В надежде вечной
* * *
В гулких осенних
Остуженных рощах
Снова земля
Холодна и черна.
Снова на тропках,
На кочках намокших
Светится зелень
Кукушкина льна.
Холодно травам,
А моху привольно.
Радостно пьет
Ледяную росу.
Снова разлука,
А сердцу не больно.
Пусто и тихо
В осеннем лесу…
Что еще будет
В оставшейся жизни?
Что потеряю,
Кого полюблю?
Не обращаюсь
К судьбе в укоризне,
Но об одном только
Бога молю:
В кружеве листьев,
Багровых и красных,
В жизни, которая
Боли полна,
Пусть до конца
Остается, как праздник,
Яркая зелень
Кукушкина льна.
* * *
Помню ровное поле
И маленький наш огород —
На окраине города,
Где-то за Пеше-Стрелецкой.
И высоко над нами
Спокойно гудит самолет.
Может, наш, но по звуку
Скорее похож на немецкий.
Самолет высоко.
Он не станет на нас нападать.
Возвращается, видно,
На базу из дальней разведки.
И спокойно лопатой
И тяпкой работает мать.
И спокойно, лениво
Ударили рядом зенитки…
На седой мешковине
Разложен нехитрый обед:
Пять вареных картошин,
Ломоть кукурузного хлеба.
Самолет улетел,
И растаял барашковый след,
От снарядных разрывов
Очистилось летнее небо.
И полуденным зноем
Простор черноземный дышал.
И желтели цветами
Полыни пахучее грозди.
А вдали на пригорках
Разрушенный город лежал.
И коробки развалин
Белели, как древние кости…
Где истоки любви
К этой горькой и милой земле?
Что меня навсегда
К этим грустным полям приковало?
Здесь родился и жил,
Здесь навеки растаю во мгле,
Здесь полынное семя
Нечаянно в сердце запало.
* * *
Мой бедный мозг, мой хрупкий разум,
Как много ты всего хранишь!
И все больнее с каждым разом
Тревожно вслушиваться в тишь.
В глухую тишь безмолвной думы,
Что не отступит никогда,
Где, странны, пестры и угрюмы,
Живут ушедшие года.
Там все по-прежнему, как было.
И майский полдень, и пурга.
И друга черная могила,
И жесткое лицо врага…
Там жизнь моя войной разбита
На дальнем-дальнем рубеже…
И даже то, что позабыто,
Живет невидимо в душе.
Живет, как вербы у дороги,
Как синь покинутых полей,
Как ветер боли и тревоги
Над бедной родиной моей.
* * *
Что будет — то будет,
Умрем — как уснем.
Тяжелой полынью
В полях прорастем.
И будет над нами
Струиться заря.
И будет полынью
Светиться земля.
И кто-нибудь скажет:
— Какая теплынь!
Какая в полях
Голубая полынь!
И горькие ветки
Качнутся, шурша.
И в зыбкой тиши
Встрепенется душа.
* * *
Опять в глазах колымский камень,
Худой, корявый, редкий лес,
И золотой смолистый пламень,
И блестки белые с небес.
Опять летишь ты, птица-память,
В мои далекие года.
От этих лет меня избавить
Никто не сможет никогда.
Да и зачем? Все наше — с нами.
До самой роковой черты
Все буду видеть это пламя
В краю беды и мерзлоты.
Какой еще суровой мерой
Измерю нынче жизнь свою,
Чем тот колымский камень серый,
Чем тот огонь в глухом краю?
И что еще на этом свете
Яснее убедит меня
В том, что любовь
Сильнее смерти,
Сильнее камня и огня?
* * *
Белый аист на кресте
На побеленной церквушке
В той молдавской деревушке,
В той осенней чистоте.
Не забуду тех дорог
С неосеннею теплынью,
Сходный с древнею латынью
Молдаванский говорок.
Потому что нам дана
Для стихов простых и грустных —
Для молдавских и для русских
Боль — одна, любовь — одна.
Буду помнить навсегда
Дамиана и Виеру.
Не приму другую веру
Ни за что и никогда.
И в осенней высоте
Пусть нам светит в жизни ясной
Символ грустный и прекрасный:
Белый аист на кресте.