Я ахнула, услышав, что в пятнадцать лет Нита уже занималась сексом (и Тейт был у нее не первым). Я потеряла девственность в двадцать один со своим парнем в колледже после вечеринки, устроенной студенческим братством перед выпуском. Мы встречались два года, и он отвез меня в роскошный отель, купил мне розы и после того, как мы это сделали, сказал, что будет любить меня до самой смерти. Мы дружим до сих пор, и он каждый год звонит мне в день рождения, и каждый раз мы как минимум час со смехом вспоминаем старые добрые времена.

Сомневаюсь, что в пятнадцать лет Ниту водили в шикарные отели и дарили розы, и в равной степени сомневаюсь, что ее первый парень до сих пор помнит, когда у нее день рождения, если вообще знает о нем.

Тем временем Тейт продолжал:

— Она была неуправляемой, но я знал это, и это всегда был чертов взрыв. Нита умела повеселиться. Всегда улыбалась, смеялась, танцевала. Она даже попить на кухню шла, пританцовывая. Жизнь для нее была сплошным танцем. Вечеринкой в собственной голове. Но когда я связался с ней, стал проводить с ней много времени, до меня дошло, что было в этом что-то неправильное. Только позже я понял, что она не неуправляемая. Она была в отчаянии. Из-за чего — я не знаю до сих пор, провел годы, пытаясь понять и одновременно дать ей это. Все, что я знаю, что тогда я был слишком молод и слишком зависим от ее рта вокруг моего члена, чтобы думать о чем-то еще.

Слишком много подробностей.

— Я... — вмешалась я, но Тейт покачал головой.

— Ты хотела знать, детка, так слушай, — сказал он мне. — Полагаю, ты поняла, что я хорошо играл в футбол. Это правда. Я играл так хорошо, что в одиннадцатом классе на мои игры приезжали скауты. В выпускном классе у меня было уже шесть предложений, прежде чем я принял седьмое, и еще два пришли на следующий день. Ните это нравилось, быть со мной, смотреть в наше будущее, планировать его. Дело было не во мне, не в том, что я мог бы сделать, не в том, чего мог бы добиться. А в том, что Нита могла от этого получить.

Я прикусила губу. Тейт смотрел мне в глаза и продолжал говорить:

— Но Нита, она не такая, как ты. Она не умная. Она не любит усердно работать. Она думает о будущем, витая в облаках. И она ничего не делает просто так. Всегда, даже когда она была маленькой, она ожидала, что ей все принесут на блюдечке с голубой каемочкой. Так что она хочет развлекаться, веселиться и хочет, чтобы я был с ней. И я с ней, потому что мне перепадет секс или минет, но также и потому, что если меня с ней не будет, то хрен его знает, во что она вляпается. И, мать твою, я люблю ее. Не только ее рот или ее киску, а ее. Такую, как она есть, танцующую по жизни.

— Тейт...

— Так что мне приходится за ней присматривать. Проблема в том, что ей становится скучно, она хочет чего-то нового, новых лиц, новых приключений, новых способов веселиться. И вот он я, рядом с ней однажды вечером, когда она находит то, что ищет, а вечеринку, на которую мы пришли, накрывают копы. Интуиция подсказывала мне, что нам не следует там находиться, люди там старше нас, грубые, ничего хорошего. Но она не хотела уходить, ей было весело. Она сказала, что я могу идти, но она останется, и я знал, что ни за что не оставлю ее там одну. И я оказался прав. Так что мы с Нитой были там и нас забрали вместе со всеми. Наркотики, не травка, не кокаин, не малые дозы, у них был крэк и много, потому что они им торговали. Когда я попал на страницы газет — местная звезда футбола попал в полицию с вечеринки, где зависал с наркоторговцами, — давай просто скажем, Крутышка, что руководителям футбольной программы Университета Пенсильвании это не понравилось.

— Боже мой, — прошептала я в ужасе от того, что он мне рассказал.

— Они чуть не лишили меня денег на обучение. И лишили бы, если бы папа и Па с ними не поговорили и не объяснили бы все. Они хотели вкладывать деньги в будущего лучшего игрока Америки, а не в какого-то засранца, чьи делишки попали на страницы газет.

— Тейт...

Он перебил меня с вызовом:

— Это первый раз, когда она испортила мне жизнь, хочешь услышать еще?

