— А мое положение еще хуже. Я швейцарец. — Он оглянулся. — Я работаю вместе с итальянцами, есть негры, чехи. Когда заходит речь о войне и я хочу что-нибудь вставить, они обрывают меня… «Что ты понимаешь? Ты швейцарец. Твоя страна ничего не испытала».

Он умолк, грустно посмотрел на Кейна и медленно побрел прочь.

Кейн допил бренди, выкурил папиросу и вернулся в гостиную, где уже никого не было, кроме миссис Моринс и Гелвады, все еще продолжавших оживленно беседовать. Пьер и Хильда, Хильда и Пьер… Надо же, как она ласково улыбается ему, а? Молодец, Эрни! Миссис Моринс подняла голову и заулыбалась.

— Вас еще не утомил этот болван? — спросил Кейн хрипло и ткнул пальцем в сторону Гелвады. — Уж не хотите ли вы сказать, что он вам нравится?

— Я не понимаю, мистер Синглтон, — она рассмеялась, — что вы подразумеваете под этим? Пьер чертовски мил!

— Да? — сказал Кейн. — Все бабы так думают, это для меня не ново, но меня это совсем не волнует.

— В самом деле? — мягко спросила она, — значит, вы волнуетесь за меня?

Кейн плюхнулся рядом с ней на диван и икнул.

— Я вам скажу, — громко произнес он, — сейчас скажу. Вы мне напоминаете одну женщину, которую я хорошо знал. Давно это было. О, это настоящая женщина. Я чуть было не женился на ней… Я говорю «чуть» потому что… Да, жаль, что не женился… — Он громко икнул. — Вы разбудили во мне сентиментальные воспоминания, я хочу увести вас от этого грязного типа, — он указал на Гелваду, который, откинувшись на тахту, положив руки за голову, снисходительно смотрел на него.

— Да, мы с ним долгое время были друзьями. Это верно. Но я прозрел. Однажды я понял, каким словом я могу характеризовать этого типа.

Со словом «характеризовать» у него произошло значительное затруднение. Несколько секунд он помолчал, торжественно глядя на миссис Моринс.

— Это слово — негодяй! Паршивый бельгиец!

— Ну, ну, — сказала миссис Моринс примирительно. — Я не думаю, что вы правы!..

— Ха! Да я, черт возьми, никогда не был прав! Он негодяй. И вы поймете это, но когда поймете… мне жаль вас… Потому что я прав и… я прав!

Она ничего не ответила ему, рассеянно посмотрела на Гелваду. Гелвада наконец вышел из себя.

— Послушай, Джек, — сказал он, — почему бы тебе не пойти домой? Ты начинаешь нас раздражать! Мы справимся без тебя.

— Я пойду домой, когда захочу, — ответил Кейн, — не думайте, что я собираюсь навязываться, но…

— Мистер Синглтон? — громко позвал кто-то. — Кейн оглянулся, — в дверях гостиной стояла миссис Джин. На ее лице было выражение брезгливого недовольства.

— Там, в другой комнате, эти Келзины, — произнесла она недовольно, — я хочу, чтобы они ушли. Они совсем не умеют себя вести. Я не могу их больше терпеть.

Кейн встал и, чуть пошатываясь, подошел к миссис Джин. Он остановился перед ней и ухмыльнулся. Он казался очень пьяным.

— Я скажу вам по секрету, что я тоже не могу их терпеть. Они мне не нравятся, черт бы меня побрал, совсем не нравятся… а, кстати, при чем здесь я?

— При том, — сказала она ледяным голосом, — что Келзин не хочет идти без вас, он говорит, что вы пригласили их. Я буду вам очень признательна, если вы заберете их отсюда.

— Спасибо, миссис Джин, — сказал Кейн, — я все п-понял, миссис Джин, вы не-по-дра-жаемы! Я иду к Келзину… Простите, что…

Он умолк, у него заплетался язык, но миссис Джин уже куда-то скрылась. Кейн встал, сделал несколько неуверенных шагов, потом вернулся к миссис Моринс.

— Запомните, что я вам говорил! Я вас предупредил. Будьте осторожны. Он опасный человек…

Он помахал рукой, не без труда добрался до дверей и скрылся за ними.

Миссис Моринс взглянула на Гелваду и мягко сказала:

— Пьер… пойдем? — Гелвада кивнул.

— Да, дорогая. Мне до смерти надоели все Синглтоны или как их там… все Келзины. Меня интересует только Хильда. Только!

Он поднялся.

