До сих пор, куда бы я ни приехал, я никогда не заказываю в ресторанах жареный рис, если только это не какой-нибудь знакомый мне ресторан, где блюда готовят на виду у клиентов. Я прекрасно знаю, как делают жареный рис в китайских ресторанах за рубежом — его всегда готовят из всяких отходов, а потом он у них ещё неделю хранится, и его просто разогревают, если кто-то заказывает. Если я всё-таки заказываю в ресторане жареный рис, я прошу, чтобы мне его приготовили без зелёного горошка, без креветок и без свинины. Тогда они уже не смогут подать мне подогретые остатки, им придётся специально для меня готовить свежий.

Работая в Австралии, я обзавёлся друзьями. Коллеги в ресторане часто шутили, что многие клиентки приходят в ресторан лишь потому, что им нравлюсь я. А я любил в рабочее время рассказывать анекдоты. Заслушавшись меня, коллеги даже переставали работать. Шеф Ду Юэсян сказал мне по этому поводу:

— Джеки, ты окажешь мне огромную услугу, если перестанешь рассказывать свои байки в рабочее время, рассказывай их после работы.

Дни напролёт я вертелся, как белка в колесе, и, вернувшись домой, моментально вырубался, едва моя голова касалась подушки. Папа не мог нарадоваться моему трудолюбию, зато мама сумела разглядеть за всем этим мою подавленность. Такая жизнь продолжалась до тех пор, пока из Гонконга не пришла нежданная телеграмма.

Меня очень хотели видеть на съёмках фильма Ло Вэя «Новый кулак ярости». Такая возможность была для меня огромной удачей. Мама искренне поддержала меня, зная, что это то, чем я действительно хочу заниматься. Папа же поставил мне условие: если в течение двух лет я не начну делать успешную карьеру в кино, я вернусь в Австралию насовсем.

Перед моим отъездом господин Ду, мой шеф, подарил мне кожаную сумку, в которую положил 10 фунтов, пожелав, чтобы в будущем я смог положить в эту сумку гораздо более внушительную сумму. Когда я уехал в Австралию, мама, как и раньше, поставила мою фотографию в изголовье моей кровати, каждый день гладила её и целовала.

К счастью, на этот раз я не разочаровал своих родителей.

В очередной раз вернувшись в Гонконг, я подписал контракт с фирмой Ло Вэя, а Вилли Чан стал моим менеджером. Они намеревались сделать из меня звезду кунг-фу нового поколения, и первым вопросом, который нужно было решить на пути к славе, стало моё имя.

В детстве родители называли меня А-Пао, Пао-Пао, «Шаньдун Пао[188]».

Уменьшительное имя папы было «старина Шаньдун», и меня иногда называли «малыш Шаньдун». Моё полное имя — Чэнь Ганшэн (по-кантонски Чан Конг-Сан). Школьное имя в годы учёбы в школе китайской оперы — Юэнь Лоу. Когда школу покинул наш старший брат, он стал зваться Хун Цзиньбао (Саммо Хунг), а я взял себе его школьное имя Юэнь Лун, и в начале своей карьеры, когда я был постановщиком боёв и впервые начал сниматься в главной роли, я звался Чан Юэнь-Лун. Теперь, вернувшись в Гонконг, я должен был начать жизнь с чистого листа, и мой начальник решил, что имя Чан Юэнь-Лун мне больше не подходит и необходимо новое имя.

Режиссёр Ло Вэй обратился за помощью к знаменитой в то время писательнице Пань Людай, и она придумала для меня несколько имён. Я обращался к ней «сестрица Пань». Её сын Кам Чанг[189] — тоже актёр, мы с ним не раз пересекались на съёмках. И вот я пришёл к ней домой выбирать имя. Она расклеила на стене бумажки с множеством имён, в большинстве из которых содержался иероглиф «дракон», и спросила, какое мне больше нравится.

— Твоё прежнее имя Юэнь Лун не очень счастливое. Иероглиф «юэнь» созвучен со словом «круглый», а «закругляться» — значит «заканчиваться». «Маленький дракон»[190] умер, а имя «большой дракон» неблагозвучно. Ну что ж, теперь выбирай.

