У бывшего кулака и мироеда были свои старые счеты с односельчанами. Это они лишили его в свое время богатств, мешали ему жить за чужой счет и наконец водворили в тюрьму. Теперь пришла пора отомстить недругам. Все честные советские люди — его враги. И вот предатель Гердюк торопится наказать их. В руки бывшего кулака попадает и отец Илька, Николай Васильевич.

— Теперь сочтемся, сосед, — злорадно приговаривал Гердюк, когда Николая Васильевича вели конвойные. — Кончилась твоя власть.

— Собака! — ответил предателю Николай Васильевич. — Народ не простит тебе этого.

Сняв замки с хаты Витряка, староста разместил там немецкую комендатуру, а сам занял помещение сельсовета. Гитлеровская серо-зеленая саранча расползлась по селу. И начались грабежи, насилия и пьянство.

На другой день оккупанты принялись за установление «новых порядков». В центре села, возле школы, была сооружена виселица. На третий день с утра сюда насильно был согнан народ. И на глазах у всех были повешены двенадцать лучших граждан Малого Букрина.

Избитых, окровавленных, их приволокли на место казни. Люди с трудом держались на ногах. Они были связаны одной веревкой. Несмотря на побои, всяческие унижения, колхозники шли с гордо поднятыми головами, мужество до последней минуты не покинуло их.

Первым в шеренге арестованных стоял Николай Васильевич Витряк. Он выпрямился и, обратив свой взор к народу, молчаливо и скорбно стоявшему толпой, громко крикнул:

— Товарищи, крепитесь, будьте стойкими до конца и беспощадно боритесь с фашистской нечистью! Защищайте нашу родную землю, наших детей. Красная Армия скоро вернется! Да здравствует наш народ!

Немецкий офицер со всего размаха плетью ударил Николая Васильевича. С презрением и ненавистью взглянул Николай Васильевич в наглое лицо немца.

Он посмотрел и в притихшую толпу, стараясь отыскать в ней жену и сына, и, мысленно прощаясь с ними, что-то шептал. Расслышать его слов уже никто не мог.

Витряка повесили первым.

Спрятавшись в толпе, Мария Исаковна горько плакала. Ее заботливо поддерживал дед Стратон, а рядом, крепко вцепившись в ее руку и не отрывая глаз от любимого отца, стоял Илько.

Воспаленные глаза Марии Исаковны с отчаянием смотрели в лицо мужа, стараясь запечатлеть навеки дорогой, близкий образ.

Илько плакать не мог. Лютая злоба и ненависть к врагу душили его.

…Три дня висели трупы на площади. И каждый день Илько тайком пробирался сюда взглянуть на отца. А на четвертый день утром казненных не стало. Где их похоронили, никто не знал.

Осиротевший мальчик пошел искать могилу отца, оставив больную от горя мать. А в это время немцы уже искали Марию Исаковну по всему селу. К деду Стратону, где приютилась она с сыном, прибежала жена Василия Алексеевича и предупредила его об опасности. Мария Исаковна решила бежать к своей сестре в соседнее село Ромашки.

— Илько, сыночек мой, Илько, — беспомощно металась она по хате, зовя сына.

И, не дождавшись его, пошла одна.

Дед Стратон проводил Марию Исаковну огородами до края села, пообещав попозже переправить к ней сына. Убитая горем женщина попрощалась с дедом и пошла одна через луг, навстречу своей гибели. Здесь ждала ее смерть. В пути она наткнулась на мину и погибла.

Дед Стратон, единственный свидетель гибели несчастной женщины, взял Илька к себе. Мальчик остался один в целом свете. Все, чем он жил до сих пор, внезапно рухнуло. Огромное, непосильное горе взвалила жизнь на слабые плечи мальчика.

ВСТРЕЧА С ПАРТИЗАНАМИ

Это было в конце мая. Небольшой партизанский отряд во главе с молодым командиром Болатовым на утренней заре пришел в Мартыновку, что вблизи села Малый Букрин.

Здесь партизаны должны были встретиться с местными подпольщиками.

После непродолжительного отдыха партизаны к восходу солнца из глубины сада перебрались к окраине и укрылись в густом, невысоком колючем терновнике.

И здесь, у опушки, партизаны увидели мальчика. Он стоял, опираясь на толстую суковатую палку, и смотрел куда-то вдаль, в утреннюю степь.

В десяти шагах от него мирно щипали сочную траву три коровы.

