— Это ни черта не значит, — фыркает он.

— Для женщины это очень важно.

— Ну, значит этого недостаточно, — он выдыхает и идет к кровати. Присев на край матраса, он разочарованно проводит руками по лицу. — Что она рассказала тебе о нас?

Я пожимаю плечами.

— Не так уж много. Только малую часть, и то лишь потому, что была пьяна.

Он выдыхает и бормочет:

— Она никогда не могла справиться с ликером. И это полное безумие, учитывая, что она владеет баром и пьет, как сапожник, — он потирает руки и рассматривает их, но ему требуется время, чтобы снова заговорить. — Она сказала тебе, что мы были вместе несколько недель назад?

Мои глаза округляются от удивления.

Он бросает взгляд на мое лицо и безрадостно смеется.

— Полагаю, что нет. Конечно, не сказала. Зачем, если для нее это ни хрена не значит?

Он наклоняется вперед и опускает голову на свои руки.

Я сажусь рядом с ним на кровать и, стараясь утешить, кладу руку ему на спину. Тишина, заполнившая комнату, практически обретает черты реального человека. Словно здесь Бетани. Призрак, прислушивающийся к нашему разговору.

Он протяжно выдыхает.

— Она, наконец, вернула меня обратно к жизни. Мы начали все с чистого листа, позабыв о всем том дерьме, что было в прошлом.

— Что же случилось?

Когда он говорит, его голос кажется более хриплым, чем обычно.

— Кэп… мой отец… его подстрелили, — он тяжело выдыхает. — Она испугалась. Не только потому, что кто-то стрелял в Кэпа, но и потому, что я должен был взять бразды правления в свои руки. А она не хотела, чтобы ее детей зацепило рикошетом при клубных разборках.

— Бразды правления?

— Взять нашивку президента, а также все обязанности и дерьмо, которые к ней прилагаются. Это поставило бы мишень на спину всех тех, кто находится рядом со мной.

Некоторое время он молчит, а затем продолжает.

— Я не виню ее за то, что она опасается за свою жизнь и за жизнь своих детей. Она хорошая мать, всегда такой была. И, знаешь, поначалу я понимал ее позицию. Но потом я подумал о Ходже, с которым она прожила тринадцать лет. Разница лишь в том, что он не принимал такого активного участия в жизни клуба, как я, а ведь мне пришлось бы взять на себя определенную ответственность, если бы я решил возглавить клуб.

Он снова хватается за волосы, его переполняет чувство отчаяния и безысходности.

— Поэтому я сложил с себя полномочия. Я думал, что этого будет достаточно, чтобы уберечь ее и детей от опасности, и мы сможем дать нашим отношениям реальный шанс.

Он мрачно смеется себе под нос. Отпустив свои волосы, он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, его серо-голубые глаза, такие же беспокойные, как грозовые облака.

— Этого было недостаточно. К тому времени она уже выстроила стену, не выслушав тех гребаных слов, которые я должен был ей сказать.

— Похоже, она просто боится.

Вскочив на ноги, он рычит:

— Само собой, она боится… но я могу ее защитить. Черт возьми. Я не какой-то там урод. Я никогда никому не позволю отнять то, что принадлежит мне. По крайней мере, пока дышу.

Его кулаки сжимаются и разжимаются. Спустя примерно минуту его метаний по комнате, он выпаливает:

— Я отказался от своего наследия ради нее. Я позволяю каждому из моих братьев смотреть на меня так, будто я кусок дерьма. Мой отец умирает, и единственная вещь, которую он хотел больше всего на свете, это увидеть, как я пойду по его стопам и продолжу его дело. Я сложил с себя полномочия ради нее, а она говорит, что это не стоит того. Я не стою риска.

Он впечатывает в стену кулак, и краска со штукатуркой осыпаются на пол.

— Черт бы ее побрал. Я всё поставил на кон. Какого хрена она не может сделать то же самое?

Он всматривается в мое лицо, словно ищет ответ на свой вопрос.

— Я не знаю.

Его глаза сверкают от избытка переполняющих его эмоций.

— С меня хватит. Я задолбался ждать и на что-то надеяться. Я, черт подери, хочу двигаться дальше. Единственный вариант, при котором она примет меня обратно, если я сниму с себя нашивку и уйду. Покину клуб, мою семью, этот город и этот проклятый штат, — он качает головой. — Но я не могу это сделать. Я не дезертир. Я не уйду от всего того, что делает меня таким, какой я есть.