Моим первым выбором было имя Вэнь[191] Лун, звучит очень утончённо, так и веет культурой. Но она ответила, что иероглиф «вэнь» слишком мелкий.

— Ну тогда Цзы Лун, — ответил я. Так звали великого и воинственного генерала Чжао Цзылуна из романа «Троецарствие».

Но имя Цзы Лун ей тоже показалось слишком мелким[192]:

— Почему ты всё время выбираешь такие скромные имена? Почему бы не выбрать какое-нибудь более значительное имя?

«Да где уж мне», — подумал я про себя. По правде говоря, мне давно приглянулось имя Чэн Лун[193], но я стеснялся сказать.

— Ну пусть будет Юнь[194] Лун.

— Тоже плохо, — возразила она. — Так ты никогда не выбьешься на вершину, вечно будешь блуждать среди облаков: покажется голова — не видно хвоста, покажется хвост — исчезнет голова.

— Но мне кажется, имя Юнь Лун здорово звучит.

— Вот что, давай-ка я сама выберу. Пусть будет Чэн Лун.

— Ай, нет, что вы, это слишком громкое имя!

— Остальные тебе не подходят, тебя будут звать Чэн Лун!

Я попытался ещё что-то возразить, но в конце концов сдался. По правде говоря, имя для меня в то время не имело значения, гораздо важнее был заработок.

Молодой и неискушённый

Первый же фильм, в котором я снялся после возвращения в Гонконг, под названием «Новый кулак ярости», запечатлел в титрах моё новое имя — Чэн Лун. Этот фильм не имел успеха, а после него я снялся в целой куче таких же провальных фильмов. Критика и ругань сыпались на меня одна острее другой:

— Каким ещё драконом он собрался стать! Тут максимум червяком разве что.

— Здоровенный нос, глаза малюсенькие, и с такой харей он ещё называет себя драконом!

Когда озвучивался «Новый кулак ярости», я пришёл посмотреть. Студия звукозаписи состояла из нескольких сквозных помещений. За первой дверью была вторая. Я потихоньку прокрался внутрь и первым делом попал в пультовую кабину. За второй дверью оказалась комната, где сидели все озвучивающие актёры. И лишь пройдя через эту комнату, я добрался до двери, ведущей в комнату звукозаписи. Работа велась по ночам. Пробравшись в соседнюю комнатку, я прильнул к маленькому окошку, чтобы посмотреть, что там делается. Когда в кадре на экране появился я, кто-то из озвучивающих актёров проворчал:

— О чём только думал этот великий Ло Вэй? Как он мог взять этого парня? «Стать драконом» назвался! Нос огромный, глазки маленькие, какая из него звезда! Пустая трата денег!

От услышанного у меня из глаз закапали слёзы. Актёры не знали, что снаружи стою я, и продолжали меня обсуждать, а мне ничего не оставалось как потихоньку удалиться.

Потом я снялся ещё в целом ряде фильмов, и каждый раз ходил на озвучку, чтобы посмотреть, что получилось на экране и всё ли я сделал как надо. И меня всё так же ругали, а я из своего укрытия слушал, обливаясь слезами. Их тоже можно понять, во время озвучки приходится один и тот же кадр многократно прокручивать заново. Меня и так-то никто не любил, а им приходилось всё время на меня смотреть — конечно, где уж тут радоваться. Со временем я привык, всё время говорили одно и то же. Бывало, пока они меня ругали, я сидя за стенкой проваливался в сон.

Прошло несколько лет, и я снял фильмы «Змея в тени орла», «Пьяный мастер» и «Бесстрашная гиена», они выходили один за другим и сразу же становились хитами и лидерами кассовых сборов. Меня стали узнавать на улицах, прохожие подходили за автографами и совместными фото. Повсюду можно было увидеть, как кто-то изображает движения из фильма «Пьяный мастер». Жёлтая пресса стала подсылать ко мне папарацци, которые днём и ночью ходили за мной по пятам. Я наконец ощутил вкус славы. Вероятно, именно поэтому разговоры в комнатах звукозаписи сменили своё направление, и меня принялись наперебой расхваливать: