— Ладно, — ответил Грили. — Я буду говорить на том же языке. Не беспокойся. Это все?

— Все, — сказал Куэйл. — Когда ты будешь у себя?

— Позвони мне завтра после полудня. К этому времени я уже буду дома.

— Моя секретарша позвонит тебе завтра между часом и тремя и передаст тебе все необходимые справки. Тебе надо быть в порту завтра вечером, так что пошевеливайся!

— А кого мне придется изображать на этот раз?

Куэйл вынул из кармана толстый пакет и подтолкнул его Грили.

— Все там, внутри. Ты — рабочий на оружейном заводе, которого вызвали для срочной работы на главную верфь. Пропуск на твое имя и все остальное найдешь в пакете.

— А помощник у меня будет? — спросил Грили.

— Да. Но рассчитывать на него сможешь только, если что-то не пойдет. Если почувствуешь, что упустил Фоудена из виду — разыщешь одного человека в городе. Его имя и адрес в пакете. Он содержит книжную лавку.

— Идет, — сказал Грили.

Куэйл поднялся. В дверь вошли два водителя. Один из них сказал:

— Вот паршивая ночь! Дождь так и лупит!

— Ну что ж, спокойной ночи, Хорейс! Привет твоей хозяйке!

— Всего хорошего старик! Еще увидимся! — Куэйл покинул зал.

Этот трактир находился в конце одной из длинных узких улочек, тянущихся до самых доков. Его интерьер не отличался оригинальностью. Грили нашел, что это место как раз в его духе. Бар устроили, пробив перегородку и соединив две комнаты дома, превращенного в трактир. Стойка бара, вытянутая в форме полумесяца, пол, присыпанный опилками, несколько корабельных бочонков у стены напротив стойки, якорь и другие морские атрибуты придавали заведению вид пристанища мореходов из добрых старых времен.

Здесь устоялся кислый запах пива и табачного дыма, оттого что потолок был низкий, а окна открывались редко.

Грили спокойно сидел в конце стойки бара, наблюдая за официанткой, любуясь виртуозной ловкостью, с которой ее пальцы подхватывали бутылки и стаканы, вынимали из ящиков пивные банки и вообще исполняли команды натренированного мозга.

Она с приятной улыбкой перебрасывалась шутками с посетителями, большую часть которых составляли матросы. «Крепкие ребята», — подумал Грили, невольно любуясь ими. На мгновение ему захотелось дать понять им, что и его работа не сахар, подчас она бывает не менее тяжкой и опасной.

На нем была куртка и синие брюки. Костюм дополнялся светло-коричневым свитером, высокий ворот которого подчеркивай худобу его лица. Клетчатое кепи слегка наезжало на один глаз. Он походил на того, на кого и хотел: плутоватого кокни, одного из многих квалифицированных рабочих с оборонного завода, кочующих по стране с предприятия на предприятие.

Согласно лежавшему в кармане удостоверению личности, выданному Министерством национальной обороны, его звали Хорейс Стивенсон. Он уроженец Боу, Западной части Лондона, временно занят на одном из заводов Мак-Каллоха.

Он заказал себе кружку пива и принялся размышлять об инструкциях, полученных лишь сегодня утром вместе с историей Фоудена в кратком изложении. Он попытался представить себе этого субъекта и, в свете известных фактов, образ его мыслей.

Грили, чье воспитание не отличалось изысканностью, не умел думать. Он был способен только рассуждать, сопоставляя факты. Он знал, что Куэйл никогда не поручил бы ему подобного задания, если бы сомневался в нем. А задание — Грили отдавал себе отчет — было не простым.

Грили участвовал в нескольких наиболее опасных и дерзких операциях Куэйла, требовавших неукоснительного соблюдения военных правил и дисциплины. В ходе этих операций одни справились с заданием, другие — нет. В одних случаях все шло гладко. В других — никто не мог оказать помощь. Неудачников избегали или просто избавлялись от них.

В этом и заключалось наихудшее. Значит, следовало показывать готовность преодолеть все и быть всем довольным. Грили при этом тихо ухмыльнулся. Половина человечества понятия не имела о занятиях и образе жизни другой половины, и в Англии три четверти населения и не подозревали о крайних мерах, которые предпринимали немцы, чтобы выиграть войну, и тем более о мерах Куэйла и его шефов, призванных не дать свершиться этой катастрофе.

