В жизни его случались неприятности, приходилось переживать минутные неудобства. Например, когда ему приходилось выполнять какие-то щекотливые задания. И постепенно он привык мучить людей, мало того, это стало для него необходимостью. Он постепенно стал считать, что жестокие мучения одних людей являются необходимостью для благополучия других — тех, которые казались ему действительно важными и нужными.

Так для Лилли стало необходимостью подвергать жестоким мучениям женщин, и в таких случаях он не испытывал ни малейших угрызений совести. Люди, которым приходилось работать вместе с ним, втайне считали, что он получал от этого огромное удовольствие. Однако если он и был садистом, то искренне считал этот садизм неизбежным атрибутом своей деятельности.

Он пересек комнату, выключил приемник, чтобы в тишине поразмышлять о собственной судьбе. Лилли понимал, что сейчас находится на гребне волны, понимал и то, что надвигаются какие-то события. Он отдавал себе отчет в том, что даже если англичане и вправду такие дураки, какими их считают некоторые, — а он, Лилли, вовсе не считал их такими, — то все равно события, которые произошли (арест Малрик и гибель Дюбора и Майклсона), не могут остаться без последствий.

Кто-то неизбежно должен был узнать, что информация просочилась во Францию именно из Англии. А значит, подозрения падут на него, Лилли, ведь британская разведка не может не догадаться о его истинном лице. И им придется принять меры, у них просто нет другого выхода. Интересно, подумал он, применят ли они те же самые методы, ту же технику, что обычно применяет он сам?

Он пожал плечами, отошел от столика с приемником, закурил и снова вернулся к камину, облокотился на каминную полку и задумался.

Если они не примут меры в течение ближайшей недели, то, пожалуй, надо будет постараться скрыться отсюда. Это вполне возможно, у него ведь есть канал связи с Эйре, а уж если он доберется туда, то… В общем, если действовать умело, умно и осторожно, то все может пройти благополучно.

С другой стороны, подумал Лилли, если они что-то решат предпринять, то это будет сделано быстро — в течение самого ближайшего времени, особенно если они и в самом деле догадываются насчет него. Интересно все же, что именно им о нем известно и насколько важным агентом они его считают. Знают ли они о той превосходной организации, которую он создал здесь за эти годы? Он слабо улыбнулся. Любопытно, подумал он, что бы они сказали, если бы узнали, как японцы обращаются с пленными британскими гражданами; является же это лишь одним из пунктов программы, разработанной Лилли. Он снова пожал плечами.

Ни на одну минуту ему не приходило в голову, что те, стоящие над ним, те, кто все эти годы целиком полагались на его ясный ум, сейчас, в минуту опасности, бросили его на съедение врагу. Он считал, что такая ситуация — часть игры, которую он ведет. И если он был садистом, то вполне готов этот садизм обратить против самого себя. Возможно даже, что те великие, кто стоял над ним, даже и рады будут избавиться от него: ведь он слишком много знает.

Он устал. Зевнув, он бросил недокуренную сигарету в камин. И тут, полуобернувшись к двери, он заметил, что она слегка приоткрыта. В кабинет вошел Керр с «маузером» наготове. Лилли высоко поднял брови. Он ощутил легкий интерес. Подумал по-немецки — он очень редко позволял себе такую вольность: «Вот оно. Они нашли тебя. Это конец. Хватит ли у тебя на этот раз ума?»

Он сунул руки в карманы халата и улыбнулся почти дружеской улыбкой.

Керр стоял в дверях совершенно спокойно, на его лице играла легкая улыбка, и от этой улыбки нервы Лилли сразу сдали.

— Садись, Лилли, — приказал Керр. — Настал час расплаты.

Лилли пожал плечами, подошел к большому кожаному креслу и опустился в него. Двигался он медленно, но очень грациозно.

— Я не раз думал, что нечто в этом роде должно непременно произойти.

Керр опустил пистолет.

— Значит, ты не удивлен, — сказал он. — В таком случае ты успел уладить все свои дела и готов умереть за фюрера.

Лили произнес с улыбкой:

— Почему бы и нет? Смерть не так уж неприятна, знаете ли.

Керр поднял брови.

