— Согласен, — сказал Морис.
Влади снял трубку, карандашом набрал номер.
— Алло, Валлес… Это Россель.
Они всегда называли друг друга именами времен Коммуны.
— Встречаемся через час… В обычном месте. Срочно… Нет, не все гладко… Делеклюз вышел из игры. Расскажу при встрече.
Повесив трубку, он бросил на Мориса взгляд хищника.
— Ложись спать. Остальным займусь я.
Свою первую записку Флоранс разорвала: слишком длинная, слишком много глупых обвинений, это недостойно. Теперь она трудилась над второй.
«Я бы поехала в Довиль, как покорная супруга. Но это невозможно! Да. Ты прав: дальше так продолжаться не может. Если хочешь, посмейся над этим, но я действительно переживаю кризис. Буду откровенна: мне надоел дом, моя никчемная жизнь, все остальное. Если бы я пошла к невропатологу, он бы мне наверняка посоветовал: „Смените обстановку… Отправляйтесь путешествовать…“ В браке тоже должны быть отпуска, как отпуск по болезни. Я уверена, что между супругами вырабатываются токсины. Так вот: я их получила вдоволь и прошу меня отпустить. И не задавать вопросов. Поверь мне хоть раз. Я еще сама не знаю, куда пойду…»
Она пососала ручку и на минуту задумалась. Раньше… а было ли раньше… всего лишь шесть лет… Боже мой! Шесть лет! Как это было давно! Она была счастливой… в Каннах, где представляла зимнюю коллекцию… Поль уже тогда настаивал на браке. Но там же был и Рене… Милый Рене, такой нежный! Такой страстный… И она ушла от него, как от собаки, которую привязали к дереву, чтобы не слышать, как она скулит… Флоранс порылась в ящиках секретера в поисках старой записной книжки. «Рене Аллио… Болье».
В Ницце они встречались каждый вечер в разных гостиницах. Что с ним стало? Может, женился. Может, умер… Легко проверить… Поддавшись глупому порыву, она взяла телефон и набрала номер. Услышав гудки, представила себе квартиру, где однажды была, холостяцкую квартиру, не очень ухоженную, но обставленную с истинным вкусом. Из кабинета открывался вид на порт с шикарными кораблями и ярко-синим морем между двумя мысами. В трубке слышались гудки, но никакого ответа. Она повторила попытку. Ей вдруг представилось очень важным переговорить с Рене. Разумеется, не для того, чтобы возобновить связь. Но ведь они так друг друга любили, что теперь могут стать друзьями. С определенной долей меланхолии, печали, снисходительности. Но она может на него положиться…
Телефон не отвечал. Она посмотрела на часы: половина одиннадцатого. Или его нет дома, или он там больше не живет, или… Глупо упорствовать. Она вернулась к записке, рассеянно перечитала ее. После слов «сама не знаю, куда пойду» добавила «Идти не к кому. У меня нет любовника. Просто ни от кого не хочу зависеть, во всяком случае какое-то время…». Потом, поддавшись удивившему ее саму порыву, разорвала записку на мелкие кусочки. К чему извинения? И почти оправдания? Ей хотелось просто уехать, бросить Поля, виллу, его заботы, приступы гнева, идиотские подозрения… ладно, надо это сделать немедленно, не испытывая угрызений совести. А раз ее привлекает Лазурный берег — с Рене или без него, — пусть будет Лазурный берег. В конце концов, Рене — просто предлог, удобный повод вычеркнуть из жизни шесть лет серого существования и вернуться на перекресток, где она сделала неправильный выбор. Дабы покончить с сомнениями, она начала листать справочник «Эр Франс», крестиком отметила колонку, где перечислялись рейсы на Ниццу. Затем, с едва сдерживаемым нетерпением, схватила телефонную трубку и продиктовала телеграмму:
— «Рене Аллио, Болье-сюр-Мер, улица генерала Леклерка, д. 6-а.
Необходимо встретиться прилетаю 18 часов целую Флоранс».
Жребий брошен. Встретит? Не встретит? Главное — снова увидеть пальмы, ослепительное море, ресторанчики старой Ниццы, где прохладно, как в пещере. Прежде всего ей хотелось встретиться с прежней Флоранс, для которой жизнь была праздником. И вот решение принято, вновь открылась дверь, которую она считала запертой навсегда.
