У Дуань сунул левую руку в просторный карман своего пальто, а другой рукой, в лайковой перчатке, взял Мо Да–няня под руку. И Мо Да–нянь не решился мешать другу демонстрировать свой иностранный наряд, хотя очень боялся иностранной пищи.

Еще издали они увидели вывеску «Процветание народа», а по обеим ее сторонам — два рекламных полотнища. На одном был изображен огромный кровоточащий кусок мяса, с надписью: «Горячие бифштексы», на другом — захмелевшие французы, вливающие себе в глотку прямо из бутылки вино «Пять звезд». У Дуань плотоядно сглотнул слюну в предвкушении своих любимых европейских блюд. Мо Да–нянь тоже немного воспрянул духом, усмотрев в этих рекламах частицу западной культуры.

Они вошли в закусочную и сразу ощутили какой–то необычный запах, исходивший, видимо, от заморского вина, которое пили посетители. Старик хозяин за стойкой сорвал с головы шапочку и почтительно затряс сложенными руками:

— Пожалуйста, проходите, сэры!

Официант в черном фартуке с масляными пятнами (когда–то этот фартук был белым, но когда именно, невозможно установить за давностью лет) подошел к ним, вытер стол, положил ложки, ножи, вилки и поставил иностранный кувшинчик с китайским соевым соусом.

В закусочной «Процветание народа» европейское очень ловко сочеталось с китайским, но как этого достигали, было нелегко понять. Если кто–нибудь вознамерится написать труд «Культура и еда Востока и Запада» [30], эта закусочная, без сомнения, снабдит его массой ценного материала.

— Что будете кушать, господа… то есть сэры? — спросил официант с отчетливым шаньдунским прононсом. Пока У Дуань изучал меню, он положил тряпку себе на плечо, вытащил табакерку и втянул в нос две изрядных порции нюхательного табака.

Друзья заказали бутылочку бренди, холодный говяжий язык, яичницу с помидорами, завезенными с Запада, жареного окуня и кофе с пышным названием «три заморских бессмертных». Ножом и вилкой У Дуань орудовал так искусно, что мог бы посрамить не только тех, кто учился за границей, но и самих голубоглазых дьяволов. Мо Да–нянь, в ужасе закрыв глаза, проглотил ломтик жареного помидора и быстро запил его холодной водой. Второй ломтик он не мог заставить себя съесть, отхлебнул бренди и с улыбкой обратился к приятелю:

— Дорогой У, научи меня проникать в чужие тайны!

— Ты мне сперва скажи, какие типы тайн тебя интересуют? — деловито спросил У Дуань, заказывая официанту фрикадельки с вареньем.

— А что, тайны делятся на типы?

— Естественно. Как и всякий предмет, они имеют свою научную классификацию!

— Тогда расскажи мне про два самых важных типа, все равно я больше не запомню.

— Ладно, два так два. Сначала расскажу о целях владения тайной, а потом о методах. Тайны либо используются непосредственно, либо передаются другим — это цели…

В этот момент Мо Да–нянь снова стал походить на старичка–простачка из китайского театра. А У Дуань, невероятно гордый тем, что может кому–то передать свой опыт, глотнул вина, положил в рот кусок говяжьего языка и закурил сигарету. Дым шел из ноздрей, говяжий язык переваливался между зубами У Дуаня и его собственным языком, бренди приятно обжигало внутренности — все это вместе было способно произвести целую идейную революцию или, по крайней мере, вызвать желание возблагодарить господа за то, что он создал такую уйму прекрасных вещей. У Дуань прожевал говяжий язык, проглотил и только после этого заговорил снова:

— Разглашая чужие тайны, ты завоевываешь расположение друзей и доверие общества. Это стержень общественной деятельности, первый шаг на пути превращения в героя, великого человека. Знаешь ли ты, скажем, кто такой Чжан Тянь–сы? Не знаешь? Это начальник отдела министерства финансов! Начальник целого отдела! О его происхождении допытываться не нужно, само имя о нем говорит. Сначала он был просто Чжан Сы, то есть Чжаном Четвертым, потом возвысился, сменил имя и стал Чжан Тянь–сы — Чжаном Небесным! Еще три года назад он был никем, как говорят, пустышкой, пока не выдал один секрет губернатору провинции Суйюань. И что же ты думаешь? Вскоре он получил должность в пекинской резиденции губернатора, а когда выдал ему еще одну тайну, занял свой нынешний пост. Кто знает, может, в будущем он станет министром, главнокомандующим, президентом или захочет именовать себя просто Чжан Коровья Голова — по названию его родной деревни. И все потому, что он знает секреты!

