Он снова встал и пошел к деревьям, но сначала попытался объяснить знаками, что скоро вернется, и так хорошо сделал это, что Джен Портер поняла и не испугалась, когда он ушел.

Только чувство одиночества охватило ее, и она нетерпеливо смотрела на то место, где он исчез, ожидая его возвращения. Как и прежде, она была извещена о его присутствии легким шорохом за своей спиной и, обернувшись, увидела его, идущего по дерну с огромной ношей веток.

Он принес затем большое количество мягких трав и папоротников. Еще два раза уходил он, пока у него не оказалась под руками целая груда материалов. Тогда он разостлал папоротники и траву на земле в виде мягкой, ровной постели, а над нею соорудил шалаш из веток в несколько футов высоты. Ветки образовали как бы двухскатную кровлю, поставленную прямо на землю. На них он положил толстый слой огромных листьев слонового уха и накрыл ветвями и листьями один конец маленького убежища.

Они снова уселись вместе на край барабана и попытались разговаривать знаками.

Великолепный бриллиантовый медальон, висевший на шее Тарзана, оказался для Джен Портер источником величайшего изумления. Она указала на него, и Тарзан снял хорошенькую безделушку и передал ей.

Джен увидела, что оправа – работы искусного ювелира и что бриллианты прекрасной игры, но по гранению камней было видно, что работа несовременная.

Она заметила также, что медальон открывается, нажала скрытую пружину, и обе половины отпрянули. В каждой створке оказалось по миниатюре на слоновой кости.

На одной было изображение молодой красавицы, а другая представляла почти точный портрет сидевшего рядом с ней Тарзана, за исключением едва уловимой разницы в выражении.

Она посмотрела на Тарзана и увидела, что, склонившись к ней, он с удивлением устремил глаза на миниатюры. Протянув руку за медальоном, он отнял его у нее и принялся рассматривать миниатюры с очевидными признаками изумления и интереса. Его манеры ясно указывали, что он никогда до того не видел их и не думал, что медальон открывается.

Этот факт вызвал Джен Портер на дальнейшие размышления, и воображение ее стало рисовать ей, как это прекрасное украшение попало в собственность дикого и непросвещенного существа неисследованных джунглей Африки.

Но еще более удивительно было то обстоятельство, что в медальоне оказалось изображение человека, который мог бы быть братом или, вернее, отцом этого лесного полубога.

Тарзан все еще пристально рассматривал оба изображения. Вдруг он снял с плеча колчан и, высыпав стрелы на землю, достал со дна мешкообразного вместилища плоский предмет, завернутый в несколько слоев мягких листьев и перевязанный длинными травами.

Осторожно развернул он листья, слой за слоем, пока, наконец, в его руках не очутилась фотография. Указывая на миниатюру мужчины в медальоне, он передал фотографию Джен Портер.

Фотография привела девушку в еще большее удивление, так как она, очевидно, была лишь другим изображением того же самого мужчины, миниатюра которого находилась в медальоне рядом с миниатюрой молодой женщины.

Тарзан смотрел на нее с выражением недоумевающей растерянности в глазах, когда она взглянула на него. Казалось, на губах его шевелился какой-то вопрос.

Девушка указала на фотографию, потом на миниатюру и потом на него, как бы желая сообщить, что она думает, что это его изображение. Но он только покачал головой, и затем пожав своими могучими плечами, взял у нее фотографию и, заботливо завернув ее, опять спрятал на дно колчана.

Несколько минут он сидел молча, устремя глаза в землю, в то время как Джен Портер, держа маленький медальон в руке, рассматривала его со всех сторон, стараясь отыскать какое-нибудь указание, которое могло бы привести к установлению подлинности первоначального его собственника. Наконец, ей в голову пришло простое объяснение. Медальон принадлежал лорду Грейстоку и миниатюры были его самого и леди Элис.

Это дикое существо просто нашло медальон в хижине на берегу. Как глупо было с ее стороны сразу не подумать об этом!

