— Почти уверен, что это была утка, — серьезно сказал Вересков. — Или кто-то специально вбросил эту информацию. Вокруг этих «церквей» много подковерных игр, да и комитет, в свою очередь, иногда действительно заносит… — следователь резко прервался.

— В общем, про врагов я вряд ли что-то могу сказать, — я даже сделал руками чуть ли не извиняющийся жест.

— Н-да, — задумчиво согласился следователь.

— Я могу идти? — поинтересовался я, полагая, что мне сегодня повезло не записаться в разбойники.

— Еще один небольшой вопрос… — Следователь опять вынул блокнот Павла. — Имя и фамилия «Геннадий Ратаев» вам известны?

…Что-то, где-то…

— Не уверен, что я их раньше слышал, — произнес я, честно постаравшись напрячь память. — А с чем это связано?

Вересков снова спрятал блокнот.

— Спасибо, Андрей Николаевич, вы нам очень помогли, — с дежурной учтивостью проговорил он. — У меня больше нет к вам вопросов. Давайте, я отмечу ваш пропуск.

Бэрримор был снова расстроен, только теперь он окончательно понял, что письмо из Нью-Йорка действительно накрылось и притом окончательно. Американец даже не попросил меня позвонить, если я вдруг его найду. Я сунул трубку в карман и повернул руль вправо, въезжая в наш двор. Татьяна, судя по времени, уже дома, надо с ней обязательно обсудить полученную информацию.

Что я и сделал. Но не предполагал, что смерть Павла и беда с его женой так подействуют на Таню. Она не просто испытала ужас. Нет, сначала она даже не поверила, сказала даже «Маскаев, я не ожидала от тебя такого злопыхательства», но когда поняла, что я не шучу и не издеваюсь, чуть ли не впала в истерику. Честно скажу — в последнее время поведение Татьяны стало меня слегка удивлять и напрягать, но то, что происходило с ней сейчас, я был не в состоянии объяснить.

Словом, мы оба находились в расстроенных чувствах. Чтобы немного привести их в состояние, близкое к норме, я собрался сходить до ближайшего магазина. Что интересно, инициатива была поддержана.

Едва я отошел от подъезда, как в припаркованном на проезде черном «субару легаси-Б4» открылась дверь, и оттуда частично высунулся незнакомый мне мужчина со словами: «Тебя зовут Андрей?»

Впрочем, вопросительной интонации в этой фразе не было. Крепкий коротко стриженый мужик, примерно моих лет, в джинсовом костюме — он наверняка знал, кто я такой.

Я ответил утвердительно, молча вопрошая у всех чертей, за что мне такая популярность? Почему-то черти сразу же и с удовольствием ответили: это, дядя, все связано сам знаешь с чем.

И оказались правы.

— Меня зовут Артем, — представился стриженый. И добавил совсем в стиле девяностых: — базар есть.

— О чем?

— У нас общие знакомые имеются… Были.

Я внимательно рассмотрел этого парня. Невыразительное круглое лицо, белые брысы, толстые губы. Взгляд недобрый, оценивающий. Ни в коей степени не гопник, но и не деловой… Затем я демонстративно подошел к переднему бамперу «бэчера», запоминая номер и нажимая кнопки на телефоне. Не знаю уж, понравились ли эти манипуляции Артему, но комментировать он их не стал. Правда, и в машину он меня тоже не пригласил. Мы устроились на скамейке возле подъезда.

— Тебя, смотрю, не удивило, что я тебя знаю? — спросил Артем.

— Нет, — коротко ответствовал я.

— Понято. Тогда сразу к делу. У тебя есть то, что тебе не принадлежит.

Я глубоко затянулся сигаретой. Черти радостно заплясали и запели: «письмо, письмо, пропавшее письмо!»

— Это ты о чем? — все же решил затупить я.

— Не догадываешься?

— Нет. Машину я честно купил.

— При чем тут машина? — с досадой протянул Артем. — Не в машине дело. А в том, что в твоих руках были документы, которые не дошли до нужных людей.

— Тебя кто прислал? — я сделал недовольный тон.

— Неважно. Достаточно того, что я все отлично знаю про тебя… Про американцев… Про Павла.

— Ну и кто из них нужные люди?

— Ни те, ни другие. Ясно?