У Дуань взял еще кусок говяжьего языка и подумал, что раз человек вправе взять себе имя по названию местности, то почему бы ему самому не назваться по любимому блюду, например, У Говяжий Язык? Он усмехнулся и снова заговорил:

— Непосредственно использовать тайны еще полезнее, умнее и выгоднее, чем выдавать их другим. В этом случае можно погубить человека, университет, государственное учреждение, даже свергнуть кабинет министров или президента! Обладателя такого таланта надо увековечить памятником, он не чета всяким там Чжанам, чья слава умирает вместе с ними. Погубить простого смертного или президента — вещи, конечно, разные, но разница тут лишь в масштабах: и то, и другое под силу только настоящему герою, наделенному даром самостоятельно использовать тайны…

— Это ты все о двух путях говоришь? — обалдело спросил Мо Да–нянь. — Какой же мне из них выбрать? И каким ты сам идешь?

— Я? Увы, я лишь снабжаю тайнами других, это гораздо легче, чем самому их использовать. Оуян Тянь–фэн близок ко второму пути, но ведь он несравненно умнее нас!

— Выходит, я сначала должен поучиться выдавать тайны? Но где мне их взять?

— Рецептов тут нет. Главное — быть наблюдательным. Вспомни: Уатт изобрел паровую машину, глядя на кипящий чайник, то есть фактически он раскрыл тайну чайника. Будь и ты наблюдательным во всем и всегда. На свете много секретов! Сидишь ты, к примеру, в парке, пьешь чай и вдруг видишь — идут рядышком мужчина и женщина. Следуй за ними — тут наверняка какая–то тайна! Заметишь, что они невесть чем занимаются, отметь это в своей записной книжке — в один прекрасный день пригодится, и ты не пожалеешь, что шел за ними. Знаешь, почему председателем студенческого союза вместо Сунь Цюаня стал У Шэнь–минь? Потому что мой почтенный однофамилец изловил Сунь Цюаня в парке, когда тот прелюбодействовал! Но даже если ты не преследуешь какую–нибудь цель, знать тайну, козырять ею гораздо веселее, чем не знать…

— В таком случае мне необходимо тренировать свою наблюдательность?

— Непременно! Это своего рода спорт, требующий максимальных усилий.

— Спасибо, дорогой У. Я так благодарен тебе, что хотел бы заплатить по счету. Скажи, что ты еще будешь есть?..

За несколько дней жизни в больнице Мудрец открыл в себе множество удивительных явлений: щупая свой пульс, он чувствовал, как под пальцем непрестанно бьется кровь, значит, сердце тоже бьется; туман в голове вдруг сменялся невиданным пейзажем с высокими горами и крохотной луной. Это заставило Мудреца усомниться в больничных лекарствах — не производят ли они какого–нибудь нежелательного действия в отличие от подогретой водки, ибо все, что отличалось от подогретой водки, безусловно заслуживало сомнения. Кормили в больнице хорошо, обслуживали тоже, но Мудреца снедали тоска и одиночество, как старую вдову, потерявшую сына, которым она дорожила, как жемчужиной. Мудрецу казалось, будто у него ампутировали какую–то важную часть тела, что его нынешнее существование похоже на нескончаемый прибой и он не обретет покоя, пока не выпьет. Мудрец вдруг понял, как тесно связана жизнь человека с подогретой водкой. Не только жизнь отдельного индивидуума, но и вся мировая культура не что иное, как осадок на дне винной бутылки! Биение сердца, работа мозга — все это нарушение спокойствия, вызванное отсутствием вина. Мудрец попытался заставить свой мозг не работать, изгнать глупые мысли, но потерпел поражение. Он даже затопал ногами от ярости, но и это не помогло. Теперь он знал, почему в больницах заспиртовывают мозг мертвецов: ведь если не залить его спиртом, он не станет лежать спокойно, будет по–прежнему мыслить! Лучше уж сразу умереть, по крайней мере, заспиртуют и не придется мучиться! Может, разбить голову о косяк? Мудрец погладил себя по черепу и вздохнул: «Нет, все–таки жаль голову! Терпение, терпение! Вот выйду из больницы, тогда видно будет. Только в терпении надежда!»