На его самоуничижительное заявление ответил голос. Он донёсся от Синдзё.

— Но… это плохое решение.

— Жизнь одного человека действительно весит больше, чем целая планета. И основываясь на справедливости Пути Левиафана, мы не можем забрать что-либо ценою человеческой жизни, даже если это Концептуальное Ядро.

— Вот почему я намереваюсь драться, — сказал Хиба. — Потомки тех, кто сражался в прошлом, будут сражаться без связи с Отрядом Левиафана. Для нас, это будет второй раунд Концептуальной Войны, и никто не будет спрашивать, если один из нас умрёт. Но…

Он опустил голову и приложил руку ко лбу.

— Это больше не пройдёт. Теперь, раз я тебе рассказал, Отряд Левиафана не может позволить мне продолжать. Если вы так поступите, то получается, что я совершаю убийство по доверенности. И это означает, что Отряд Левиафана даже не попытается заполучить Концептуальное Ядро 3-го Гира. Подобные действия будут означать убийство ради спасения мира.

— Верно, — согласилась Синдзё. — Мы взвешиваем целый мир против одной жизни… Но если Путь Левиафана означает поступать по справедливости, мы не можем принять убийство даже ради спасения мира, Саяма-кун.

— Я не вижу здесь никакой проблемы.

— Верно. Никаких проб… Стой, Саяма-сан!

Голова Хибы вздёрнулась, и он увидел, что на него взирает невозмутимое лицо Саямы. Рядом с ним, глаза Синдзё расширились, и её бледность можно было заметить даже в ночи.

Саяма посмотрел туда-сюда между ними.

— В чём дело, Синдзё-кун? Я бы хотел залечить этот ушиб как можно скорее, но перевязка моего плеча всё ещё не готова?

— Не готова… С-саяма-кун? Что ты только что сказал?

— Я сказал, что не вижу никакой проблемы.

Он выдал небольшую улыбку, и Хибу бросило в пот даже холоднее льда на его животе.

…Этот парень…

Он с лёгкостью принял решение о том, что мучило Хибу годами.

Тем не менее, спросил об этом не Хиба.

Это была Синдзё.

— О чём ты говоришь, Саяма-кун?!

Она произнесла так громко, что все в округе обернулись в их сторону.

— Я… я этого не хочу! Мы, может, и противоположности, и если я говорю, что не хочу кого-то убивать ради спасения мира, пускай это и значит, что ты скажешь противоположное…

Её слова неожиданно рассыпались, брови ощетинились, и рот искривился.

— Но… Я не хочу, чтобы ты такое говорил.

Она опустила голову, и Хиба увидел, как что-то блестящее капнуло вниз.

…Синдзё-сан, должно быть, он действительно дорог.

Но как поступит Саяма?

Он поднял голову и в самом деле повернулся к Синдзё. Всего на миг его глаза прищурились, и он кивнул, несмотря на то, что Синдзё не могла увидеть это с опущенной головой.

Вот и всё. Когда он повернулся к Хибе, то вернул свою невозмутимость.

Прежде чем Саяма успел что-то сказать, Хиба вздохнул и произнес:

— Если не дашь своему партнёру ясно увидеть свои чувства, это вызовет разногласия.

— Подобное только поставит нас в неловкое положение. Кроме всего прочего, мы не вправе заниматься обсуждением и разрешением данной проблемы. Истинное невежество принимать подобное решение без присутствия пострадавшего. В данный момент, нам необходимо лишь закрепить наши персональные аргументы. Разве я не прав?

Саяма повернул голову и глянул Хибе за спину.

— Э?

Синдзё подняла своё плачущее лицо и взглянула в том же направлении.

В заключение обернулся Хиба.

Вслед за ним прочий народ, разрозненный по округе, посмотрел туда же и прекратил движение.

В какой-то момент на каменистой местности появилась женщина. Её сзади подсвечивал лунный свет.

Она носила красный костюм, и Саяма произнёс её имя:

— Гиес-кун, верно? Что тебе нужно в столь поздний час?

— Всё просто.

Гиес легко развела руки.

— Я прибыла ради Пути Левиафана, чтобы 3-й Гир мог продолжить существование.

