Изменить стиль страницы

- Да нет. Думаю, не стоит ломать традицию. Пригласим всех, как всегда, - покачала я головой.

- Даже Селезневу? – фыркнула Иринка.

Не надо говорить, что с того случая на химии я ее, мягко говоря, недолюбливала. А уж Ира тем более, но я сомневалась, что Ксюшке хватит наглости заявится на праздник.

- А Андрей Владимирович?

- С ним я поговорю сама, - улыбнулась я. – Думаю, что он будет не против, если мы погуляем на моей квартире. А что и кто там - не так важно.

- Ну, хорошо, - отметая все сомнения, улыбнулась подруга, - Значит, готовим вечеринку.

Ничего Иринка так не любила, как устраивать праздники. У нее был талант делать даже из самых тухлых вечеров успешные дискотеки. Поэтому завуч всегда подключал Ирку организовывать вечера в школе. Так что за судьбу праздника я была спокойна.

Вечером я сидела в своей комнате, и раздумывала, как рассказать опекуну о планах на день рожденья. Честно, я не знала, как он отреагирует на это. Несколько раз я уже хотела начать разговор, но замолкала, и, в конце концов, решила, что это пока не горит и скажу ему позже, например, в день рожденья.

Прошло пять дней, уже все в классе знали, что в субботу собираемся у меня на квартире. Слух, конечно, достиг и ушей учителей, и Андрея Владимировича в том числе.

- Самойлова, задержитесь, пожалуйста, - остановил он меня после урока, когда я была уже у дверей класса.

Иринка тоже притормозила в коридоре, но я махнула ей рукой и обернулась к учителю.

- Прикрой дверь, - сказал он, не отрывая взгляда от тетрадей на его столе.

У меня мурашки пошли по спине от его голоса, и теперь в этом были виноваты вовсе не подростковые гормоны, а лед, прозвучавший в голосе мужчины. Я, затаив дыхание, подошла к учительскому столу.

- Это правда, что говорят? – спросил он, поднимая на меня взгляд.

- А что говорят, - не поняла я сначала, даже подумала, не успела ли Селезнева пустить какую-нибудь грязную сплетню, а то Ксюша как–то опасно притихла в последнее время.

- О том, что у тебя намечается вечеринка в субботу, - голос опекуна стал еще строже.

Я сглотнула, голос разума подсказывал, что ничем хорошим разговор не закончится.

«Хотя сама виновата, надо было с ним поговорить до того, как Иринка разовьет такую бурную деятельность. Теперь выкручивайся, как хочешь», - фыркнуло подсознание.

- Я хотела сказать, - начала я.

- И что же тебе помешало? – он сложил руки на груди.

«Моя собственная трусость», - ответила я мысленно.

- Не знаю, - пожала я плечами.

- Вот и я не знаю, разрешать ли тебе проводить эту вечеринку? Наверное, нет.

Я чуть не задохнулась от возмущения: «Он не позволит отпраздновать мне день рождения?»

- Простите, я хотела рассказать, спросить разрешения, но не смогла, - пыталась оправдаться я. – Вы не можете запретить мне отпраздновать день рождения. Это несправедливо.

- Почему же? – хмыкнул он. – Может, это укрепит твою память, и в следующий раз ты не забудешь рассказать мне о чем–либо таком. Я твой опекун и отвечаю за тебя, но почему-то в школе о вечеринке знают все, кроме меня.

Ладони стиснулись в кулаки. Я опустила голову, на глаза навернулись слезы: «Он не может так поступить!»

- Это несправедливо! – повторила я уже громче.

- А что справедливо? Думаешь, если ты осталась без родителей, то можешь делать все, что вздумается? Прятать беглянок полмесяца от всех, закатывать вечеринки… Думаешь, я все позволю? – голос Андрея Владимировича тоже стал громче.

Упоминание о родителях было словно удар под дых. Я резко подняла на учителя взгляд. Наши глаза встретились: в его горело уже не просто недовольство, а гнев, но я не собиралась отступать.

- Это мой день рождения и я отмечу его как захочу и с кем захочу! – почти кричала я. – Вы не можете мне запретить, вы мне никто! Хотите, сдайте меня обратно в детдом, не надейтесь, не заплачу и назад не попрошусь. Мои родители вернутся! Слышите?! Вернутся! – последнее я уже прокричала и, вытирая слезы, выбежала из кабинета.

- Что случилось? – догнав меня, спросила Иринка.

