— Не может быть! А ну-ка все отдали ей свои котелки и пусть она смешает песок. Потом пойдем и проверим.

Император первым протянул цилиндр, Эйты смешала в нём песок. Другим детям выдали котелки и, когда работу закончили, все направились в город. Теперь их встречали удивленные взгляды. Не каждый день увидишь, как куча людей во главе с Императором несет в шляпах песок. Когда они пришли к часам, Император лично забрался наверх и, открыв крышку, высыпал туда несколько песчинок. И когда те загорелись ярко-красным цветом, он рассмеялся и сыпанул в часы весь цилиндр. От красного сияния площадь вмиг осветилась. Будто в часах что-то взорвалось.

— Давайте мне остальные! — закричал Император.

Он лично высыпал в часы двадцать с лишним котелков, и каждый раз площадь вспыхивала. Пашка обратил внимание, песок в часах, который был там раньше, теперь тоже слегка светится. Если так было раньше, Пашка этого не замечал.

— Созвать всех детей и пусть эти объяснят тем, что делать! — приказал Император — Взять тачки и в пустыню! Живо! Чтобы через два цикла часы были полны!

Он спустился с часов и подошел к Пашке.

— Снимите ошейник, — сказал мальчик, думая, что будет делать, если Император его обманул.

Тот хмуро посмотрел на него и вдруг улыбнулся и расхохотался. Что такое дикое было в этом смехе, а черты Императора исказились так непривычно, будто он впервые в жизни смеется.

— А ну повернись!

Пашка повернулся и Император на что-то нажал на шее мальчика. Шею пронзила мгновенная боль, а сразу за ней облегчение. Пашка понял, ему действительно было больно всё это время, просто он этого не замечал.

— Как звать тебя? — спросил Император.

— Карл.

— Ты ведь не уйдешь прямо сейчас, Карл? Ты должен посмотреть, как мы заполним часы!

— И еще вы говорили, что ответите на мой вопрос, — сказал Пашка, потирая шею.

— Спрашивай.

— Что это за статуя вон за той башней?

Император нахмурился.

— Я не знаю, надо посмотреть. Тут много статуй.

Он вместе с Пашкой пошел к статуе его отца. Следом шли лишь два зеленых человека — остальные бросились исполнять приказ повелителя Цветных Стран. Когда они пришли, Пашка еще раз поразился, с каким мастерством выполнена статуя и насколько суров лик отца.

— Это Никодим, — сказал Император. — Шериф Ахры.

— Кто?

— Шериф столицы Дневного Царства. Когда он победил Хранителей Четырех Башен и закончил Тысячелетнюю Войну, его памятники поставили во всех столицах всех Царств кроме Огненного.

— А что это за хранители?

— Главные колдуны Шайтана.

— А кто такой Шайтан?

— Царь Огненного Царства и всех джиннов.

— А где сейчас Никодим.

— Наверное, в Ахре, я думаю. А вообще, я не знаю, Карл. Я не много знаю о той войне. Мои страны не участвовали в ней. Тебе надо пойти в Дневное Царство, там тебе всё лучше объяснят.

Император повернулся и пошел к площади. Мальчик стоял и смотрел на своего отца. Шериф Ахры. Это звучало волшебно. Значит, его отец герой. Не простой военный, а герой. Он еще долго стоял, но наконец, его оторвал от созерцания шум толпы людей. Он отвернулся и пошел к площади.

А там суета сует. Тысячи людей сновали туда-сюда с ведрами, тачками, носилками и прочей тарой. И в каждой сиял красный песок. На часах зеленый мужчина наполнял их. Они то и дело вспыхивали, а песок на дне сиял еще ярче. Часы медленно наполнялись и тут на плечо мальчика легла ладонь. Он повернулся и увидел раскрашенные в шахматном порядке ногти Шелкового Человека. Только теперь он одет не в черную пижаму, а в ярко-красную.

— А ты молодец, Карл. Ты ведь, по-моему, выбрал это имя?

— Да.

— Хорошо. Храни имя в тайне. А теперь смотри.

Последнее ведро переместилось в часы. Они сияют подобно солнцу на закате. Вовсе не на рассвете, а на закате. Яркое сияние согревало площадь, а когда мужчина с ведром спустился, чтобы полюбоваться на часы, по ним пробежала трещина. Все ахнули, часы со звоном разлетелись на тысячи осколков. Песок высыпался из них, но больше не был песком. Огненными чернилами он растекся по площади, и засияла уже она. Пашка смотрел под ноги. Круглые камни мостовой горели красным, а рядом стояли босые ступни Шелкового Человека — мальчик обратил внимание, там ногти тоже раскрашены в шахматном порядке.

