Баку забрался на одну из связок бумаги и тут же заснул.

…Это важно для Синдзё-куна?

Баку не ответил и даже не повернулся в сторону Саямы. Он уже свернулся калачиком и крепко спал.

Саяма выдал небольшую улыбку.

Он повернул глаза на свой собственный стол и увидел учебные принадлежности, которыми пользовался с первого года.

Парень потянулся к углу стола. Там разместилась фотография в рамке.

Он подхватил небольшую деревянную рамку перевязанной левой рукой и выставил ее на лунный свет.

На фотографии изображался обширный спортзал. Он ярко освещался, и в нижней части виднелась белая платформа для победителей. На первом и третьем месте стояли парни, одетые в кимоно для каратэ.

Саямы на фотографии не было.

Парень молча вернул рамку на прежнее место. Шрамы на левой руке сияли белизной в лунном свете.

— …

Он услышал неожиданный звук. Шуршание ткани.

Осознав, что это такое, ппрень повернулся к источнику звука.

Шорох был вызван Синдзё, что повернулся на нижней койке.

Распущенные волосы парня раскинулись по всей кровати. Его тело согнулось в пологую форму «V», и тонкое одеяло его прикрывало. Он был одет в белую ночную рубашку.

Одеяло слегка раскрылось, и его ступня и белые бедра показались наружу.

— Мм…

Слабый голос вырвался из его губ, и его выражение лица слегка изменилось.

С коротким вздохом он поправил свое положение. Эти слабые движения углубили V-образную форму его тела.

Одеяло сползло в сторону и из-под рубашки выглянуло белое нижнее белье, прикрывающее его зад. Саяма взглядом сопроводил линии его бедер, одно из которых находилось слегка впереди другого. Линии продолжались длинными изгибами, изогнутыми во всех необходимых местах.

Саяма присмотрелся к белому нижнему белью, скрывающему его зад, и наклонил голову:

— Это серьёзно не Садаме-кун?

Парень поднес руку к подбородку и задумался. Он осознал, что узнает раз и навсегда, если снимет нижнее белье прямо перед собой.

И он продолжил размышления.

Саяма обдумал положение, его внезапность, что произойдет после, и как он сможет справиться с последствиями. И в итоге он выработал план:

— Если я объясню ситуацию, он наверняка поймет.

Саяма веско кивнул и ощутил, что эти слова содержали в себе огромную силу убеждения.

Его сомнения развеялись. Пришло время действовать. Парень наклонился над кроватью, словно прикрывая Синдзё собственным телом.

Следом он начал тянуться к ткани, выставившей напоказ округлые формы зада Синдзё.

Но вдруг с губ Синдзё сорвался тихий голос. Он заговорил дрожащим, надломленным голосом:

— …Прости.

Саяма поднял голову и посмотрел Синдзё прямо в лицо.

Парень стонал, и его глазницы дрожали под закрытыми веками. Его рот слегка приоткрылся, когда он промолвил:

— Я всегда ошибаюсь…

Его частично сбитое дыхание поглотило эти слова. Он больше не мог говорить, но его лицо оставалось неизменным.

Саяма припомнил слова, которые говорила Садаме, и покачал головой.

За последние несколько дней он начал придавать значение тому, что люди говорили во сне.

…Я настолько неясный человек?

Саяма глянул на лицо Синдзё, но проговорил так, словно предупреждая себя.

— Дело вовсе не в этом. …Я гарантирую это.

На этих словах Саяма воспользовался своей вытянутой рукой, чтобы схватить одеяло. Он укрыл им назад тело Синдзё.

После этого легонько похлопал Синдзё по спине. Саяма сделал это медленно, словно убаюкивая ребенка.

— Мм…

Дыхание Синдзё постепенно успокоилось. Однако строгое выражение не сошло с его лица.

На данный момент это мой предел, осознал Саяма.

Парень понимающе кивнул и поднялся с кровати. Он выглянул в окно и увидел на небе белую луну. Саяма проговорил, пока смотрел, как луна посылает свой свет, который можно было назвать холодным:

— Я делаю нехарактерные для себя вещи, но это может быть моя единственная возможность. Продолжу ли я накапливать ненависть на себе до тех пор, пока мое тело не разрушится, или же от всего отрешусь? ...В скором времени мне следует выбрать одно или другое.