- Ничего, – пытаясь справиться с всхлипами, ответила я. – Как же я его ненавижу, - добавила я тише.

- Кого? – не сразу поняла подруга, - Андрея Владимировича? Что он сделал? – она остановила меня и развернув к себе, заглянула в глаза.

- Ничего, - буркнула я.

Расстраивать Иринку тем, что опекун запретил проводить вечеринку, не хотелось. Да я и не собиралась ничего отменять, ему назло. Пусть хоть службу опеки вызывает, мне плевать.

Выскочив на школьный двор, я столкнулась с Ромкой.

- Ты что тут делаешь? – вместо приветствия спросила я.

- Тебя жду, - буркнул он. – А ты что, плакала?

Я опустила голову, пряча распухший нос и красные глаза.

- Кто тебя обидел? Я ему сейчас! – завелся он.

- Остынь! – бросила я парню. Тоже мне, защитник нашелся. - Лучше поедем куда–нибудь.

- Куда? – сразу же переключился Ромка.

- Не знаю, все равно. Туда, где весело, - пожала я плечами.

Возвращаться в квартиру совсем не хотелось.

- Тут недавно новый каток открыли, - сказала Иринка. - Помнишь, ты говорила, что хотела покататься? - посмотрела она на меня.

- Да, поехали, - согласилась я.

Когда Ромкина машина отъезжала от школы, я видела, как Андрей Владимирович выходил из здания. Он шел быстро, будто, как и я, бежал от кого-то. Вся его фигура выдавала раздражение. Я отвернулась от зеркала заднего вида и смотрела только вперед.

Веселье, царившее на катке, ненадолго развеяло мою злость и обиду на опекуна, но стоило мне перешагнуть порог квартиры, как все это вернулось с удвоенной силой. Не заходя ни на кухню, ни в гостиную, даже не проверяя, дома ли опекун, я закрылась в своей комнате и включила музыку.

Как я могла думать, что влюбилась в него? Он злобный, бесчувственный идиот. Да в такого влюбиться - и врагу не пожелаешь. Пусть его Селезнева забирает, со всеми потрохами. Приятно подавиться.

Я лежала в темноте на кровати и пестовала свою обиду под песни группы EarlyRise, когда ко мне постучали. Прекрасно зная, кто стучит, я промолчала, сделав вид, что не слышу. Стук повторился. Он был там, за дверью. Чего он хочет? Может, извиниться?

"А может, еще раз сказать тебе, что ты никому не нужная, кроме него, маленькая сиротка?" - буркнула обида.

Разрываясь между желанием послать опекуна и позволить ему войти, я встала с постели - пересилило второе.

- Да, войдите, - я подошла к ноутбуку и выключила музыку.

Он вошел:

- Я хотел поговорить.

«Да, не все еще гадости мне высказали?!» - я сложила руки на груди, повторяя его позу в классе.

Андрей Владимирович стоял посредине комнаты, не двигаясь. Мы словно поменялись местами.

- Говорите, - выдохнув, сказала я, видя, что он ждет ответа.

- Я сегодня был неправ. Не совсем прав, - начал он.

«Да? Разве?!» - сыронизировал мой внутренний голос.

- Я думал, что ты мне доверяешь, а тут узнаю про эту вечеринку самым последним. И от кого? От директрисы!

Я округлила глаза: «Откуда Ква-Ква знает о вечеринке?»

- Я не знаю, как она узнала, но устроила мне такой выговор, - мужчина поморщился, видимо, ему было неприятно об этом вспоминать. – Отчитала меня, словно первоклассника. Бестрева

Семеновна даже грозилась позвонить Людмиле Кирилловне и рассказать, что я не справляюсь со своими обязанностями. Не стоит тебе говорить, что она была против, когда я решил взять тебя под опеку. Мне пришлось соврать, что я все знал о празднике и что сам разрешил тебе его провести. Там в классе я просто хотел поговорить, но… повел себя не лучше твоих сверстников. Просто…

- Был уже на взводе, - перебила я его.

Уж мне-то не знать, как Ква-Ква с Галиной Викторовной умеют вынимать душу. Стоишь в кабинете, а на тебя будто ведра с помоями выливают, прямо на голову. Выйдя от них, даже у святого возникнет желание всех перекусать.

- Я тоже виновата, - покачала я головой. – Надо было вам сразу сказать, а не молчать, как партизан перед немцами. Вы бы тогда были готовы к нападению… Просто раньше мои домашние дела никак не касались школы. А теперь…