— Да, — сказал я, пытаясь вложить хоть немного пыла в свой ответ.

— В таком случае необходимо действовать, и чем скорее, тем лучше.

Жюльен согласился с этим, когда присоединился к нам в гостиной, где нам подали скверный кофе. Ты уехал в Каор. Отныне мы были свободны и могли без всяких помех разрабатывать план военных действий.

— Я немного знаю эту клинику, — сказал Жюльен. — Ее держат святые сестры. Когда они уходят на службу в часовню, туда, должно быть, можно проникнуть, не привлекая особого внимания. Какие-нибудь десять минут! Мне понадобится не больше десяти минут, чтобы ликвидировать его, но для этого я должен располагать четким планом. На тебя можно рассчитывать?

— Конечно.

Как далеко заставят меня зайти эти двое? Сердце у меня сжималось при мысли о готовящемся убийстве. Что я такое говорю? Об убийстве, которое я готовил вместе с ними. О, я знаю! Ты солдат. Жизнь других для тебя ничего не значит. Но «другие» — это бойцы, неизвестные тебе люди. Я же должен был встретиться с Плео лицом к лицу. Он протянет мне руку. Улыбнется мне, потому что я его друг, я тот, кто спас ему жизнь. А теперь я собирался погубить его. Направляясь в клинику, я забыл обо всем остальном: о его слабостях, может быть, даже о подлости, о его связях с фашистской полицией. Я был просто несчастным человеком, которого вынудили пойти. И я шел приканчивать раненого!

У входа в клинику я наткнулся на полицая, однако вид его формы нисколько не устрашил меня, напротив, я даже обрадовался. Если клинику охраняют, значит, налет не удастся. Полицай потребовал у меня документы, потом позвонил по телефону.

— Тут пришли к доктору Плео… Учитель… по имени Марк Прадье.

Долгое время он молча слушал, потом указал мне, куда идти.

— Второй этаж. Шестнадцатая палата.

Думай, что хочешь. Но теперь я сердился на Плео за то, что его так охраняли, словно он опасался именно меня. Второй полицай сидел справа от вестибюля, в застекленном кабинете. Мне пришлось во второй раз предъявить свои документы. Мало того, он проверил мои карманы, чтобы удостовериться, что у меня нет оружия.

Видно, они и в самом деле дорожили своим Плео! Полицай проводил меня до самой палаты и остался в коридоре, в нескольких шагах от двери, которую только что открыл мне. Вид у доктора был неважный. Он был очень бледен, но голос его не утратил силы.

— Входите, мсье Прадье. Я очень рад. Присаживайтесь.

Я придвинул стул к его изголовью.

— Ну вот, видите. Они опять промахнулись, пуля прошла насквозь, не причинив большого вреда. Видно, меня не так-то легко ухлопать. Если бы я не потерял столько крови, то был бы уже на ногах. Правда, нога некоторое время не будет сгибаться. Это называется — дешево отделаться. Но я знаю кое-кого, кому сейчас невесело.

Он подвинулся ко мне и понизил голос:

— Я полагаю, вам известно, кто это сделал?

— Нет.

— Полноте! Все ясно как на ладони. В первый раз еще могли быть какие-то сомнения. Разумеется, пистолет держала не она сама, но она всегда была в наилучших отношениях с семейством Готье. Так что все это легко увязывается. Но если в ее распоряжении имеются наемные убийцы, представляете, что это означает?

Он снова лег на спину, у него перехватило дыхание.

— Лежите спокойно, — сказал я.

— Это означает, что она играет активную роль в Сопротивлении. Я, как видно, недооценивал ее. Мне казалось, что она сердится на меня по чисто личным причинам. А это гораздо глубже.

Тут вмешался полицай.

— Не утомляйтесь, доктор, прошу вас, — сказал он с порога.

— Да нет, — возразил Плео. — Ничего. Он нисколько не мешает мне, напротив.

Я встал. Он снова заставил меня сесть и повернулся, хотя и не без труда, на бок.

— Я хочу доверить вам одну вещь, — прошептал он, наблюдая из-за моего плеча за охранником. — Я собираюсь уехать… Пока это еще не окончательное решение, но, во всяком случае, я долго все обдумывал. Вы, может быть, помните? Ведь это вы подсказали мне такую идею. С тех пор я много об этом размышлял.

— Не говорите больше ничего, — зашептал я в ужасе. — Я не хочу знать.

— Да бросьте, — прервал он меня. — Вы же не станете меня выдавать, да и потом, когда придет время, мне могут понадобиться ваши услуги. А главное, пусть знает, что последнее слово все равно останется за мной, слышите? Верно вам говорю. Это не пустые угрозы. И я хочу, чтобы вы передали ей мое предупреждение. Пускай и она дрожит, в свою очередь. В данный момент полиция ищет виновного среди моих бывших больных. Мне довольно произнести лишь имя Арманды. Ее тут же арестуют, станут допрашивать… и одному Богу известно, что тогда откроется. Пока что я не собираюсь называть ее имени. Но вечно молчать не буду.