Вырвав из блокнота новый листок, на одном дыхании написала:
«Я уезжаю. Ты сможешь прекрасно обойтись без меня. Не вздумай искать. Я тебе этого не прощу. Флоранс».
Аккуратно сложив листок, положила его в конверт, осторожно запечатала, как будто речь шла о подарке.
«Полю».
Оставила конверт на видном месте, прислонив его к часам на письменном столе. То, что она делает, не очень красиво. Она почти до боли ощущала это. Можно было бы подождать более спокойных дней. Она же пользуется моментом, когда Полю приходится защищаться, и незаметно скрывается, как иные трусливо отходят от места драки. Ну и что? За шесть лет она свою порцию тумаков получила. И потом, она намеревалась вернуться… позднее… если Поль в конце концов проявит понимание… Нет, она не вернется. Решение принято. Но она сознавала, что в этот самый, пожалуй, важный момент своей жизни ей ничего не хочется, она не может прийти ни к какому выбору и находится в полной растерянности. Просто в ней, как молоко на огне, поднималось желание.
Комнату за комнатой она обошла квартиру, пытаясь понять, испытывает ли чувство сожаления или ощущает себя здесь посторонней. Возможно, если бы Поль в который раз не оставил ее одну… В последний раз! «Мы созвонимся, — подумала она. — Я поставлю свои условия. На этот раз он меня выслушает». Вынула из шкафа чемодан, протерла его и положила на кровать. Что с собой взять? На сколько времени она уезжает? Надо принять решение… И вдруг до нее дошло, что все уже и так решено. Места на самолет все равно не достать. Она забыла, что сегодня тридцатое июля. Подбежала к телефону, набрала номер «Эр Франс»… раз… другой… Все время занято. Если не получится с самолетом, остается «Мистраль». Но надо торопиться.
Наконец полный безразличия голос сообщил ей, что все рейсы на Ниццу заполнены, мест нет. Позвонила в другие компании — «ТВА», «ЮТА», «Пан-Америкэн». Начала нервничать. Ей хотелось уехать прямо сейчас… не завтра… и не послезавтра. Ее не может остановить прихоть глупого случая. В конце концов она отказалась от попыток улететь самолетом и позвонила на Лионский вокзал. Естественно, занято. К тому же она вспомнила, что заказы на поезда того же дня не принимаются. Бросив телефон, нашла железнодорожное расписание. Поль всегда ездил на машине, но на всякий случай держал всякого рода расписания и справочники. «Мистраль» отходит в час двадцать. Он, конечно, тоже будет переполнен. Но увидев ее стоящей на ногах, кто-нибудь наверняка уступит место. Зачем же она так поспешно отправила телеграмму… Тем хуже. У нее больше нет времени. Но Рене будет ждать напрасно, если, конечно, получит телеграмму.
Она еще не утратила привычки быстро собирать в чемодан белье и одежду, необходимые для достаточно долгого отсутствия. Раньше она довольно часто уезжала в поездки и точно знала, что надо брать с собой. Она добавила только маленькую шкатулку самыми ценными украшениями. Взвесила чемодан. Это был первый шаг к отъезду. За ним последовали другие. Она быстро оделась, накрасилась, закрыла ставни. Было очень жарко, удастся ли поймать такси? Ключи? Куда она сунула ключи? И муслиновый шарфик?.. Подарок Поля. Взять его? Оставить?.. В конце концов она привязала его к ручке чемодана. Вышла. Шесть лет назад она пришла сюда с тем же багажом. И с запасом иллюзий. Ну что ж, моя девочка, не растравляй себя.
Аллио лежал на кушетке во врачебном кабинете. На руке натянута черная полотняная лента.
— 160, — сказал доктор. — 160 на 110. Для человека под сорок многовато. Знаю, у тебя всегда было слегка повышенное давление… Садись.
Прошелся стетоскопом по груди. Под мышками.
— Просто переутомился, — пробормотал Аллио.
— Я тоже так думаю. Одевайся. Ты куришь все так же много?
— Полпачки в день. Бывает больше, когда много работы. Чего ты опасаешься?