Есть, конечно, люди, которые всерьез полагают, что войны ведутся и выигрываются на полях сражений, на море и в воздухе. Это верно, но война также ведется повсюду весьма необычными людьми. Они не носят мундиров, их не награждают медалями, но они сражаются в самых неподходящих для этого местах, готовые получить все или ничего!

Да, но, в конце концов, никто из них не был обязан этим заниматься, подумал Грили. Он частенько задавался вопросом, каким образом Куэйлу удавалось вербовать некоторых из своих агентов, в том числе и принадлежавших к верхушке общества, как, например, Феллс или Зилла Стивенсон.

Вполне возможно, что парень вроде Феллса мог занимать в армии достаточно высокий пост. Было в его поведении что-то от офицера высшего командного состава. Тем не менее, это была интересная пара, особенно для тех, кто любит приключения и не делает промахов. А в случае промаха — тем хуже для них. И разглашение тайны не послужит ничему, все равно никто не поверит. Каждый сам за себя.

Грили вспомнил об одном таком случае. Он знал человека, отправленного в тюрьму за поступок, на первый взгляд показавшийся суду непростительным. Но Грили знал, что тот же судья, будь ему известно об истинной подоплеке дела, потребовал бы награждения подсудимого. Он был в зале суда во время вынесения приговора Сервену. Все время, пока тянулся процесс, он следил, не дрогнет ли Сервен, признав все, лишь бы выкарабкаться. Сидя на забитой публикой галерее, он непрестанно следил за Куэйлом, выхватив его взглядом из бесконечных рядов лиц. Куэйл производил впечатление процветающего бизнесмена. Он сидел с краю трибуны для публики, еле заметно улыбаясь. Когда Сервену был вынесен приговор, он заметил, что улыбка на лице Куэйла угасла. Грили подумал: «Да, старик, славно же ты потрудился! Три с половиной года тюрьмы за то, что сумел себя показать этаким английским суперменом!» — и сплюнул с отвращением, выходя из зала суда.

Был ли он циником? Скорее, под этой оболочкой он прятал искренность, романтичность и любовь к приключениям, так свойственную мальчишкам. Его еще нельзя было назвать вполне сложившимся, солидным, взрослым человеком, но он с блеском выполнял задания, достойные настоящего мужчины, привнося идеи и дух мятежной юности. Его цинизм был всего-навсего кольчугой, защищавшей его и от собственных сомнений, кольчугой, которую он мог бы по желанию надевать и снимать.

Дверь в конце бара отворилась, и вошла женщина. Грили тихо присвистнул. Это была она, девушка из Кингстауна. Господи! До чего же она была хороша!

Грили поднес кружку с пивом к губам и выпил, не отрывая взгляда от Зиллы Стивенсон. Со времени кингстаунского дела прошло полтора года. Она ухитрилась стать еще красивее, вот чертовка! Он употребил это слово, так как затруднялся произнести, что она была блистательна. Но именно это определение подходило ей больше всего!

Она больше не была блондинкой, ее волосы отливали бронзовым оттенком, как на картинах Тициана, и Грили понял, что это их природный оттенок. Очевидно, для кингстаунского дела она специально выкрасилась перекисью водорода.

«Какое мне дело до цвета ее волос? — подумал Грили. — Но девчонка-то с изюминкой!» Он подумал, что еще ни разу в жизни не встречал такой женщины, как Зилла. Ее лицо и фигура были само совершенство, а довольно красивое, хоть и недорогое платье подчеркивало изящество каждого ее движения. Она подошла к стойке и заказала аперитив «Дюбоннэ» на можжевельнике, не замечая впившихся в нее взглядов мужчин, находившихся в баре.

Она направилась со своим напитком к столику в глубине зала. Присев за стол, обежала взглядом всех присутствующих и остановилась на Грили. Он отвел взгляд, чувствуя, что она присматривается к нему. Потом поставил кружку на стойку, порылся в кармане, достал помятую сигарету и закурил. Как бы случайно оглянулся, мельком посмотрел на нее и заказал еще кружку.