнул в камеру. Сухо сказал:

- Собирайся.

- Совсем? - без всякой надежды спросил Дешин. И что-то оборвалось у него под дыхом, и он почувствовал, что лицо, и руки, и все тело его мокрые, словно он стоит под дождем.

Выводной ничего не ответил. Снял с плеча карабин, поставил на пол. Приклад грохнул о доски, точно выстрел. Предчувствия Дешина усилились. Он спустил ноги с нар, поднялся, не ощущая собственного веса. Подумал, что сделает шаг и упадет, бесшумно, плавно, как поставленная на ребро бумага. Он хотел накинуть шинель, но выводной остановил:

- Не надо.

- Может, и сапоги возьмешь, - сказал Дешин. - У шофера они всегда ноские.

- Прекратите разговоры! - отрезал выводной.

В коридоре Дешин увидел начальника караула, младшего лейтенанта, и с ним двух солдат. Вооруженных. Он сказал начальнику караула:

- Не имеете права. Вы обязаны показать мне ответ. Я просил о помиловании.

- Не дрожите, - ответил младший лейтенант. - Вас вызывают на допрос.

Слегка закружилась голова, вес стал возвращаться в тело. И Дешин почувствовал под собой цементный пол. И похвалил в душе выводного, что тот не воспользовался его минутной слабостью и отказался от сапог.

Свет в кабинете поставили так, чтобы освещался только стул, на котором будет сидеть допрашиваемый. Каиров отодвинул кресло в дальний угол кабинета. И оттуда мог спокойно следить за ходом допроса.

Как и договорились, Чирков начал без предисловий.

- Дешин, я допрашивал вас уже четыре раза. Поэтому опустим формальности. Уточним детали.

- Слушаю вас, гражданин следователь, - с готовностью ответил Дешин.

- Вот и отлично. Припомните, в какое время, где и куда майор Сизов просил вас его подбросить?

Нет. Дешин не вздрогнул. Он только оторопело посмотрел на Чиркова. Насупился. Глуховато ответил:

- Я не показывал это на следствии.

- Знаю… Поэтому спрашиваю.

- Если знаете, нечего и спрашивать.

- Дешин, полное и самое откровенное признание - ваш единственный шанс спасти жизнь. Я вас не обманываю, Дешин. Дело может быть пересмотрено лишь в том случае, если вскроются какие-то новые, особые обстоятельства. В ваших интересах говорить только Правду.

- Я и говорю правду.

- Не всю.

- Меня помилуют? - с надеждой спросил Дешин, глаза забегали, казалось, из них вот-вот брызнут слезы.

- Возможно, - голос невидимого Каирова, прозвучавший из глубины кабинета, казалось, напугал Дешина. Он внезапно сник, расслабился.

Чирков покачал головой:

- Будете молчать?

- Нет… Я скажу, - вяло ответил Дешин. - Майора Сизова встретил после обеда, когда вышел из солдатской столовой. Сизов спросил, как у меня сегодня со временем.

Я сказал, что вечером отправляюсь в рейс. Он сказал: «Выбирайся раньше, подкинешь меня в Перевальный».

- Вас не удивила эта просьба?

- Нет. Я уже раза два или три возил майора туда.

- Для какой цели?

- У начальства не спрашивают.

- А все же? Он поручал вам перевезти груз или пассажиров?

- Нет. Он ездил один. Там госпиталь… Понимаете, гражданин начальник? - Дешин развел руками. И жалкое подобие улыбки появилось на его лице.

- Объясните, - сухо потребовал Чирков.

- Молоденькие медицинские сестры. Там даже я с одной познакомился. А майору и бог велел иметь среди них зазнобу.

- Кто она?

- Не могу ответить.

- А женщина, с которой встречались вы?

- Женщина? - удивился Дешин. Возразил печально: - Она еще почти девчонка.

- Фамилия?

- Не спрашивал. Аленкой ее зовут. Там все знают.

- Дальше? - поторопил Чирков. Если бы Дешин мог хорошо видеть лицо следователя, он бы легко понял, что капитан недоволен его вялыми, неопределенными ответами.

- Вечером, значит, я поехал. Затормозил у госбанка. Там ко мне в кабину сел майор Сизов. На третьем километре велел остановиться, друга, значит, забрать нужно было.

- Друг не ожидал майора у трансформаторной будки?

- Не… Он был в общежитии рыбзавода. Майор вылез. А мне фляжку с водкой оставил. Я в тупичок съехал, чтобы автоинспекцию не раздражать. Там и приложился к фляжке…

- Вас не удивило, что майор дал вам водку?

- Нет. Он всегда что-нибудь давал. Водки ли, папирос…

- А когда же вы задавили майора?

- Сам не пойму. Выпил. Вздремнул маленько… Когда пришел в себя, майор был готов.

- Почему вы скрыли это обстоятельство на следствии? - спросил Чирков.

- Я боялся… За нетрезвый вид получить больше.

- Получили под завязку… - подал голос Каиров. - А скажите, куда вы девали фляжку?

- Кажется, она осталась в кабине.

Ответ не удовлетворил Каирова:

- А если точнее…

- Я не брал ее.

- Выходит, она исчезла.

- Я не брал ее, - повторил Дешин.

- Вспомните, когда вы очнулись, фляжку видели?

- Не обратил внимания.

- Жаль. Это единственное вещественное доказательство, которое могло подтвердить правдивость ваших слов. Но его нет.

- Может, фляжку взял милиционер, - сказал Дешин.

- Не думаю, - ответил Каиров. - Но мы уточним.

ГОСПИТАЛЬ В ПЕРЕВАЛЬНОМ

В тот день хорошо светило солнце. И молодые листья, желтые и клейкие, смотрели в небо, как в зеркало. Густо пахло землей и терпкой зеленью, а когда шоссе выходило к морю и оно веером разворачивалось перед машиной, воздух свежел, словно распахивалась форточка, и можно было угадать, как пахнут водоросли, ракушки, галька.

Они ехали вдвоем. Машину вел Чирков. Каиров сидел рядом. Щурясь от яркого солнца, глядел на дорогу, обсаженную выкрашенными в цвет земли столбиками, за которой, опускаясь вдаль, светлела лощина. Разбросанные по лощине домики и заборы вокруг них казались Каирову игрушечными.