- Не знаю. Мне подарили.

- А-а-а… - протянул казак и покачал головой. - Я и думаю, Прохора. То-то его жинка убивалась. Гнедко! Гнедко! Чуешь? Ух, Гнедко! Ух, разбойник!

Дончак заржал, опять потянулся к дядьке. Ваня вскочил в седло.

- Спасибо за ведро!

- За спасибо коня не купишь!

На этот раз пулемет забил слева - бандиты успели догнать и ударить. Алеша-китаец и на этот раз спас от погибели - развернул тачанку и в упор, не торопясь, рассеял конников. Он бил по лошадям - цель большая, а без коня казак, считай, как безрукий в драке.

Ваня поскакал на выстрелы. На ровном месте попалась ямка. Гнедко (вот, оказывается, как звали коня) прыгнул, седло мгновенно повернулось вместе с седоком под пузо. Ванюша вылетел из седла, хорошо, что ноги не успел вставить в стремена.

На какой-то момент он потерял сознание. Боль была оглушительной. Он разбил лицо в лепешку. Гудела голова. Ваня встал, зашатался… Ни души, лишь обиженно прокричал коршун, взмыл ввысь и пошел кругами над степью, ища поживы. Тошнило, вновь смертельно захотелось пить.

«Куда идти? Где наши? Что там? Как там? Почему тишина, не слышно выстрелов?»

Ноги не слушались, но он заставил себя идти, опираясь на карабин.

Он услышал стук копыт. Кто-то скакал с запасной лошадью. Белый или красный?

Спасение или погибель?

Он узнал Гнедка и, уже не думая о том, кто скачет, побежал навстречу.

«Как же я забыл подтянуть подпруги! - упрекал себя Ваня. - Ух, дядька! Друзья, выходит, с хозяином Гнедко. Сказал бы ребятам, кто такой, враз бы хлопнули. Неужели Гнедко - Беляк к нему побежал? Или дорогу домой вспомнил? Признал, значит, своего».

- Ваня, Ванюша, ранен?

- Дядя Илья! Гарбузенко! Живой я… Как ты тут очутился?

- Сидай, горе луковое. Полк подоспел, пошли на преследование. Теперь им не уйти - у наших кони свежие. Гляжу - твой Беляк. Ну, думаю, с хлопчиком дюже плохо. Спрашиваю - гутарят, бачили у колодца, я за тобой, думал, не свидимся. Ой, маты? Кто тебя разукрасил, як икону? Чи рукопашная была? Сколько бандитов порубав? Почему твое седло было под брюхом у коня? На, пей, оставь трохи на дне фляги. Плохо я тебя учил, бить надо было.

- На водопое отпустил подпруги, потом…

- Ясно! Теперь будешь на усю жизнь ученым. Га!

- Моего коня звать Гнедко, - сказал Ваня.

- Откуда дознался?

- Дядька у колодца признал Гнедко. Сказал, что хозяина звали Прохор.

- Як кликали?

- Прохор.

- Тю, дурья башка! - удивился Илья. - Хозяин коня не Прохор, а Иван Сидорихин. Це ж ты… Хозяин коня тот, кто на нем сидэ, кого конь на себе нэсэ, кому служит, из чьих рук овес принимав. А що имячко выпытал - це гарно, бо конь, як пес, всю жизть на одну кличку агукает.

Станица купалась в садах. Ребятишкам купаться было негде» так как летом речушка пересыхала и по руслу, как по дороге» ездили на волах. Воду здесь собирали загодя с весны в запрудах, называемых ставками, из них поили скотину, для питья самим в землю врывали цистерны* куда стекала с крыш дождевая вода, хотя безвкусная, зато чистая,

На воротах красовалась гоголем цифра 2, написанная мелом. Илья кивнул Ване:

- Давай завернем, для нас прописано.

Ехали по трое, эскадрон точно таял…

- А пустят?

- Двоем прописано, - сказал Илья, - цифири квартирьеры малюют, народ тут обвыкший, но треба военная хитрость, чтоб иа топора суп сварить. Ты слухай, я буду шуровать,

Наставник Ванюши никогда не оставался голодным, хотя в походах не было ни кухни, ни фуража и жили на «подножном корму», как овцы в гололед: сумеешь «пробить лед» - будешь сытым и коня накормишь.

Илья спешился, огляделся, словно обнюхал двор, подмигнул Ване:

- Хозяйство справное, сыто живут… Это хорошо! Держи мой поводок. Сними с пояса диски, Алеша ругаться не будет. Чего ты ему их возишь, у него тачанка есть. Громыхни. Набивать не будем, шибче грохочет. Помогать пулеметчику в бою легче, чем у куркуля шмот сала выпросить. Не тушуйся, не психуй, будем действовать по науке. Рассупонь ворота, иди трохи сзади для важности. Пошли!

Он вошел во двор атаманом. Постоял, показал рукой, куда поставить коней, потом широким жестом приказал следовать за ним в хату. В окнах мелькнули женские лица.

В хате было полутемно, горела большая керосиновая лампа с привернутым фитилем. Илья подошел к столу, еще круче выпятил грудь.

- И кто тута есть?

- Що тебе, служивый? - вышла из-за перегородки хозяйка, дородная казачка лет сорока пяти в кофте домашней вязки.

- Приказываю подать кушать моему солдату, - сказал Илья, показывая большим пальцем через плечо на Ванюшу.

- Який же вин солдат? - подбоченилась тетка, уставившись на мальчишку.

- С кем ты гутаришь! - взревел Илья, с трудом контролируя речь, чтоб не перейти на родной диалект. От его могучего голоса чуть не потухла лампа. - Как ты сбрехнуть такое могла, сказать… такое. Это… Это самый мой любимый адъютант, что ни есть верный солдат… из Питера родом. Слыхала Питер? Столица бывшей русской самодержавной империи. Там царь с генералами в преферанс играл… Игра такая. И мой адъютант там жил. Во игде он жил. А теперь я ему сюда приказал явиться. Давай бомбу!

Он подскочил к Ване, вырвал диск от ручного пулемета, громыхнул о лавку.

- Разнесу курень начисто, будете знать, как моего верного солдата лаять!

- Ой, лиху! - перепугались женщины. - Ой, что ты, миленький! Хиба ж я знала, кто вин, я враз ему соберу.

- Другое дело, - сменил гнев на милость Илья. - И мне заодно трохи накладай. Так и быть, попробую кулеша, твою стряпню отведаю. О, какая ты спелая, должна вкусно готовить.

- Настя! - скомандовала хозяйка. - Не ховайся… Главный командир приихал. Хлопчик, заходь в хату, заходь. У нас не Питер, но мы люди чистые. Заходь!

Она поставила табурет, взобралась на него, вывернула фитиль и… застыла.

- Ой, людины, ой, родни, ой, цацу, ой, дытына малое! Що они над тобою зробили! - заголосила она во весь голос, как по покойнику. Откуда-то вынырнула дочка хозяйки, молодуха широкой кости и завидной красоты. В доме точно посветлело. Она тоже уставилась на Ванюшу.

- Перестаньте выть! - стушевался Илья. - С лошади упал во время боя. Переполошите всю станицу. Дайте ему умыться.

С печи, кряхтя, слезла старуха, взяла ухват, вынула из печи чугун с теплой водой. Меньшая дочка, Манька, принесла вышитое полотенце. Хозяйка с молодухой подхватили Ванюшу под руки, повели к умывальнику, пристроенному за печкой, подтащили по полу лохань с теплой водой, начали стаскивать с паренька одежду.

- Не надо! - отбивался Ваня. Ему было трудно говорить. Губы распухли в пол-лица, как у вурдалака, глаза заплыли синевой. - Я живой, а вы меня отпеваете. Не надо!

- Мы жалкуем тебя, - слушали женщины, - трохи смоемо, не рычи вовком, не забидим, само мало и чуть живэ, да еще и командуэ. Маня, сготовь постелью, мы его зараз и положимо.

Илья, руководствуясь старым принципом «где у солдата шинель, там и дом», понял, что ужин обеспечен.

Он подозвал меньшую, Маньку, что-то прошептал, затем, повесив шапку и карабин на гвоздь, вбитый в простенок между окнами, выскользнул во двор к коням. Занятая «адъютантом» хозяйка не обратила внимания на странное поведение «главного командира», и подобное невнимание стоило ей двух торб с овсом.

Вернулся Илья довольный и вовремя: на столе дымилась глубокая глиняная миска вареников, залитых по меньшей мере полкрынкой сметаны. Илья «посурьезнел», опять выпятил грудь, точно на нее прикололи четыре «Георгия» с мальтийским крестом в придачу, пригладил чуб и поинтересовался:

- Гражданочки, мне-то теплой водички не оставили?

- Тебе зачем? - удивилась хозяйка, окатывая Ваню из ковша.

Ваня в трусах стоял ногами в лоханке. Он уже не сопротивлялся, поняв,

что сопротивляться бесполезно. Хозяйка закутала его в чистую лошадиную попону, подхватила, как перышко, на руки, понесла к разобранной постели, вздувшейся периной и двумя огромными подушками. Мальчик утонул в пуховиках.