Миссис Мэдсон твердо ухватила туфлю за каблук и, размахивая ею, зашагала к спальне мальчика. Еще не ступив за порог, она заговорила, поворачивая ручку двери:

— Мама не успела даже шляпу снять… — Дверь за ней захлопнулась.

Вскоре миссис Мэдсон снова появилась в дверях. Вслед ей летел отчаянный вопль.

— Довольно, прекрати! — повелела миссис Мэдсон, оглянувшись на дверь. Вопль послушно перешел в всхлипывание. — Хватит, спасибо! На сегодня хватит. Ты уже постарался доставить маме массу удовольствия. И ведь, как на грех, сегодня, когда мама ждет к чаю гостей, и ей надо обо всем подумать, и у нее столько хлопот! На твоем месте, Кэртис, я бы просто сгорела со стыда. Просто сгорела бы со стыда!

Миссис Мэдсон затворила за собой дверь и пошла снять шляпу.

Гости, три пожилые дамы, появились после полудня. Миссис Кэрли — хрупкая, седая, хлопотливая, вечно озабоченная отправкой поздравительных открыток каким-то именинникам и банок с супом — каким-то больным. Миссис Суон, золовка миссис Кэрли, приехавшая к ней погостить. Она была помоложе миссис Кэрли и отличалась пристрастием к вышитым кружевным воротничкам и шляпкам, украшенным маргаритками, а также пылким, целеустремленным, хотя и временным интересом ко всем делам своей родственницы и к ее светским знакомствам. И, наконец, миссис Кук. Впрочем, о ней не стоило бы и упоминать… Она была настолько туга на ухо, что ее присутствие практического значения не имело.

В свое время миссис Кук перебывала у бесконечного множества врачей, истратила кучу денег, подвергалась мучительнейшим исследованиям и процедурам — и все это ради того, чтобы получить возможность слышать то, что вокруг нее происходит, и принимать в этом участие. В конце концов ее снабдили длинной, гофрированной, извивающейся как змея слуховой трубой, чрезвычайно похожей на увеличенную в несколько раз двенадцатиперстную кишку. Один конец кишки вставлялся в ухо миссис Кук — в то, на которое она лучше слышала, — а другой предназначался для предполагаемого собеседника. Но блестящий черный микрофон, должно быть, приводил людей в замешательство и нагонял на них страх, ибо все, как один, кричали в него одно и то же: «А на дворе-то холодает, а?» или: «А вы неплохо выглядите!»… И вот, для того чтобы слышать сообщения такого сорта, миссис Кук претерпела годы мучений и страданий.

Миссис Мэдсон в весеннем туалете из голубой тафты приняла своих посетительниц в гостиной. Это был день, посвященный рукоделию и беседе. Позже предполагался чай с сэндвичами из мелко нарубленных остатков вчерашней курицы — по два треугольных сэндвича на каждую гостью — и кекс, пользовавшийся особым расположением миссис Мэдсон, потому что для его изготовления требовалось только одно яйцо. Миссис Мэдсон самолично наведалась на кухню, чтобы присмотреть за приготовлением кекса. У нее не было полной уверенности в том, что кухарка швыряет продукты на ветер, но она чувствовала, что за этой женщиной нужен глаз да глаз.

Бонбоньерки из гофрированной бумаги, наполненные круглыми мятными лепешечками, поставленные по углам стола, вносили приятное оживление в сервировку. Миссис Мэдсон надеялась, что у гостей хватит ума не воспринять их как преподношение и не унести с собой.

Они обсудили погоду и одобрили ее. Миссис Кэрли и миссис Суон соперничали друг с другом, наперебой ее расхваливая.

— Какой ясный погожий день! — говорила миссис Кэрли.

— На небе ни облачка! — присовокупляла миссис Суон. — Ну ни единого!

— Сегодня утром воздух был просто упоителен! — сообщала миссис Кэрли. — Я сразу сказала себе: какой прекрасный день, лучше не бывает!

— Воздух, прямо как бальзам! — восхищалась миссис Суон.

Миссис Кук заговорила внезапно — громким, странно неуверенным голосом, характерным для глухих.

— Уф, ну и пекло! — сказала она. — Жарища на дворе, просто ужас!