Он выдыхает, и часть напряжения сходит с его плеч.

— Я ждал четырнадцать лет, чтобы она вернулась ко мне. Тебе не кажется, что это довольно долгий срок? Думаешь, мне нужно подождать еще? Или, наконец, найти того, кто сможет ответить на мою любовь взаимностью?

Я понимаю их обоих. И всё же чувствую, что, если Бетани не впустит Дозеру в свою жизнь, тогда ему придется найти того, кто сможет это сделать.

— Ты заслуживаешь быть счастливым. Честно говоря, я не знаю, где бы я сейчас была, если бы ты не заступился за меня в тот первый день, — набравшись храбрости, я говорю: — Но у тебя с Бетани особая связь. У нас этого нет. Нас связывает дружба, и думаю, тот факт, что мы оба одиноки, совсем не значит, что мы подходим друг другу.

Он тихо посмеивается.

— Детка, я не прошу тебя выйти за меня замуж. Я просто хочу построить с тобой отношения и посмотреть, сможем ли мы быть вместе. Остается только догадываться, куда все это приведет.

Когда я не отвечаю, он говорит:

— Ты думаешь, у нас ничего не получится?

Он пару секунд меня изучает.

Я сомневаюсь, смогут ли дружеские отношения между нами перерасти в нечто большее. Он — все, что я когда-либо хотела видеть в мужчине: красивый, трудолюбивый, умный, готовый всегда прийти на помощь и обладающий отличным чувством юмора. У этого списка нет конца. Если бы между нами была химия, даже вопроса бы не стояло. Но ее просто-напросто нет.

Тогда как с Мавом у нас этой химии хоть отбавляй.

Почему, черт возьми, жизнь такая сложная штука?

После того, в чем мне только что признался Дозер, я не хочу снова ему отказывать. За последний месяц его не единожды отвергали. Бетани. Братья. Но я не могу его обманывать.

Я нервно ерзаю, сидя на кровати, в то время как мое сердце начинает неистово колотиться.

Давай же, Эм. Признайся ему.

— Я поцеловала Мава.

На самом деле, мы с Мавом страстно обжимались, и я чуть не сошла с ума, когда он прижал меня к стене и поцеловал, но я сохраню эту часть при себе.

Дозер примерно полминуты стоит неподвижно, как статуя. Затем его грудь вздымается, и он тянет себя за волосы.

— Лицемерный сукин сын. Я так и знал. Вот почему он сделал это. Он отправил тебя к Бетани не из-за дерьмовой сделки, которой он заставлял меня придерживаться, так? — шипит он.

— Думаю, да. К тому же, он знал, что после его нападения на меня я планировала уйти. Как бы там ни было, я собиралась податься в другое место.

— Какого хера ты позволила ему поцеловать себя после того, что он с тобой сделал?

Я опускаю взгляд на свои руки.

— Он не спрашивал разрешения. Сначала я пыталась остановить его, но потом…

— Но потом?

Дозер смотрит на меня с выражением боли на лице.

— Потом я не захотела его останавливать и ответила на его поцелуй.

Он смотрит на меня сверху вниз, наверно, самым суровым взглядом, который я когда-либо за ним замечала.

— Ты ответила на его поцелуй, представляя, что целуешь меня, или же ты целовала его?

Встретив его взгляд, я отвечаю:

— Я-я целовала его.

На его челюсти дергаются мышцы.

— У нас нет той искры, о которой я тебе говорила, — я жестом указываю на него, а потом на себя, — зато она есть у нас с ним. Я не могу это объяснить, но я не хотела, чтобы все так вышло. Если честно, я изо всех сил старалась сопротивляться этому каждый день своего пребывания здесь. Но я не могу это отключить.

— Чёрт! — цедит он сквозь зубы.

Я сцепляю пальцы вместе, чтобы избежать его пытливого взгляда.

— Прости. Я…

— Как насчет всего того дерьма, что он сделал?

Довольно сложно дать разумное объяснение моему выбору. Мне бы очень не хотелось рассказывать Дозеру о своих причинах, но я должна ему как-то все разъяснить.