Кейн пробормотал что-то в ответ.

— У меня всегда были чудесные вечера, — продолжала она, — пока я не познакомилась с уймой людей, с которыми вовсе не хотела знакомиться. С людьми, не имеющими ни малейшего отношения к искусству. Приходят, пьют, едят, говорят какие-то глупые вещи. Эта война будет концом для искусства, попомните мои слова. Скажите Виттерию, чтобы он принес нам выпить. Это официант. У него припрятаны настоящие вина. Будь я проклята, если собираюсь угощать моими лучшими винами весь этот сброд!

Выпалив все это, она показала в улыбке ряд фальшивых зубов и, повернувшись, скрылась в людской гуще. Кейн улыбнулся ей в ответ и направился в противоположном направлении. Он искал Гелваду. Кейн был немного обеспокоен. Было уже так поздно, а миссис Моринс, если он правильно ее себе представляет, вряд ли захочет надолго задерживаться на этой вечеринке, разве что найдется достойный повод, чтобы задержаться. Гелвада все это хорошо понимает. Возможно, он учел это и постарался что-нибудь предпринять. Но он понимает, что надо спешить, а в спешке можно сделать ошибку. Именно поэтому ему нельзя работать в одиночку. Он проявляет нетерпение, бывает груб и резок, жаждет скорее довести дело до желаемого конца, а это может плохо кончиться.

Кейн снова прошел в прихожую. С облегчением увидел, что большинство гостей разыскивают свои шляпы и пальто, услышал, как миссис Джин преувеличенно тепло и сердечно прощается с гостями. В самом деле, одна комната опустела почти на треть, да и в другой народу поубавилось. Кейн прошел к столику с коктейлями, взял стакан и, прислонившись к серванту, начал внимательно оглядывать комнату.

В дальнем углу комнаты была ниша, обставленная в совершенно неуместном здесь турецком стиле. В ней стояла небольших размеров тахта, покрытая ярко-желтым покрывалом. А на тахте сидел Гелвада с очаровательной детской улыбкой на губах, чуть наклонившись вперед к какой-то женщине, и что-то говорил ей. Итак, это была она. Миссис Моринс.

Кейн поймал себя на том, что слегка удивлен. Он не представлял, что она будет такой. Он представлял ее себе стройной, соблазнительной и умной женщиной, но более или менее стандартного типа. Она же была крупной и у нее было привлекательное лицо. Но привлекательность ощущалась не сразу. Она была брюнетка. Кейн усомнился в этом. Да, вероятно, это блондинка, которая решила стать брюнеткой, Кейн еще раз отметил, что она вовсе не стандартного типа — она из тех, кто на первый взгляд кажется малопривлекательным, немного тяжеловесным, но чем больше их узнаешь, тем больше они начинают интересовать.

Она рассмеялась чему-то, что рассказывал ей Гелвада. Кейн подметил еще одну особенность миссис Моринс. Она принадлежала к типу участливых женщин. Она привлекала вас тем, что интересовалась вами; в ней было что-то материнское (что так нравится большинству мужчин), и когда вы попадались на эту удочку, она становилась, по всей вероятности, полной хозяйкой положения. Одета она была со вкусом.

На ней было темно-бардовое платье и такого же цвета жакет с черной меховой оторочкой. Самый верх платья заканчивался изысканными черными кружевами, а поверх них тускло поблескивало ожерелье из крупного жемчуга. Этот наряд был поразительно эффектен на ярко-желтом фоне тахты.

У нее были изящные руки. Сейчас она жестикулировала ими, глядя с улыбкой на Гелваду, и отвечала ему что-то. Эрни, оказывается, не теряет времени даром, подумал Кейн. Видно, он сразу взялся за дело. Миссис Моринс утомлена этим шумом и толкотней, и он сумел выбрать место… эту удобную тахту и стал развлекать ее своими историями. Надо полагать, Эрни пустил в ход все свои чары, удерживая миссис Моринс до прихода мистера Синглтона. Кейн смотрел на нее и все больше убеждался, что она восхитительна. Да, пожалуй, это самое верное слово. Восхитительная женщина. Это гораздо опаснее, чем просто соблазнительная и красивая.

Кейн почувствовал, что мог бы увлечься… Он посмотрел на Гелваду. Гелвада был поглощен беседой. Он не допускал пауз, как только миссис Моринс замолкала, начинал что-то быстро и с необыкновенной энергией говорить. Лицо его светилось добродушным юмором.