— В самом деле? Это звучит как шутка. Ведь для других ты ухитрялся сделать ее весьма неприятной, не так ли?

— Такие вещи иногда бывают вынужденными, и во всяком случае вряд ли есть смысл сейчас спорить по этому поводу, — спокойно сказал Лилли.

— Это верно.

Керр извлек из кармана сигарету, сунул ее в рот и щелкнул зажигалкой. Он не сводил глаз с лица Лилли. Значит, вот он какой — великий Лилли. Крупнейший агент Гиммлера. Садист. Владеет собой лучше некуда. И все же он блефует. Тянет время. Этот парень еще отколет номер, берегись, Рикки.

— Не будем зря терять время, — сказал он вслух. — Однако тебе отлично известно, что в таких ситуациях возникает возможность заключить сделку.

Лилли улыбнулся.

— В самом деле? Это будет, очевидно, та самая сделка, которую предлагают людям моей профессии. Вы имеете в виду, что если я заговорю, то имею шанс остаться в живых?

— К сожалению, это так. Ты, вероятно, знаешь, что у нас, англичан, есть отвратительная черта — мы ненавидим убийство. Даже таких негодяев, как ты, нам претит убивать хладнокровно. — Он про себя улыбнулся этой чудесной сказочке.

— Вы хотите сказать, что у вас в тюрьмах содержится много таких, как я. Тех, кто пошел на эту сделку? — спросил Лилли.

Керр кивнул.

— Вот именно. Мы такие проклятые дураки, что собираемся отпустить их, когда война закончится. Возможно, и ты окажешься среди них. Мы тебя отпустим, чтобы ты немедленно принялся создавать новую организацию, может быть, даже готовиться к новой войне.

— Я не хочу говорить, — сказал Лилли. — Я вообще немного устал от нашей беседы. Если не возражаете, я предложил бы покончить с этим.

Керр с минуту подумал.

— Вообще-то, на мой взгляд, можешь делать, что хочешь. Ты мне не нравишься, Лилли. Мне о тебе решительно все известно. Убить тебя мне ровным счетом ничего не стоит. В свое время я убил нескольких твоих дружков. — Он усмехнулся. — Вопрос заключается только в том, как именно ты умрешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда-то среди твоих людей был один, по имени Шмальц. Он немало поработал на тебя в Лиссабоне, пока кто-то не изловил его.

— Я знаю. Это вы его изловили, — кивнул Лилли.

— Совершенно верно. Это я его поймал. Мне Шмальц очень не нравился, потому что у него была дурная привычка стрелять людям в живот, чтобы смерть была более мучительной. Возможно, тебе этот вариант смерти тоже понравится — в таком случае, я не стану возражать.

— Конечно, если приходится умирать, каждый предпочтет быструю смерть, — выдавил из себя Лилли.

— Хорошо, — сказал Керр. — Раз мы дошли до этой части разговора, то тебе придется надеть шляпу и пальто и поехать со мной. Дальнейшие переговоры ты будешь вести кое с кем поважнее меня.

Лилли сказал:

— Значит, кто-то еще собирается предложить мне сделку? Все равно мой ответ будет такой же, как сейчас. И у меня нет никаких сомнений, что результат будет тот же самый.

Керр сказал:

— Не стану спорить. Но тот человек, к которому я тебя отвезу, потверже, чем я. И, возможно, у него найдутся средства заставить тебя говорить.

— Возможно. Думаю, что у каждого человека наступает минута, когда он может сдаться.

— Ну, теперь мне стало скучно, — нетерпеливо проговорил Керр. — Вытяни вперед руки и отправляйся за своим пальто. Ключ от твоего гардероба у меня в кармане. Мы отправимся на небольшую прогулку. Когда я тебя передам с рук на руки, моя ответственность за тебя кончится, но туда я должен доставить тебя непременно.

Лилли встал.

— Хорошо, — сказал он и пошел через комнату к дубовой, обитой металлом двери в другом конце библиотеки.

Керр, по-прежнему держа пистолет в опущенной руке, следовал за ним по пятам.

Он теперь чувствовал себя полностью в своей тарелке. Сейчас он был на работе, он действовал и потому ощущал полное спокойствие и даже радость.