- И как это ты додумалась? - спросила я у нее.
- А он сказал, что сладко, если попробовать языком, - сказала она, утирая нос.
Я поглядела на нее внимательней и увидела, что она совсем еще маленькая, меньше Леньки. Вместо пальто у нее какая-то старая поддевка, подпоясанная веревочкой. Из худых валенок торчат голые пятки, а на голове грязный ситцевый платочек. Не диво, что она вся дрожит от холода.
- Как тебя зовут? - спросил Ленька.
- Танька, - сказала девочка.
- Ой, да это же, наверно, сестра Павлика! - догадалась я.
- Пойдем к нам погреемся, - предложил Ленька.
Танька недоверчиво подняла на него глаза.
- А твоя мама пустит?
- А почему же нет? - удивился Ленька.
- Скажет: «Нанесла только снегу», - вздохнула Танька, взглянув на свои валенки.
- Наша мама не скажет, - вмешалась я. - Пошли!
- А мне Павлик не велел людям надоедать, сказал, чтоб я дома сидела… А дома скучно… - снова вздохнула она.
- Сам пусть сидит, раз он такой умный, - рассердился Ленька. - А ты к нам приходи, и…
Он умолк на полуслове. Я обернулась и увидела Лещиху, направляющуюся прямо к нам. Рядом с ней шагал Петька.
- Бежим! - шепнула я, оглядываясь по сторонам, но Ленька даже с места не двинулся.
- Так что же это вы, голубчики, делаете? - прищурившись, ехидно завела Лещиха. - Дитя с урока на минутку вышло, а вы, как разбойники, из-за угла на него…
- Это ваш Петька разбойник, а не мы, - храбро заявил Ленька.
- Он ее первый обидел, - добавила я, кивнув на Таньку.
- Думаете, если ваш отец председатель, так на вас уже и управы нет?! Или это у вас в городе мода такая - драться? - не слушая нас, повышала голос Лещиха. Она разошлась вовсю и визжала все громче и громче. Вокруг стали собираться люди, и мне было стыдно. Вдруг я увидела маму. Она торопливо шла в нашу сторону. Подойдя, окинула всех быстрым взглядом и, нахмурившись, спросила:
- Что еще натворили?
- Да ничего особенного, - совсем уже другим тоном запела Лещиха. - Подрались немножко, известное дело - дети, - улыбнулась она.
Мама покраснела и, не глядя на нас, сердито сказала:
- А ну, марш домой!
Я потянула Таньку за рукав.
- Может, я лучше пойду? - поглядывая с опаской на маму, прошептала Танька.
- Нет уж! - возмутился Ленька. - Мы тебя выручали, а теперь ты нас бросаешь?
Танька умолкла и покорно поплелась за нами. Мы все трое ввалились в дом и молча выстроились у порога.
- Ну? - обернулась к нам мама.
- Это Танька, - поспешно сказал Ленька.
- Сестра Павлика, - уточнила я.
Танька, открыв рот, во все глаза смотрела на маму.
- Ты же вся замерзла! - взглянув на нее, воскликнула мама.
- Не вся, у нее только язык отмерз, - сказал Ленька. - Покажи язык, Танька! - скомандовал он.
Девочка покорно высунула язык. Кончик его был весь красный, как ободранный.
- Вот видишь! - торжественно сказал Ленька.
- Это все Петька… - подхватила я.
- Как это? - удивилась мама.
Перебивая друг дружку, мы торопливо рассказали, что произошло возле школы.
- Негодяй какой! - возмутилась мама. - Ну, полезайте на печь греться!
Мы обрадовались, что все так хорошо обошлось, и начали быстро раздеваться.
- Крошечная совсем, - сказала мама, помогая Таньке развязать платок.
Танька уклонилась от маминой руки, которой та хотела погладить ее по голове, и, ловко выскочив из валенок, юркнула вслед за нами на печь.
ЧУДО
Наша мама просто не может без дела. Пока мы болели и она была дома, ей некогда было ни о чем думать, а сейчас она говорит, что стосковалась по работе, хотя я никогда не видела, чтобы она хоть минутку посидела. Вечно она или шьет, или пишет что-то в толстой тетрадке и при этом все время щелкает на счетах, или стирает и убирает в квартире. У нас стало так хорошо и уютно, что даже тетка Поля одобрительно посматривает вокруг.
Я не представляю, что будет, когда она снова скоро уедет. Папа тоже, видно, беспокоится. Однажды он сказал:
- Лена, ты как думаешь насчет работы? Может, тебе еще ее пока оставить… на время…
- Я и сама уж подумывала. Какая тут работа, когда таких вот малышей девать некуда, - вздохнув, потрепала она Лилю по вихрастой головке.
- Ты не горюй, мы тебе здесь найдем работу, - обрадованно сказал отец. - Библиотеку организовать надо и… еще дело найдется…
- А еще можно в магазин, - вмешалась я, представив, какая нам с Ленькой тогда будет жизнь.
- Ну, в магазин я не гожусь, - улыбнулась мама.
- Ничего, - успокоила я ее, - на счетах ты уже умеешь, тебе бы только взвешивать научиться…
Но, к великому моему огорчению, мама и не подумала устраиваться в магазин. Она или помогает колхозному счетоводу подсчитывать всякую всячину или воспитывает нас. И от того и от другого нам с Ленькой пользы мало. Сидим дома, как привязанные, и без разрешения - ни шагу. Никаких развлечений! Вроде мы на хуторе живем, а не в деревне. Хорошо, что я хоть стала уже ходить в школу. А у Леньки единственное развлечение - это Танька.
Каждое утро, как только я собираюсь уходить, она появляется у нас в доме. Ходит она точнее любых часов. Таньке, видно, понравилась наша печка, и она на ней здорово прижилась. Целыми днями сидит там с Ленькой и, как маленький дикий зверек, настороженно поблескивает глазами.
В первый день, когда мы привели ее к нам, мама расчесала ей гребешком голову и заплела косички. Потом достала мое платье горошками, которое мне уже было мало, и отдала Таньке.
- Еще Лилечке сгодилось бы, - проворчала бабушка, а потом, покопавшись в своем сундуке, принесла еще чулки и мою старую фланелевую кофточку. К маме Танька немного привыкла, а вот бабушки она почему-то дичится до сих пор.
Однажды, придя из школы, я увидела, что Танька сидит в углу возле моих игрушек и, укачивая мою резиновую куклу, тихонько поет. «Уродилася я девицей красивой…» Это любимая песня нашей бабушки. Когда я болела, мы с бабушкой пели ее вдвоем. Бабушка садилась возле меня с вязаньем или еще с какой-нибудь работой, и мы затягивали в два голоса. Рядом с низким бабушкиным голосом тянулся мой тоненький, дрожащий от слабости. Слушая нас, мама почему-то всегда улыбается.
Мне становится обидно. Выхватив из рук у Таньки куклу, я говорю:
- Никто не просит тебя трогать без разрешения!
Эта кукла - самое мое дорогое сокровище. Я только Зинке не говорю об этом - засмеет. Я кладу куклу в коробку со всеми ее нарядами и прячу подальше: буду играть летом. Притихшая Танька смотрит на меня печальными глазами. Мне вдруг делается стыдно. Немного поколебавшись, я все-таки запихиваю коробку с куклой под кровать, а Таньке даю свою старую большую куклу.
- Можешь играть с этой, если хочешь, - смущенно говорю я.
С минуту Танька держит куклу, как полено, в руках, потом, осторожно положив ее в угол, садится рядом с Ленькой, который задумчиво скребет пальцем замерзшее окно. Вдруг Ленька говорит:
- А помнишь, Оля, как у нас давным-давно, когда мы были еще маленькие, однажды была елка.
- Помню. На Новый год, - говорю я.
- А сейчас уже был Новый год или нет? - спрашивает он.
- Нет еще, наверно, - говорю я.
- Да, что-то давно Нового года не было, - говорит Ленька. И в прошлом году не было, и в этом…
- Мама, давай елку на Новый год сделаем! - предлагаем мы.
- И в самом деле, почему бы нам не сделать елку?! - оживляется мама.
- Глупости! - говорит бабушка. - Из чего ты ее едет лаешь?
- Из елки! - отвечает Ленька.
- А убирать чем? Игрушек нет, бумаги цветной нет и… денег нет, - говорит бабушка.
- Ну, что-нибудь придумаем, - отодвигая в сторону счеты, говорит мама.
- Зинка, у нас елка будет на Новый год! - кричу я появившейся Зинке.
- А что это такое? - спрашивает она.
- Не знаешь?! - удивляется Ленька.
- Ну, елку, которая в лесу, знаю, - сердито бубнит Зинка. Она всегда сердится, если чего не знает.