— Но ты отправился в Университет Пенсильвании, — тихо напомнила я.

— Да, спасибо папе и Па, — ответил он. — Я порвал с Нитой и уехал учиться.

— Значит... потом ты снова сошелся с ней? — настороженно спросила я.

— Больше раз, чем у тебя пальцев на руках, Крутышка. И каждый раз она портила мне жизнь. — Он крепко сжал меня, так что у меня перехватило дыхание, и заговорил таким низким голосом, что я почувствовала вибрацию у себя в груди. — И вот я нахожу женщину. Высший класс, охренительные волосы, бесконечно длинные ноги, но я вижу ее, когда я зол. Я зол на Баббу, и я зол на Кристал, но больше всего я зол на Ниту, потому что снова позволил этой суке меня провести. И на следующий день после того, как Нита меня обманула, на следующий же гребаный день, я встречаю эту женщину. Она работает в моем чертовом баре, — прорычал Тейт, и у меня остановилось сердце. — А мне не нужно этого дерьма. У меня и так уже годы этого дерьма. Мне нужна эта женщина и проблемы, которые написаны на ней, в моем баре как дыра в башке. Так что я разозлился, наговорил того, что не имел в виду, и что происходит? Я выхожу из кабинета после того, как наговорил это, и она смотрит на меня, и я понимаю, что она слышала. Часть меня, должен тебе сказать, Лори, рада. Другая часть не может этого вынести. И какая часть выиграла?

— Тейт...

Он стиснул меня еще раз и требовательно спросил:

— Какая часть?

— Я не...

— Крутышка, ты здесь.

— Но я не понимаю.

— Что это говорит обо мне?

— Прости?

— Что это говорит обо мне? — повторил он.

— Милый, я не понимаю вопроса, — прошептала я.

— Детка, честно? — спросил он.

— Да, — все так же шепотом ответила я.

— Ты стояла там и думала, во что еще ты вляпалась, после того как выбралась из запутанной ситуации со своим мудаком-бывшим мужем. Дважды в жизни неудачно выбрав женщин, о чем, по-твоему, думал я?

Не уверена, но, кажется, я знала, о чем он думал.

— Я не Нита, — тихо сказала я.

— Ты сама себе проблема, я это знаю, но ты все равно здесь, — сказал мне Тейт, и я почувствовала, как мое сердце забилось чаще.

— Но я хорошая девочка, — прошептала я. — Я всегда была хорошей девочкой.

— Лори, ты прошествовала в гараж вся из себя, грудь, задница, ноги. Господи, даже если бы у тебя была удочка, ты не поймала бы этих ребят быстрее.

— Мне нужно было поменять масло, — напомнила я ему.

— Если бы Вуд не вышел первым, детка, я не шучу, остальные парни подрались бы за право поменять тебе масло и таскать тебе «Маргариты», пока ты ждешь.

— Это бред, — выдохнула я.

— Крутышка, алло, — позвал он. — Я, блядь, был там.

— Тейт, — повысила я голос, — мне нужно было поменять масло.

— Да, вот я и говорю, — выпалил он в ответ, — ты сама по себе проблема.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду! — Мой голос определенно звучал громче, поскольку я уже наполовину кричала.

— Я имею в виду, что два месяца назад я избавился от суки, которая больше двадцати лет отравляла мне жизнь. И на следующий день, на следующий гребаный день, ты тут как тут. Ты совершенно беспомощная, гуляешь по байкерскому городу, как будто по Диснейленду. И повторю, за день до того, как встретить тебя, я порвал с женщиной, с которой провел двадцать лет, по-своему беспомощной женщиной, живущей в собственной голове.

Я резко мотнула головой и прошептала:

— Я не беспомощная.

— Ты беспомощная и потерянная, — ответил Тейт.

— И я не потерянная.

— Лорен, ты живешь в гостинице.

— И что? Это дом!

— Ты можешь говорить себе это, детка, но гостиница — не дом.

Я сменила тему, потому что тут он вроде как уел меня.

— И я не живу в собственной голове.

Когда он заговорил снова, изменилось его лицо, изменился его голос. Изменилось все. Весь Тейт.

Я смотрела на него, и это было настолько ошеломительно, что я только и могла, что пялиться.