— Именно…

— Ну, понятно… Значит, он прячется. Знаю я его, конечно.

— А кто он?

— Долго рассказывать… В общем, то, о чем мы с тобой говорим, искали уже давно и безуспешно. Думаю, ты уже и это знаешь. И я это искал, и другие искали… Знаешь, как? Довели вот этого человека до ручки — били его и пытали больше недели, чтобы он дал отрубить себе правую руку. И с помощью этой руки начали поиски — якобы она их вела как навигатор…

— «Рука славы», — пробормотал Мороз. Кажется, ему стало интересно.

— Вроде того, — сказал Геннадий.

— Насколько я слышал, эта штука употребляется для проникновения в помещения. Якобы позволяет открывать двери, делает взломщика невидимым и усыпляет хозяев.

— Точно. А еще ведет себя как лоза при поиске кладов. Только тут есть одна тонкость — руку надо взять у человека, который с ней расстанется добровольно. По-другому, считается, не получится. Правда, тогда у них тоже не получилось…

— Ты знаешь, как звали этих людей?

— Нет, — сказал Геннадий.

Я подумал, что он врет.

— Где ты его встречал, если не секрет?

Геннадий оживился, похоже, личность Монина его сильно интересовала.

— Да в нескольких километрах отсюда… Вместе с Татьяной. Ждет нас с нетерпением…

— Не может быть… Каким образом вы пересеклись? Да и кто ты такой вообще?

— Слишком много вопросов, — сказал я. — Хочешь узнать, пошли с нами…

Геннадий, кажется, уже был готов сорваться, но что-то еще не давало ему покоя.

— Ладно. Но как твое имя?

— Андрей Маскаев. — Я по-прежнему был настроен говорить правду. До тех пор, пока это мне не вредило.

— А Татьяну ты откуда знаешь?

— Она моя жена, — сказал я. — Уже больше десяти лет.

— Вот как?.. А с Эльвирой ты не знаком, случайно?

Тут нужно было соблюдать осторожность, но я решил ответить как есть:

— Да, знаком, и даже встречался несколько раз…

— Ну, и?

— И ничего. Она не знает, где сейчас я, и что делаю, если ты об этом.

Кажется, Ратаева это устроило.

— А это кто? — Показал он на Мороза, вставая с кровати и протягивая руку к джинсам.

— Это наш проводник, — сказал я, не вдаваясь в подробности.

— Э, нет, — просек ситуацию Ратаев. — Он же из бараков. Пусть идет обратно, зачем он нам?

Вообще-то резонно. По крайней мере, теперь. Я попытался быстро сообразить, как бы отправить «проводника» туда, откуда он взялся, но сам Мороз считал, что так делать не надо.

— Мы уходим вместе, — сказал он. — Вы решайте свои дела, они меня не касаются. Но до Бийска я еду с вами.

Геннадий промолчал и принялся одеваться. Я тоже решил, что нет смысла развивать эту бесполезную дискуссию. Тем более что вторжение во флигель произошло без лишнего шума, и меня это радовало.

— Как он? — спрашивал Ратаев, одеваясь.

— В каком смысли? — спросил я.

— Ну, что он рассказывает?

— Да ничего. Угрюмый он человек… Да и здоровье не очень.

— Это точно. Тогда ему, конечно, жестоко досталось…

Я поежился, представив себе, что пришлось перенести Монину. Черт, это до какого же состояния надо довести человека, чтобы он сам сказал — хрен с вами, рубите руку!? Будешь тут угрюмым…

— Что ж он сам сюда не пошел?

— Куда ему? Он не доползет сюда ночью. Потом, мы же днем приезжали… А никакой уверенности в том, что мы найдем тебя, у нас не было.

— Да, это в его теперешнем стиле…

Судя по всему, Ратаев неплохо знал нашего угрюмого калеку.

… В предрассветных сумерках навстречу нам вышли две призрачные фигуры. Алтаец и китаец. Какого черта, интересно, они шляются по деревне в то время, когда все добрые люди должны спать?!

— Эй, это что тут за дела такие? — Константин Дюгонь зажег фонарик и выругался: — Ништо себе компания!

— Костя! — подал голос Геннадий. — Этот человек приехал от моих друзей. Мне надо уйти с ним. Все в порядке.

— Ну ты знаешь, что делаешь, да? Чжэн в курсе?

— Нет, пусть спит. Я ему завтра позвоню.

— Вот тоже на мою голову… — Дюгонь некоторое время светил фонариком мне в лицо, потом сказал: — Ладно, валите оба. Только вот этот… — свет фонаря упал на физиономию Мороза, — останется здесь… Ясно?.. Сам пойдешь или тебе помочь?