Наверняка, он рассказывает сейчас одну из своих многочисленных историй, Он знал, что у Гелвады был огромный запас всяческих историй, с различными вариантами концовок, из которых он выбирал нужную, в зависимости от способности соображать и настроения собеседника. Кейн пригубил бокал бренди и вновь взглянул на миссис Моринс. Похоже, что ее заинтересовал Гелвада. Как правило, так оно и бывало: женщины обычно поддавались обаянию Гелвады. То ли это была некая скрытая мужественность, которую они интуитивно чувствовали, то ли просто способность нравиться, но практически у всех женщин — даже умных — он всегда имел успех. Удивительно, как ему везло в этом отношении.

Кейн вернулся в прихожую. Уходили очередные гости, желая хозяйке доброй ночи, благодарили за приятный вечер, выслушивая в ответ ее очаровательно неискренние слова о скорой встрече и ужасах войны. Бог ты мой! Да что вообще означала для них война? Некоторое неудобство, не более. Как-то особенно отчетливо ощутил он вдруг контраст между собой и Эрни и собравшейся здесь публикой. Безусловно, для них с Гелвадой война означала чертовски много. Чересчур много. Настолько, что порой, когда ты в плохом настроении, страшно думать… Да, лучше совсем не думать. Опять эти рассуждения в самый неподходящий момент. Как-то раз Кейн слышал, как Фэнтон сказал: «Я не люблю людей, которые слишком много рассуждают, особенно если это мои люди. Думать буду я. Они должны только делать. Когда кто-то из моих людей начинает задумываться — я ставлю на нем крест. Он конченый человек».

Кейн пожал плечами и вернулся в гостиную. Теперь там было не более десяти человек, считая Гелваду и миссис Моринс, все продолжали пить, есть и оживленно разговаривать. Большинство из них было навеселе. Самое время заняться делом, подумал Кейн. Он направился к буфету, взял один из стаканов. Его внимание привлекли стоявшие здесь же мужчина и женщина, которые без устали уничтожали коктейли. Он сказал, обращаясь к мужчине:

— Виттерия делает превосходные коктейли, это его личное изобретение. Потрясающе, правда?

— Согласен. — Мужчина взглянул на него. Стакан в его руке накренился.

— Я согласен. Я выпил их уже чертову прорву. И нахожу, что они неплохи! Поэтому я здесь, — и он оценивающе посмотрел на Кейна.

Кейн улыбнулся ему дружелюбно. Мужчина был небольшого роста, широкоплеч, с темными волосами, прилипшими к потному лбу.

— Я п-п-робовал их во всех комнатах и в-везде они одинаково хороши.

— Ах вот что! — сказал Кейн. Мужчина продолжал доверительно:

— Не знаю, часто ли вы заходите к миссис Джейн, — мужчина сделал неопределенное движение свободной рукой, — в прежние времена у нее бывало очень хорошо. З-здесь собирались умные или по крайней мере ин-н-тел-и-ген-нтные люди… Да… Моя жена и я. — Он указал на женщину, стоявшую рядом с ним, кротко прижавшуюся к буфету. — Мы всегда охотно посещали этот дом, мы даже ждали этих вечеринок… Но теперь, — он пожал плечами. — Посмотрите, кто заполнил эти комнаты, кто здесь сегодня? Я вас спрашиваю! Вы на них только посмотрите!

Кейн согласно кивнул.

— Я вас очень хорошо понимаю. Я сам так думаю. Вы, очевидно, художник?

— Меня зовут Келзин, — сказал он несколько высокомерно. — Я критик. Я пишу. Изучаю, анализирую жизнь и искусство. Тоже самое, в меньшей степени, делает моя жена.

Она повернулась к Кейну и улыбнулась ему.

— Меня зовут Синглтон, — сказал Кейн. — Раньше я делал автомобили, а теперь танки. Но к людям искусства я всегда относился с истинным восхищением. Я думаю, что такие, как вы и ваша жена, — это соль земли. Искусство — это единственная стоящая вещь.

Миссис Келзин, весьма польщенная лестью Кейна, посмотрела на мужа и улыбнулась ему.

— Естественно, — сказал мистер Келзин, — каждый художник любит признание, особенно со стороны человека, не связанного с искусством. Знаете, в нашем кругу очень много завистников. Вот сегодня я вдрызг разругался с одним типом. Он имел наглость утверждать, что критик — это паразит, который живет за счет других. Понимаете? Что если бы, мол, не художники, то мы, критики, умерли бы с голоду или стали искать для себя другой заработок.