— А почему они не разбили часы раньше? — спросил Пашка. — Ведь нет часов, нет и красного для взрослых.

— Взрослые не хотели их разбивать. Только сквозь их стекло они могли увидеть то же, что и дети. И это ведь не простые часы. Их построили джинны и просто разбить их нельзя. Это их проклятье жителям Цветных Стран, но теперь оно разрушено, и все могут любоваться красным на этой площади.

— И взрослые тоже?

— Да. Это не просто красный песок, он смешан с расплавленным стеклом часов. И теперь каждый сможет его увидеть. Эту площадь назовут «Красной» и она, наконец, получит свое отражение в Алям-аль-Метале.

— И что теперь будет с жителями Цветных Стран?

— Перемены, — Шелковый Человек почему-то так широко улыбнулся, что показались аж коренные зубы. — Что перемены — это точно. Дети вернутся в Розовую Страну и женщины смогут выплеснуть свою любовь на них. Мужчины Зеленой Страны будут много времени проводить на этой площади. Возможность видеть красное каждый день, наполнит их сердца алчностью или умиротворением. И лишь желтые люди вряд ли изменятся. Они слишком любят рыбачить и им, по сути, плевать на Красную площадь. Но новым детям теперь не придется становиться определенного цвета, по крайней мере, они будут делать это позже. Это Царство престанет быть таким скучным. А перемены… они не всегда к лучшему, но тут, пожалуй, что угодно лучше того, что было.

Шелковый Человек смотрел вдаль задумчиво, а Пашка переваривал информацию. Но для мальчика главным оставалось не это.

— А вы знаете, кто такой Никодим? — спросил он.

— Конечно, знаю. Но такая информация стоит гораздо дороже. Возможно, в другой раз…

И он опять исчез. А следом всё поплыло перед Пашкой. Последнее, что он увидел — это Эйты. Девочка удивленно смотрела на свою руку совершенно обычного цвета.

Пашка проснулся. Он открыл глаза и увидел странное незнакомое помещение. Но потом понял, комната как раз знакома ему очень хорошо, просто до сих пор он смотрел на нее с другого угла. Он повернул голову и увидел отца. Пашка лежал в его больничной палате. Мальчика тоже подсоединили к капельницам, аппарат пикал, отмеряя стук двух сердец. Дверь открылась, в палату вошла тетя Клава и Маринка. У обоих заплаканные лица, но в один миг они осветились такой радостью, что, казалось, в комнате посветлело.

— Павлик! — воскликнула тетя Клава.

Сестра ничего ни сказала, только бросилась к нему и обняла. В следующую секунду объятья удвоили — тетя Клава присоединилась.

— Больно, — сказал Пашка сквозь смех.

— Господи, я думала, что и тебя потеряла, — прошептала сестра. По ее щекам текли теплые слезы и падали на мальчика.

— Марин, ну не плач. Всё нормально.

— Да какой нормально? — сказала сестра, но не разъединила руки, продолжая давить объятьем. — Ты три дня провалялся в коме, точно так же, как и отец.

— Что ты делал в мастерских? — спросила тетя Клава, но Пашка не ответил.

В голове мальчика написалась картина. Страшная картина. Три дня. Он спал три дня! И он был в такой же коме, что и отец. Но ведь на самом деле на него надели ошейник джиннов!

И вот ряд сложился. Статуя отца. Сон. Карта. Ошейник. Боль. Никодим.

Он понял, что случилось с отцом. Николай в Мире и Никодим в Алям-аль-Метале застрял во сне. Быть может, на нём точно такой же ошейник.

Значит, его отец не больной, а пленник. Но кого? И Пашка поклялся. Поклялся, что выяснит и спасет отца. Спасет шерифа Ахры.

Весна подходила к концу. Пашка сидел на подоконнике и смотрел на бухту, где два гордых авианосца встали на последний постой. Маринка куда-то ушла, это необычно. Последний месяц мальчик находился под полным контролем сестры, она проводила с ним много времени. Его неделю донимали врачи, прописав строжайший контроль над здоровьем — боялись рецидива болезни. И тетя Клава, и Маринка, несмотря на заверение Пашки, следили, чтобы с ним ничего не случилось. Поначалу сестра даже провожала его в школу. Но всё возвращается на круги своя, и сегодня она сказал, что переночует у подруги. Правда, она уже пять раз звонила и проверяла, что с ним всё в порядке.