Мороз с воем бросился на Дюгоня. Схватил его за горло, повалил, начал душить. Китаец в камуфляже гортанно заорал, кинулся на помощь Константину, принялся отдирать пальцы «батрака» от шеи потомка рыцарей.

Мы с Геннадием решили сохранять нейтралитет. Это была не наша разборка. Помогать Дюгоню было глупо. Морозу — и говорить нечего. И вообще, как мне казалось, события развивались в правильном направлении. Китаец нанес Морозу несколько сокрушительных ударов в область затылка, Мороз отцепился от Дюгоня, извернулся и изо всех сил пнул китайца в пах. Азиат ловко увернулся от коварного ботинка, но пока справлялся с потерей равновесия, Мороз вскочил и рванул через ближайший забор. Китаец сделал движение, словно намереваясь кинуться за ним, но быстро понял, что это бессмысленно.

Дюгонь, грязно матерясь, поднимался с земли и отряхивал штаны.

— Как чувствовал, что ты мне тут устроишь кордебалет, — прорычал он, обращаясь ко мне.

— Ты же мне соврал, что не знаешь про Геннадия, — пожал я плечами.

— Меня предупреждали, что его могут искать всякие проходимцы, — сказал Дюгонь. — Походу ты все-таки один из них… Слышь, Гена, а ты этому позвонил… Как его… Который тебя сюда привез?

— Нет… Ночь же. Спит, наверное, — растерянно ответил Ратаев.

— Ну ты и ботан, — с чувством произнес Константин. — Звони ему прямо сейчас.

— Так он же с одноруким приехал, — сказал Геннадий.

— Одонолуки? — заговорил вдруг китаец. — Бил чеовек в машине без она лука.

— Ну, вот… — уверенно сказал Геннадий, но за телефоном все же полез.

Обстановка стала накаляться. Я не знал, кому он собирается звонить, и о чем пойдет разговор, но почему-то готов был предположить, что Геннадию скажут ни с кем не ходить, разобраться в моей личности как следует, а лучше всего — сдать китайцам в утиль.

— Нет сигнала, — разочарованно сказал Ратаев, глядя на дисплей аппарата.

— Тут это бывает, — произнес Дюгонь. — Обычно за пять-семь минут восстанавливается.

Он сумел бросить зерно сомнения в мозг археолога. Геннадий теребил мобильник, и мне трудно было подгонять молодого человека. Моя торопливость могла вызвать еще больше подозрений. Но что было делать?

— Хей! — вдруг воскликнул китаец. И, добавив на своем языке энергичную фразу, показал пальцем в сторону ветряка. «Ноги» опоры снизу были окрашены в оранжево-красный цвет, я почти сразу понял, что там что-то горит.

Но это поняли и остальные. Дюгонь заревел белугой. Из его отрывистых выкриков можно было догадаться: он был уверен, что электростанцию подпалил сбежавший батрак. А что в этом, собственно, удивительного? Еще в пятом классе средней школы нашему поколению внушали, что рабский труд невыгоден, ибо раб всегда вредитель хозяину. Почти в такой же степени, как наемный менеджер по продажам своему работодателю.

— Ну нам-то что с этого? — задал я вопрос, обращаясь к Геннадию. — Пошли? Там твой однорукий товарищ уже беспокоится.

Ратаев колебался, как та прослойка, о которой нам тоже рассказывали в школе. Тем временем у китайца на поясе ожила рация, он поднял аппарат к уху, о чем-то заговорил. Дюгонь понял, о чем, обратился к камуфляжнику на китайском, а потом и ко мне:

— Пойдемте-ка с нами. Не нравится мне все это.

А тут и у китайца, как выяснилось, не только рация в наличии, но и пистолетик.

Идти куда-либо, кроме стоянки моей машины, мне идти не хотелось, но я сделал вид, что ничего не боюсь.

— Ну, пошли.

И мы быстро двинулись по дорожке, освещаемой фонарями, в сторону пожара. Кое-где из калиток высовывались местные жители — в темноте было трудно различить не только их разрез глаз, но и пол.

Под ветряком действительно горела генераторная. Рядом суетилось несколько человек, в пляшущем свете фонарей было видно — сплошь узкоглазых. Под их ногами валялись опростанные огнетушители. Небольшую толпу осветили фары «паджеро» — к месту происшествия подкатил сам Чжэн. Хозяин на неплохом русском языке высказал все, что думает о Дюгоне, а потом принялся орать по-китайски. Суматоха, в общем, продолжалась, про нас с Геннадием, похоже, забыли… Мы переглянулись и понемногу, шаг за шагом, принялись отходить в темноту, подальше от стихающего пожара. Наступил момент, когда стало возможно развернуться и пойти хорошим прогулочным шагом прочь… И тут раздался голос: