— Погоди, погоди, — недоумевает ошарашенный таким поворотом управляющий. — Объясни толком… Не понимаю я тебя.
— А что объяснять? — с прежней энергией продолжает Дробанюк. — Все ясно. С такой кадрой, как у меня, не то что бойлерную — обыкновенную табуретку не отремонтируешь, если она расклеится. И не уговаривайте меня — пусть этим управлением хоть сам министр руководит, все равно толку не будет. Целый день как угорелый мотаюсь, и концов не могу обнаружить. Калачушкин, понимаете, бока отлеживает, насморк его в постель свалил, а ты тут один за всех, с утра до ночи, белкой в колесе. Ты и в нарконтроль, ты и к снабженцам, ты и за тридевять земель: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Да гори оно все огнем! Что я — железный?! Или мне больше всех надо?! Ведь кроме упреков да накачек, ничего другого не слышишь…
— Ох-ох-ох! — примирительно произносит в ответ управляющий. — Слова ему мужского сказать нельзя, как благородная девица все равно… Ладно, ты извини, если я что не так сказал, светскому тону не обучался. Но дело есть дело, сам понимаешь. Вчера в комбинате с меня три шкуры за эту бойлерную сдирали, а я даже вразумительной причины в ответ не мог привести. Да и какие могут быть причины, если сроки давным-давно — тю-тю!.. Ты, Константин Павлович, лучше поменьше фыркай, а чтоб завтра, в крайнем случае послезавтра, с бойлерной был полный ажур. Понял?
— Чего ж не понять? — как бы нехотя соглашается Дробанюк. — Разве я против? Сил же и времени не жалеешь…
— А как с насосной? — благоразумно переводит разговор на другую тему управляющий.
— С насосной вроде ничего, Геннадий Михайлович, — наугад отвечает Дробанюк, хотя понятия не имеет о том, какое сейчас там положение. — Движется… Правда, я сегодня из-за этой бойлерной секунды не мог выкроить, чтобы детально поинтересоваться, но в целом, насколько мне известно, ничего тревожного пока нет.
— Ладно, действуй, — напутствует его напоследок управляющий.
Дробанюк с громадным облегчением кладет трубку и вытирает вспотевшее лицо. Теперь снова можно попытаться разыскать Гамузевича, время еще есть…
ГОЛУБАЯ МЕЧТА
— Зин! — окликает он затем жену. — А слона-то мы и не приметили…
— Ты о чем? — спрашивает та из глубины спальни. Сегодня четверг, и чета Дробанюков делает в доме уборку — на субботу приглашены гости, праздновать именины хозяйки дома. — Какого еще слона?
— Самого крупного в мире! В туалет-то к нам и зайти страшно. — Дробанюк недовольно причмокивает, осматривая обстановку в этом уголке квартиры. — Сплошная археология! Можно подумать, что нашим унитазом пользовались еще в каменном веке. А бачок! Со свалки вторчермета, не иначе…
— Я тебе давно говорила, что пора менять, — замечает Зинаида Куприяновна.
— Говорила, говорила! — отчитывает ее Дробанюк. — Надо было настоять, потребовать, поставить вопрос, как говорится, со всей остротой.
— Вот еще! — возражает жена. — Унитаз — это мужская забота.
— Конечно, — с иронией продолжает Дробанюк. — Ведь этим сооружением пользуются только мужчины… Нет, и представить нельзя, что будет, если сюда зайдет Василий Васильевич!..
Кажется, все предусмотрел Дробанюк, чтобы на именинах жены было не хуже, чем у людей. Пришлось неделю ухлопать на то, чтобы достать паюсной икры, а потом за сто километров смотаться за таранькой, привезти индюка и десяток бройлеров. Предложил было жене сварить картошки в мундирах да сала нарезать, но та наотрез отказалась. «Не хватало еще квасу в деревянной кружке поставить? Тебе только дай волю — ты такое устроишь, люди подумают, что в пещеру попали, а не в современную квартиру… Приготовим то, что я скажу!..»
Словом, по части стола все было подготовлено недурно даже на придирчивый взгляд виновницы торжества. Но вот на тебе — в безобразнейшем виде санузел, давно отживший свой срок.
Дробанюк смотрит на грязно-ржавый бачок, который подвязан проволокой, и от этой безрадостной картины сердце у него тоскливо сжимается. Вот это будет настоящий сюрприз гостям и, в первую очередь, конечно, Василию Васильевичу. Гибельное положение, хуже не придумаешь. Хоть вешай табличку «Ремонт, ближайший туалет у соседей…»
— Да будет тебе! — успокаивает Дробанюка Зинаида Куприяновна. — Что ж теперь сделаешь? Лучше пропылесось ковры.
Но Дробанюк словно навсегда застыл в раскрытой двери. Уйти и оставить все в прежнем виде — выше его сил. Были б еще обычные гости, а то ведь Василий Васильевич… Настоящая катастрофа!
— Зин, — наконец встряхивается Дробанюк, — а если поменять?
— Ты в своем уме?! — удивляется жена. — Когда?
— Так еще два дня ведь… — неуверенно произносит он.
— Не еще, а всего два, — доказывает жена.
— Да? — вздыхает Дробанюк. — А если передвинуть именины на пару деньков? — пытается снова зацепиться за малейшую надежду он.
— Этого только и не хватало, — недовольно произносит Зинаида Куприяновна, и по ее тону ясно, что этот вариант исключается.
Дробанюку ничего не остается, как согласиться. В самом деле — гости-то уже приглашены, отступать поздно, путь назад отрезан. Хоть в петлю полезай!..
— Хватит столбом стоять, — злится жена. — Все равно ничего не выстоишь.
Но вдруг лицо Дробанюка преображается, кислое выражение на нем сменяется твердой уверенностью.
— Успеем! — решительно заявляет он. — Хватит и одного дня.
— Ты что имеешь в виду? — с неодобрительной настороженностью спрашивает Зинаида Куприяновна.
— А то, что в лепешку разобьюсь, а завтра унитаз заменю.
Да ты в своем уме?! — ужасается жена. — Мне готовить надо, а ты все превратишь в стройплощадку!
— Не беспокойся, — горячо убеждает ее Дробанюк. — Комар носа не подточит.
— Я тебе не комар! — возражает Зинаида Куприяновна. — И подтачивать мне ничего не надо!
— Ну, это же я для убедительности так сказал, — оправдывается тот. — Это я в том смысле, что все будет сделана в одно мгновение и абсолютно чисто. Ты даже не заметишь. Вот увидишь!
— Ладно, посмотрю, — с угрозой произносит жена, давая понять, что на случай чего никакого спуску не будет.
Но Дробанюк рад и этому.
Он стремглав бросается к телефону и торопливо набирает номер.
— Але, квартира Самуила Авангардовича?.. Пригласите, пожалуйста, его. Дробанюк просит, скажите. Начальник управления.
Пока он ждет Самуила Авангардовича, Зинаида Куприяновна настойчивым шепотом советует:
— Хоть приличный проси. Импортный проси.
Дробанюк жестом заверяет ее: все, мол, будет в порядке.
— Але, Самуил Авангардович? Вечер добрый, как говорится среди воспитанного общества, — расплывается в елейной улыбке он. — Один небольшой вопросец деликатного свойства, не на ночь будь сказано… Какие нынче в моде апартаменты для сидения в уединенном месте, куда даже короли пешком ходят? Разумеется, импортные. Желательно, во всяком случае… Так, так, — делает Дробанюк почтительно-внимательное выражение лица. — Вон оно что… Голубой унитаз — это впечатляет.
При слове «голубой» Зинаида Куприяновна энергична тянется ухом к телефонной трубке, оттесняя Дробанюка. Тот с недовольной гримасой отодвигается от нее, но жена настойчиво придвигается поближе, пытаясь услышать, о чем говорит Самуил Авангардович.
— Минуточку, — бросает в трубку Дробанюк и, плотна прикрыв мембрану ладонью, сердито укоряет Зинаиду Куприяновну — Да что ты, в самом деле?! Я с таким человеком беседую, у меня такой разговор — а ты?!
— Может, этот твой человек в юбке, — парирует жена. — Знаем мы эти деловые разговоры!
— Зина-ида! — пытается урезонить ее Дробанюк. И снова подобострастно обращается в телефонную трубку — Большой пардон, Самуил Авангардович, непрошеные жэковцы приходили проверять тягу… Еще один небольшой вопросец. А в каких пенатах такое изделие водится?.. В торг-стройматериалах, говорите? А еще где, если не секрет?.. В снабсбыте тоже? М-да… Есть над чем поломать извилины, хотя они и без того — уже того… Да откуда ж у меня туда каналы? Ни ручейка, ни канала… Ой, спасибочки, Самуил Авангардович, век не забуду. Даже при склерозе! И в долгу, конечно, не останусь… Записываю: Резо Спиридонович, шесть, два ноля, тридцать…