В другой комнате Кейн глубоко завяз в беседе с Келзиными. Те, прислонившись к буфету, старались удержать равновесие, а Кейн стоял перед ними, сильно раскачиваясь и размахивая руками. После тщетных попыток удержать нить разговора мистер Келзин предложил выпить. Официант Виттерия, убиравший грязную посуду, сказал Кейну:

— Извините, мсье… Не сочтите за неучтивость, мадам… но… может быть, я подумал… Дело в том, что миссис Джин уже легла, она просила напомнить, что уже поздно и все ушли…

Он замолчал, развел руками и посмотрел на Кейна.

— Подумать только! Значит, говорите, что все ушли. — Он повернулся к Келзиным. — Что ж, и мы пойдем посмотрим эти дурацкие картины.

— И выпьем, — ответил тот.

— Непременно выпьем! — Все трое двинулись в прихожую.

После их ухода официант Виттерия продолжал ходить из комнаты в комнату, собирая бокалы и пустые бутылки, опоражнивая пепельницы. Весь его вид говорил, что он очень устал. Он сел на стол посреди комнаты и закурил. Он долго курил, глядя на пустые бутылки, а потом принялся раскладывать перед собой на столе спички. Было уже совсем поздно.

Кейн остановил такси ярдах в пятидесяти от дома. Он вылез и стал шарить по карманам в поисках денег. Он стоял, слегка пошатываясь, перед машиной, пересчитывая деньги при свете фар, по-видимому, совсем не торопился. Келзин и его жена тоже вышли из такси. Келзин был сильно пьян, а на свежем воздухе его совсем развезло. Его жена тоже была хороша. Такси уехало.

Миссис Келзин сказала:

— Фер-ри, если ты сможешь разобраться в этих проклятых картинах, то это будет просто удивительно. Я не могу даже понять, где мы. А, впрочем, все равно…

— Я остановил такси немного раньше, чем нужно, — сказал Кейн. — Но здесь недалеко, буквально два шага. Пойдемте.

Он двинулся вперед по неосвещенной улице. Келзины — за ним. Минут через пять они добрались до подъезда. Они вошли в парадное. С большим трудом, спотыкаясь, они взобрались по лестнице и остановились перед квартирой Пьера Хэлларда. Отыскав нужный ключ, Кейн открыл дверь, и они вошли. В передней было темно.

Он сказал тихо:

— Пойдем сразу выпьем чего-нибудь.

Он зажег свет и запер входную дверь. Потом раскрыл дверь в гостиную, приглашая гостей, но вдруг резко остановился…

— Бог мой! — произнес он.

Келзины подошли и тоже остановились изумленные. Гелвада и миссис Моринс сидели на диване прямо против двери. Гелвада обнимал миссис Моринс; ее руки лежали у него на плечах. Они целовались. Сцена была откровенная.

Кейн злобно засмеялся и сказал:

— Ты здорово работаешь!

— Да, это здорово… — хихикнула миссис Келзин у него за спиной.

Кейн сделал шаг, входя в комнату. Гелвада высвободился из объятий миссис Моринс. Та перевела взгляд с Кейна на Гелваду, снова взглянула на Кейна. Она выглядела совершенно спокойно. В ее глазах не было даже удивления, только веселое любопытство. Она была пьяна. Кейн оглядел комнату, посмотрел на столик, потом на сервант. На секунду его глаза задержались на его среднем ящике. Он сказал Гелваде, раздельно и четко выговаривая каждое слово:

— Хэллард. Ты свинья. Убирайся отсюда. И эту тварь забери с собой!

Гелвада медленно поднялся. На лбу у него блестели капельки пота, губы кривились. Он стоял перед кушеткой, глядя прямо на Кейна, и был смертельно бледен.

Миссис Келзин пробормотала:

— Ферри, уйдем отсюда.

Хильда Моринс улыбалась. Она сказала в спину Гелваде:

— Пьер, ваш друг немного странный, вы не находите?

Гелвада весь напрягся. Глядя прямо в лицо Кейну, он медленно произнес:

— С кем… ты… так разговариваешь? И чья это квартира? Ты уходи отсюда!

— Чепуха! — сказал Кейн. — Я плачу деньги, и ты прекрасно знаешь, что последнее время я тут жил. Говорю в последний раз — убирайся вон со своей шлюхой!

Гелвада кинулся на него. Кейн ударил его по лицу. Удар свалил бельгийца, он упал, схватившись за кушетку. Кейн засмеялся. Гелвада поднялся на ноги. Лицо его стало серым. Французские проклятия так и сыпались из его рта.