Он потянулся рукой к луне. Боль в перебинтованной левой руке пронеслась сквозь плечо ему в голову.

Однако Саяма раскрыл свое изрубцованное левое запястье, затем сложил его в кулак, словно хватая луну.

Он выпустил дыхание и определенные слова:

— Каковы условия для злодейства?

Глава 17. Недвижные цветы

Пробуждение Брюнхильд началось с неожиданности.

На ее щеке вдруг появилось слабое ощущение.

— !..

Ее плечи содрогнулись, и она открыла глаза. Брюнхильд глянула на правое плечо, но ничего там не обнаружила.

Что это было? Задумалась она, когда увидела незнакомую сцену. Девушка находилась не в своей родной тусклой комнате общежития. Потолок был высоким, и вокруг выстроились книжные полки. Она заметила утренний свет.

Часы на стене оказались больше, чем в ее комнате, и стрелки на них показывали 6:30 утра. Осознав, который час, она слегка запаниковала. Ее паника повысила сердцебиение, которое смело остатки сонливости. В ее голове всплыл ясный вопрос.

— Где я?

Девушка находилась не в комнате общежития. Это другое место. Намного больше и теплее.

Она сосредоточила взгляд, но в обзор попадал только потолок, книжные полки и обширное пространство. Однако Брюнхильд его узнала. Ее память приняла форму слов.

— Библиотечная стойка.

Девушка уснула на стуле, а не на кровати. То, что она заснула, печка рядом с ней, и зеленое одеяло, которым кто-то ее укрыл, заставило ее осознать свою оплошность.

Но вместе с тем Брюнхильд задавалась вопросом, сколько времени прошло с тех пор, как кто-то прикрыл ее одеялом. Она едва проснулась, но поместила одеяло обратно на плечо, с которого оно соскользнуло, и отдалась его теплу.

Вслед за этим девушка увидела то, что ее разбудило. На одеяле рядом с ее грудью стояла небольшая фигура.

Солнечный свет, поступающий через окно между двумя книжными полками, вместе со светом от потолка осветили птенца с синей головкой и черными крылышками.

Глаза Брюнхильд встретились с птичкой. Птенец поднял хвостик и тихонько защебетал.

Брюнхильд замерла на месте.

— Ах…

Слабый голос вырвался из ее губ, и ее ресницы опустились.

Она пошевелила руками, чтобы поднять одеяло, и мягко поддержала птенца сквозь ткань.

Со скрипом стула Брюнхильд поднялась. Стоя на ее руке поверх одеяла, птенец склонил головку. Он поклевал внутри своих крылышек, но в остальном находился на месте.

— Ты можешь выпрыгивать из коробки, но по-прежнему не можешь летать, не так ли?

Брюнхильд потянулась к картонной коробке.

Птенец спрыгнул с горки на одеяле прямо внутрь.

Состояние содержимого коробки с прошлой ночи изменилось. Блюдце для еды ныне содержало крохотные желтые зерна.

Это просо. Зигфрид рассыпал его для птиц утром, и, похоже, птенец уже немного поклевал, пока Брюнхильд спала. Однако он глянул вверх на девушку и приоткрыл свой перевёрнутый рот.

Замечание насчет птенца пришло откуда-то сбоку.

— Похоже, Вы ему весьма приглянулись.

Этот низкий голос сопроводил белый бумажный стаканчик в вытянутой руке. Из сосуда исходил пар и слегка кисловатый запах. Там находилось кофе.

Брюнхильд повернулась к человеку, сжимавшему стаканчик.

Рядом с ней стоял высокий пожилой мужчина — Зигфрид. Он кивнул.

— После того, как это выпьете, возьмите своих птенца с котом и уходите, — произнес он, делая упор на то, что она должна идти.

Старик поставил стаканчик на стойку.

Он повернулся к ней спиной, потушил печку и начал разбирать вещи под стойкой.

Брюнхильд положила одеяло на стул и разбудила черного кота, свернувшегося калачиком под стулом. Кот поднялся и осмотрелся по сторонам. Его спящие глаза повернулись к спине Зигфрида.