— Более или менее. Но что касается Павла…

— Не бери в голову. Это не твоя и не моя забота. К тому же, документов и у него не оказалось.

— Проверяли?

— Слушай, Андрей, ну не лезь не в свои дела, — почти сострадательно сказал Артем. — Тут происходят такие вещи, что про них тебе лучше не знать.

— Да я и сам стараюсь держаться от них подальше…

— Ну, это ты на словах. На самом деле ты уже влез куда не надо… Как говорят твои штатовские друзья, оказался в плохое время в плохом месте.

— Да не друзья они мне.

— Уж наверное. Но не в них дело. Говорю открытым текстом: эти пиндосы ничем не лучше и не хуже многих других, кто имеет интерес до известных тебе документов. Будь дело в Штатах, они бы тебя уже давно за яйца подвесили и иголки под ногти загнали. Здесь они, конечно, осторожничают. Но мы осторожничать не будем. Если ты, конечно, не отдашь нам документы. Поверь, они тебе совсем ни к чему. Даже если ты их прочтешь и сумеешь извлечь из них информацию, ничего доброго не поимеешь. А вот неприятности — это точно. Очень крупные неприятности. Живешь ты вроде бы не один… Думаю, ты меня понял?

Я внимательно посмотрел на Артема. Это был действительно не гопник. Он казался куда более серьезным типом, нежели случайно убитый нами гоблин. Интересно, они оба из одной и той ли он шайки, которая убила Павла? Наверняка эта гнида знает убийц. Взять бы его за шкварник, да притащить прямо в следственный комитет… А лучше в убойный отдел — опера-то покруче следаков будут…

— И пойми: ничего личного, — вдруг сказал Артем, наверняка прочитавши на моем лице что-то такое-этакое. — Мне, знаешь, лишние головняки тоже ни к чему. Давай так: завтра в это же время я наберу твой номер, ты выйдешь сюда и отдашь мне документы. Поверь, тебе же будет спокойнее!

Парень был сама искренность. Я ему, вообще-то верил. Если честно, знай я точно, где лежит письмо, вот сейчас бы встал, принес его и отдал. И забыл бы все эти дела вокруг него как страшный сон. Павел?.. А что Павел? В конце концов, я что — память о нем предаю, что ли? Да и душевное состояние американцев мне по большому счету, до лампады. Главное, что они платят мне.

— Я поищу, — негромко сказал я.

— Вот и договорились, — сказал Павел. — Давай уточним твой телефон.

— Я думал, вы про меня уже все знаете, — произнес я. Но номер таки назвал.

— Да, есть кое-что, — серьезно сказал Артем. — Кроме того, ты вообще какой-то популярной личностью становишься.

— Это ты о чем? — насторожился я.

— Кури интернет, — как-то уж очень по-гиковски сказал Артем, вставая. Но был он серьезен, не улыбался. И руки на прощание не протянул. Меня он, впрочем, этим не расстроил.

«Покурить интернет» было делом недолгим. Я обнаружил, что моя фамилия склоняется не только журналистом Чаповаловым, но и каким-то блоггером, уверявшим, что я когда-то, будучи директором фирмы, якобы заставлял его выполнять наказуемые законом деяния. Ну там, черныя и серыя бухгалтерии, «схемы ухода» и прочие штучки, без которых не обходится ни один бизнесмен в Российской Федерации, если не хочет разориться, конечно. Блоггер при этом упоминал фамиию Чаповалова — вот, типа, насколько уже хорошо про Маскаева все знают. Я, конечно, далеко не ангел, и знаю, что по моей персоне нет-нет да и всхлипнет уголовный кодекс (а покажите мне более-менее благополучного соотечественника, по которому не рыдает хотя бы кодекс налоговый!), но я не выношу, когда мне пытаются приписать поступки, которых я не совершал.

Решив заняться поганым журналистом завтра, я отправился на кухню, где расстроенная Татьяна собирала нехитрый ужин. Я выставил на стол вчерашнюю недопитую бутылку, что было встречено тихим согласием.

— Со мной встречался один не очень приятный тип, — сказал я Тане, когда мы уже немножко отведали еды и спиртного. А действительно, почему бы мне не поделиться проблемами со своей женой? — Как я понял, беда со Столяровыми приключилась из-за той упаковки документов, которые я получил на почте, и которые, как я почти уверен, стянула у нас Эльвира.