Некую комнату заливал красный цвет.

Она была приблизительно шести квадратных метров, и в ней находились рабочий стол, раковина и переносная плита с чайником сверху. На столе выстроились чаны, полные жидкости.

Около потолка натянули провода, и с них свисало нечто, напоминающее чёрные пояса.

Это была тёмная комната для проявления фотоснимков.

Единственным человеком, таившимся внутри и занятым делом, оказался старик в лабораторном халате.

— Цифра не может превзойти аналог. Интересно, какие выражения лиц мне достались.

Он надел красные резиновые перчатки, маркированные «Только для персонального использования Ооширо — х3», и заглянул в один из чанов.

— Ну что ж, не пора ли их вынимать?

В следующий миг дверь позади него открылась, и раздался женский голос.

— Эй.

— Аааа!

Ооширо окинул взглядом материалы, выставленные на свет. Он раскинул руки в стороны в центре комнаты, и медленно развернул стопы, продемонстрировав самодельный разворот в замедленном движении.

— Ты уничтожила мою вновь обретенную юность, которую не по силам одолеть даже собакам или цикадам!!

— Дурак что ли? И эта комната воняет. Запашок от тебя, не так ли? Я не прощу тебя, даже если ты падёшь ниц.

— Ты выпалила так много на одном дыхании, Брюнхильд-кун!

Брюнхильд вздохнула, стоя в своей униформе под светом зала ожидания у неё за спиной.

Затем Ооширо заметил, как позади неё заглядывает в комнату человек в лабораторном халате.

— Касима-кун? Какое необычное сочетание. Что привело сюда вас обоих?

— Ну, дело в том, что…

— Ох, подожди минутку. Вы не прочь отведать чая? Глядите. У меня есть отличный чёрный чай, который недавно попал мне в руки.

Когда Ооширо поднял чайник с плиты, Брюнхильд подобрала кота у себя под ногами и швырнула его в открывшееся сверху отверстие. Чай и пар, которые выплеснулись наружу, попали Ооширо на руки, всё ещё одетые в кожаные перчатки.

— Ааааа! — завопили вместе кот и старик.

— Замолкните, оба. Считайте это стерилизацией и смиритесь.

Кот вытащил из чайника верхнюю часть тела, наклонился назад и заорал:

— Б-брюнхильд! Я тебе этого не прощу! Прости!

— Ох, бедняжечка. Ты, кажется, сбит с толку.

— И чья это вина?! А ещё, смотри мне в глаза, когда обращаешься, Брюнхильд!

Глянув на выкрикивающего чёрного кота, чей живот и выше будто выросли из белого чайника в руках Ооширо, Брюнхильд нахмурилась.

— Какой неудачный баланс цветов.

— И это всё, что ты скажешь?! Всё?! Наверняка есть что-то ещё!

— Успокойся. И мы растратили слишком много времени. Представитель 2-го Гира, объясни ситуацию максимально коротко.

Когда Брюнхильд увидела, что Касима снимает кота небольшой видеокамерой, она снова нахмурилась.

— Что ты делаешь?

— Моя Харуми начала проявлять интерес к подвижным вещам, поэтому я подумал, что подобное видео весьма пригодится. Не переживай. Когда я принесу видеозапись домой, то переделаю звук и фон. Может, всё перенесётся в космос.

Брюнхильд схватила камеру сверху и запустила её в пол.

Можно было услышать треск, и Касима, после короткой задержки, закричал:

— Ааааа!

— Затихни. Ни один из вас не сдвигает этот разговор с места.

— Мне не хочется напоминать, но это полностью твоя вина!

Брюнхильд проигнорировала замечание кота, скрестила руки на груди и глянула на Ооширо.

— Я слышала, что с тобой связались прочие UCAT. Почему?

— А… Я не могу об этом рассказывать.

— Позволь сказать начистоту, Ооширо. Мы представители наших Гиров. Ты должен раскрывать всю свою информацию касаемо Пути Левиафана.

— Ясно. И что ты дашь нам взамен?

Брюнхильд вздохнула.

— Отсутствие подозрений по отношению к действиям UCAT. Разве это вам не пригодится в будущем?