Но объяснить странное сходство лорда Грейстока с лесным богом – это было выше ее сил. Естественно, чего она не могла и представить себе, что этот голый дикарь в действительности сын лорда.

Наконец, Тарзан взглянул на девушку, рассматривавшую медальон. Он не мог проникнуть в значение миниатюр, но мог прочесть интерес и восхищение на лице живого молодого существа рядом с ним.

Она заметила, что он следит за ней, и, подумав, не желает ли он получить обратно свое украшение, протянула его ему. Он взял медальон и надел его ей на шею, улыбаясь выражению ее изумления при неожиданном подарке.

Джен Портер горячо потрясла головой в знак отказа и попыталась снять золотые звенья со своей шеи, но Тарзан не допустил этого. Он взял ее руки в свои и, когда она стала настаивать на своем, он крепко держал их, чтобы помешать ей.

Наконец, она согласилась, с легким смехом поднесла медальон к губам и, встав, сделала Тарзану маленький реверанс.

Тарзан не знал точно, что она хочет этим сказать, но правильно догадался – это ее способ выразить признательность за подарок. Итак, он тоже встал и, взяв медальон в руки, склонился с важностью старинного придворного и прижал свои губы к тому месту, которого коснулись ее губы.

Величавый и любезный поклон его был исполнен с грацией и достоинством полнейшей бессознательности. Это была печать его происхождения, естественное проявление утонченного воспитания многих поколений и наследственный инстинкт приветливости, которых не смогли искоренить грубое воспитание и дикая среда.

Становилось уже темно, и они снова принялись за плоды, которые были для них одновременно и пищей, и питьем. Потом Тарзан встал и повел Джен Портер к маленькому убежищу, сооруженному им, попросив ее знаком войти в него.

В первый раз после нескольких часов ощущение страха вновь охватило Джен, и Тарзан почувствовал, что она пятится назад, как будто опасаясь его.

Часы, проведенные с этой девушкой, сделали Тарзана совершенно иным, чем он был утром. Теперь в каждом фибре его существа наследственность говорила громче, чем воспитание.

Он, конечно, не переродился в одно мгновение из дикой обезьяны в утонченного джентльмена, но инстинкт последнего стал преобладать; он весь горел желанием понравиться женщине, которую он любил, и не уронить себя в ее глазах!

Итак, Тарзан, обезьяний приемыш, сделал единственную вещь, которая могла убедить Джен Портер в ее безопасности. Он вынул из ножен свой нож и передал его ей рукояткою вперед снова указывая знаком войти в убежище.

Девушка поняла и, взяв длинный нож, вошла в шалаш и улеглась на мягкие травы, в то время как Тарзан растянулся на земле поперек входа.

Так застало их восходящее утро.

Когда Джен Портер проснулась, она не сразу припомнила удивительные происшествия минувшего дня, и потому изумилась, увидав странную обстановку, окружающую ее: маленький лиственный шалаш, мягкие травы ее постели и незнакомый вид кругом из отверстия в шалаше.

Медленно восстановляла она все обстоятельства ее теперешнего положения. И тогда огромное изумление родилось в ее сердце и ее охватила могучая волна благодарности за то, что, хотя она и подверглась ужасной опасности, но осталась невредимой.

Она двинулась к выходу из своего шалаша, чтобы взглянуть, где Тарзан. Его не было; но на этот раз страх не напал на нее: она была уверена, что он вернется!

На траве, у входа в беседку, она увидела отпечаток его тела в том месте, где он лежал всю ночь, охраняя ее. Она знала, что именно его присутствие здесь позволило ей спать в такой мирной безопасности.

Имея его вблизи, кто бы мог бояться? Она сомневалась, чтобы был еще другой человек на земле, с которым девушка могла чувствовать себя вне всякой опасности в диких африканских джунглях. Даже львы и пантеры ей теперь не страшны.

Она взглянула вверх и увидела, как его гибкая фигура легко спрыгнула с близ стоящего дерева. Когда он поймал ее глаза на нем, лицо его озарилось той открытой, сияющей улыбкой, которая накануне завоевала ее доверие.