Беседа мгновенно перекинулась на литературу. Миссис Кэрли, как выяснилось, только что прочла прелестную книгу. К сожалению, название книги и фамилия автора вылетели у нее из головы, но тем не менее она была в полном восторге от этой книги и накануне никак не могла оторваться от нее до десяти часов вечера. Особенно высоких похвал удостоились описания итальянских пейзажей, содержавшиеся в этой книге. Она утверждала, что они «прямо как с картинки». Эту книгу рекомендовала ей библиотекарша «Уголка читателя». По ее словам, это одна из последних новинок.

Миссис Мэдсон нахмурилась, не поднимая глаз от вышивания. Слова привычно потекли с ее губ. Видимо, ей уже не в первый раз приходилось высказываться на эту тему.

— Я никогда не читаю этих новых книг, — сказала она. — В моем доме им нет места. Я просто не понимаю, как это люди могут сидеть и писать такой вздор. Мне кажется порой, что они сами не понимают и половины того, что написали. И о чем они только думают — кому нужны книги такого сорта? Уж, во всяком случае, не мне.

Она помолчала, давая своим словам глубже проникнуть в сознание слушательниц.

— Мистер Мэдсон… — продолжала она. Говоря о своем муже миссис Мэдсон называла его всегда только так. Ей казалось, что это звучит аристократично и возвышенно, убивая тем самым всякий намек на возможность животной интимности между супругами. — Мистер Мэдсон тоже не любитель этих новомодных книг. Он всегда говорит, что, если бы ему посчастливилось найти вторую такую книжку, как «Дэвид Хэрум»[4], он бы проглотил ее за один присест. Я была бы счастлива, — промолвила миссис Мэдсон мечтательно, — если бы в моем кошельке прибавилось столько долларов, сколько раз я слышала из уст мистера Мэдсона эти слова.

Миссис Кэрли улыбнулась, миссис Суон негромко и мелодично захихикала.

— Ах, как это верно! Не правда ли, это так верно? — сказала миссис Кэрли, обращаясь к миссис Суон.

— Ну конечно, это верно, — поспешила заверить ее миссис Суон.

— Право же, я просто не понимаю, куда мы идем! — провозгласила миссис Мэдсон.

Она с силой втыкала иголку в туго натянутое на круглых пяльцах полотно, и всякий раз под ударом ее пальцев оно издавало гнусавый стон.

Перерыв в беседе угнетающе действовал на миссис Суон. Она обернулась и поглядела в окно.

— Ах, какой прекрасный газон! — воскликнула она. — Он сразу бросился мне в глаза. У нас в Нью-Йорке это редкость.

— Я всегда говорю, что меня просто изумляет, как это люди могут запирать себя на всю жизнь в подобном месте, — сказала миссис Мэдсон. — В Нью-Йорке вы просто влачите существование, а мы здесь дышим полной грудью.

Миссис Суон засмеялась чуть-чуть нервно, а миссис Кэрли закивала головой.

— Правильно! — сказала она. — Как это тонко подмечено!

Миссис Мэдсон сама считала, что это стоит повторить. Она взяла слуховую трубку миссис Кук.

— Я сейчас говорила миссис Суон… — крикнула она и прогудела свое изречение вторично — в микрофон.

— Где, где? — переспросила миссис Кук.

Миссис Мэдсон терпеливо улыбнулась.

— В Нью-Йорке. Оттуда, как вы знаете, я привезла моего маленького приемного сыночка.

— О да, да, — сказала миссис Суон. — Кэри рассказывала мне. Какой это очаровательный поступок, миссис Мэдсон!

Миссис Мэдсон пожала плечами.

— Да, — сказала она. — Я сразу поехала в самое лучшее заведение. Ясли мисс Кодмен — это абсолютно надежное заведение. Вы можете получить там вполне приличного ребенка. У них есть целый список желающих, которые ждут своей очереди.

— Боже мой, боже мой, подумать только, что он должен был почувствовать, попав сюда! — воскликнула миссис Суон. — Вдруг сразу такой большой дом, и такой прелестный шелковистый газон, и все прочее.

Миссис Мэдсон довольно усмехнулась.

— О да… пожалуй, — сказала она.

— Надеюсь, он ценит это, — заметила миссис Суон.

— Надеюсь, что будет ценить, — отрезала миссис Мэдсон. — В конце концов, он еще мал, — снисходительно добавила она.

— Как это чудесно! — пробормотала миссис Суон. — Как это чудесно и мило, когда берешь такого крошку и он вдруг вырастает большой.