— Товарищ командир, — обратился к Болатову один из партизан, — разрешите доставить пастушка.

— Пока нет надобности, — ответил командир и отдал распоряжение осмотреть, изучить места, прилегающие к саду, проверить, нет ли еще кого поблизости.

Партизаны отправились осматривать местность и вскоре вернулись.

— Не видно никого кругом: ни немцев, ни местных жителей, — сообщил молодой партизан Иван Чуляк.

Между тем пастушок, как бы пробужденный от сна, вздрогнул, поднял голову и нехотя, медленно направился прямо к партизанам. Он перешагнул неширокий ров — границу сада, пробрался через колючие кусты терновника и скоро оказался в саду, в трех шагах от партизан.

Партизаны сквозь кусты с любопытством наблюдали за ним. Мальчик остановился, посмотрел вокруг и тяжело, не по-детски, вздохнул.

Чтобы обратить внимание мальчугана и не испугать его внезапным появлением, командир отряда осторожно шевельнул веткой куста, за которым лежали партизаны.

Мальчик заметил движение, насторожился, а после минутного раздумья направился к кустам.

Ни удивления, ни испуга от неожиданной встречи в лесу с незнакомыми ему людьми на его лице не было. Как будто он встретился с близкими друзьями.

Мальчик был невысокого роста, но крепок сложением. Темно-русые волосы густой непокорной прядью падали на высокий спокойный лоб, из-под густых бровей пытливо смотрели карие большие глаза с длинными ресницами.

Одет он был в поношенный коричневый костюм, под пиджаком виднелась темная ситцевая рубашка. Ноги босые, черная фуражка сдвинута на затылок.

Мятый, потрепанный костюм указывал на то, что его хозяин давно не расставался с ним.

— Партизаны?! — не то вопросительно, не то утвердительно полушепотом произнес мальчик.

— Да, партизаны, — ответил командир.

Лицо мальчугана засветилось радостью, вспыхнули глаза, и он обратился к командиру:

— Вы командир?

— Да, я, — ответил Болатов, слегка улыбаясь.

— Я хочу тоже быть партизаном. Примите меня в отряд, — детские глаза с надеждой глядели на командира. — Стрелять я умею, и оружие у меня есть. Здесь недалеко, в балочке, запрятаны винтовки и патроны…

— А кто же за тобой винтовку будет носить? У нас некому, — шутливо заметил партизан Василий Бутченко.

Мальчик серьезно посмотрел на партизана и спокойно ответил:

— С винтовкой мне тяжело, это правильно. Но у меня есть обрез, а с ним я обращаться умею.

— Ты пробовал из него стрелять?

— Стрелял, и не один раз.

— И немцы не отняли его у тебя? — с любопытством спросил один из партизан.

— Фашисты? — удивился мальчуган. — Им, гадам, никогда не узнать, что у нас есть оружие! Мы прячем винтовки и патроны в балочке, вот здесь за садом, — и он хитро улыбнулся. — А учиться стрелять мы ходим далеко, туда, к селу Дудари. Там есть глубокий ярок — наше стрельбище.

— Чье это «наше»? — спросил Болатов.

— У меня есть хороший друг Михайло Гриценко. Мы с ним вдвоем обезоруживаем полицаев, а винтовки прячем, храним для партизан.

— А для чего вам понадобилось стрелять? — лукаво улыбнулся Иван Чуляк.

— А как же иначе воевать с проклятыми? — с укором ответил мальчик. — Как идти в партизаны, если не умеешь стрелять? Кто же нас зачислит в отряд?

— Как же вы ухитряетесь обезоруживать немцев и полицаев? А ну, расскажи, послушаем, — сказал командир, опускаясь на траву.

— Я буду рассказывать все и долго, — предупредил мальчик. — У вас есть время слушать?

Болатов молча кивнул и усадил его рядом с собой. Партизаны расположились вокруг.

— Немцы с полицаями почти каждый вечер устраивают пьянки и пьют, гады поганые, пока не свалятся. А тогда не только винтовки бери, но и их самих за ноги можно вынести… Вот мы с Михайлой в такие ночи и дежурим у дома; он с одной стороны, а я с другой, — начал свой рассказ спокойно, как взрослый, храбрый мальчуган. — И когда у немцев станет тихо, я или Михайло идем узнать, все ли уснули. А делаем мы это так: стукнем в окно или откроем и закроем дверь. Если кто-нибудь выйдет, мы прикинемся бездомными и спрашиваем, где можно переночевать.