— А если она не имеет никакого отношения к этому нападению?

— Не смешите меня, мне больно смеяться.

Полицай вошел в палату и положил руку мне на плечо.

— Свидание окончено. У меня строгое предписание.

— Вы еще придете? — спросил Плео.

— Обязательно.

— Не сюда. Ко мне. Там мы сможем поговорить как следует. Еще раз спасибо.

Представляешь себе, как я был взволнован. Это был поединок не на жизнь, а на смерть, и я, к несчастью, оказался между двумя врагами. Причем противники настолько хорошо знали друг друга, что у меня не было никакой возможности обмануть их, сказать, например, мадам де Шатлю, что Плео не собирается будто бы мстить ей; или сказать Плео, что его бывшая жена не хочет ничего предпринимать против него. Они на расстоянии угадывали намерения друг друга, и оба наверняка готовы были идти до конца. В тот же вечер я отправился в замок.

— Ну как, можно? — спросил Жюльен издалека, едва увидев меня.

— Нет. Его охраняют.

— Ах ты, черт! Вот невезение.

Я в подробностях рассказал им о своей беседе с Плео, смягчив немного некоторые места.

— Короче, — подвела итог мадам де Шатлю, — он воображает, что это мы.

— Да, примерно так.

— И в клинике действительно ничего нельзя предпринять, — сказал Жюльен.

— Ничего.

— Что ж, придется тогда у него дома. Другого выхода нет.

Наступило долгое молчание. Каждый из нас обдумывал сложившуюся ситуацию, из которой, казалось, не было выхода.

— Если мы просто будем ждать, — заметил Жюльен, — полицаи могут нагрянуть со дня на день. Я даже удивлен, почему он до сих пор не выдал нас.

— О, это в его манере, — сказала мадам де Шатлю, — заставить страдать исподтишка!

— Значит, когда он придет домой, — продолжал Жюльен. — Вот только неясно… Ведь он никого не принимает… Хотя как же…

Он повернулся ко мне.

— Тебя-то он принимает!

— Вы хотите, чтобы?..

Снова молчание. Идея прокладывала себе дорогу. Я следил за ее развитием по их лицам. Зажав руки между колен, я пытался сдержать охватившую меня панику.

— Достанет ли у тебя смелости?.. — прошептал Жюльен.

— Только не это, — сказал я. — Все, что хотите, только не это!

— А что же делать…

Я услыхал, как в вестибюле бьют часы. Шесть редких ударов, похожих на удары моего сердца. Я слышал все. Слышал, как Жюльен медленно потирает руки, как копошатся черви в деревянной обшивке стен, слышал тишину в доме и кровь, мою кровь, стучавшую в висках.

— Вам известна цель, Марк, — сказала мадам де Шатлю. — Но если вы не чувствуете себя в силах…

— Ничего, — вмешался Жюльен. — У него хватит силы, только ему надо дать время прийти в себя.

Я смотрел на своих палачей, которые, в свою очередь, с важным видом смотрели на меня. Ах! Как бы мне хотелось в ту минуту быть настоящим мужчиной!

— Ступай отдохни, — сказал Жюльен. — На сегодня довольно.

Глава 6

Я пишу эти строки и почти физически ощущаю твое удивление. Ты задаешься вопросом: «Как же ему удалось прикончить Плео, если он такой впечатлительный?» Терпение. Я подошел если не к самому драматическому месту в своем рассказе, то, во всяком случае, к самому деликатному. Настал момент, когда все имеет значение, и молчание, может быть, даже больше, чем слова. Мне хотелось бы дать тебе почувствовать то, что мне довелось пережить после этого, час за часом. Это было невыносимо. Моя первая реакция походила на бегство. В течение нескольких дней я избегал ходить в замок. Я до одурения кружил по кругу в своих рассуждениях. Убить? Невозможно. Прежде всего, я не сумею. Пощадить Плео? Невозможно. Я понял, что он заговорит. Посоветовать Арманде укрыться где-нибудь? Невозможно. Она станет презирать меня. Сказать Жюльену: «Сделайте это сами!» Невозможно. Доктор постарается обезопасить себя. Что же остается? Я перестал есть. Не мог спать. Превратился в скрипучий механизм и обучал чему-то своих учеников только в силу привычки. Дома я больше лежал, так как ноги отказывались держать меня. В глубине души я уповал на какую-нибудь болезнь, которая избавила бы меня от необходимости принимать решение.