–Да хрена ли с тобой разговаривать? Ты давно уже рехнулся. Зачем опять кошку порвали соседскую? Там ребенок второй день в истерике…

 –А нечего выпускать на улицу! –зло и громко оборвал Хозяин сына. Фашист молниеносно оскалился и сделал движение вперёд, показывая командиру что только и ждёт приказа.

 –Держи своего выродка на поводке и в наморднике. –уже более спокойно сказал сын, –Батя, заканчивай уже это всё. Еще одна жалоба и я тебя точно в дурку сдам, помяни моё слово. Мне это всё уже вот здесь!

 Начальник ОВД хотел было показать рукой у горла при этих словах, где именно у него находится все, что творит отец, но заметив напряжение Фашиста, благоразумно предпочел лишних движений не делать.

 –Да ты попробуй, сдай меня! Кишка у тебя тонка!

 –Батя, я серьёзно. Я задолбался уже покрывать тебя. Ну все уже знают, что тебя полиция не трогает только из-за того что ты мой отец. Мне все эти проблемы на хрен не нужны, заканчивай.

 – Да если бы не Фашист, хрен бы я тебя увидел когда. Только и мечтаете сплавить старика куда подальше. Да только куда вам! Фашист меня в обиду не даст.

 –Тьфу, бля. Пошел ты, старый гондон!

 –И тебя туда же, сынок.

 Александр Николаевич громко хлопнул дверью прямо перед носом так и не вошедшего в этот раз сына.

 –Хрен они нам чего сделают! Да Фашист?! –услышав свою кличку, пёс мгновенно смирно сел у ног хозяина, –Пошли жрать!

 Два искалеченных жизнью солдата медленно побрели на кухню. Война войной, а обед должен быть по расписанию.

 На обед у Фашиста были позавчерашние, уже слегка отдававшие кислятиной макароны с тушенкой. Впрочем, к подобному пайку он был привыкший. Много пивший Хозяин редко когда готовил что-то другое, это был их стандартный рацион. Пёс с жадностью проглотил свою порцию, он не столько был голоден, просто на улицу уже хотелось до зарезу. Но всё равно пришлось ждать, пока Александр Николаевич употребит свои привычные перед прогулкой сто грамм и лишь потом, вслед за хромым Хозяином идти к двери. А хотелось бежать.

 Их маршрут был также привычен, как и обед. Они спускались по лестнице со второго этажа, у подъезда пенсионер присаживался на лавочку и закуривал сигарету, а пёс старательно гадил на клумбы. Первое время старик вроде как и уводил Фашиста для этого дела подальше, но после первой же претензии противной соседки с первого этажа, мол, ваша собака гадит у нас под окном, он стал умышленно, назло ей, позволять псу испражняться прямо у дверей подъезда.

 Дальше они вдвоём медленно шли в ближайший продуктовый магазин, где пенсионер привычно покупал бутылку самой дешевой водки. В торговый павильон старик заходил нагло, даже не думая оставить собаку за дверью. Сказать что-то против никто обычно не решался, ни продавцы, ни распуганная очередь у кассы. Он же напротив каждый раз старался как можно грязнее обругать паленую, но так любимую им водяру, дорогие и явно некачественные на его взгляд продукты, и в обязательном порядке понаехавших чурок, хозяев торговой точки. Всё было как всегда.

 Обед, маршрут всё было привычно. Стандартный план действий, они не отступали от него вот уже четвертый год. Даже встречавшиеся им на пути соседи и просто прохожие также привычно старались их обойти стороной, они считались полоумной парочкой, так что никто не рвался к встрече. Но что-то было не так, не по плану в этот раз.

 Фашист не мог понять, где ошибка? Он делал всё строго по инструкции Хозяина. Шел рядом, внимательно следил за обстановкой и был готов в любой момент атаковать любого встречного. Но Хозяин был явно чем-то озабочен или даже недоволен. Да, он всегда был недоволен, но даже это его недовольство сегодня было каким-то не стандартным, не таким, к какому привык Фашист. Александр Николаевич чаще обычного вздыхал, останавливался, тёр больную ногу. Что-то шло явно не так и это напрягало пса. Из-за этого он старался быть внимательней, чем всегда, всё непривычное значит опасное, а опасности для Хозяина он допустить не может. Просто не имеет на это права.

 И вдруг старик упал. Было ощущение, что он просто случайно споткнулся, ноги как то странно заплелись, словно бы старались по инерции идти, а колени подкосились и он упал на бетонную дорожку, что вела к дому. Фашист тут же смирно сел рядом ожидая Хозяина. Тот, опираясь на трость, пытался подняться, но ничего не выходило, руки дрожали со страшной амплитудой. Он стал жадно хватать воздух ртом, словно пытался закричать, но выдохнуть при этом не мог. А потом выронил трость, схватился за грудь, свернулся калачиком и затих.

 Фашист наклонился над маленьким скрюченным стариком, обнюхал и вдруг, нарушая все инструкции, лизнул в щеку. В любой другой ситуации за это можно было, как минимум, получить по морде, но старик не отреагировал. А дальше началась война.

 То, что старик умирает, Фашист так и не понял, просто не успел. К ним бежали какие-то люди, они кричали, призывая звонить в скорую и полицию. Кричали громко и противно. Фашист не должен допустить их к Хозяину, не имеет права. Сколько бы их ни было, тронуть своего беззащитного командира он не даст.

 Фашист был окружен плотным кольцом, противников становилось больше с каждой минутой, подтянулась «Скорая помощь», два полицейских УАЗика. Они пытались прорваться со всех сторон, заходили с тыла, использовали камни и палки, но прорвать оборону не могли. Пёс отчаянно бросался на любого кто хоть немного пытался приблизиться к хозяину. Почти целый час Фашист сдерживал наступление.

 Двоих, стоявшему на смерть солдату, даже удалось вывести из строя. Это были особо настырные сволочи, но крепкие челюсти Фашиста быстро отправили их в медсанбат. Он не издавал ни звука, даже не рычал, в бою это было лишнее. Просто отбивал атаку за атакой. Целый час войны.

 И вдруг он услышал знакомый, противно-истеричный крик. Фашист не видел его, но точно знал, это он, пахнущий котами и жуткой кислятиной враг.

 –Стреляй! Под мою ответственность, блять, стреляй!

 Было больно. Недолго, но больно. Хотя может Фашист просто не успел прочувствовать всю боль, приказа такого не было. А Хозяин уже и не мог ничего приказать, погиб раньше Фашиста.

 Война, ничего не поделаешь…

Я боюсь!

 Страх присутствует в жизни каждого. У каждого он свой, а у кого-то их даже много. Мы боимся по-разному и разного. Кто-то страшится умереть, кто-то попасть в тюрьму, кто-то потерять вдруг деньги, дом, работу. Мой друг, к примеру, до тридцати боялся жениться.  Это не важно. Нас всех объединяет лишь одно, мы боимся. Даже когда не признаем этого. Можно как угодно громко кричать о своей смелости, что нет у тебя никакого страха, вот ни грамма. Но это всегда значит лишь то, что твой страх к тебе еще не пришел. Он придет, поверьте. Без звонка, без стука, без предупреждения. Просто придёт и всё.

 Я тоже считал, что многого не боюсь. Да и чего бояться в молодости, например, или в детстве? Смерти? Так это глупо. Лично я понял это еще, будучи в начальных классах. Просто не увидел смысла бояться того, чего избежать невозможно. Да, ученые вроде как работают над бессмертием человечества, пытаются разгадать тайны смерти. Но есть подозрения, что ждать этих разгадок бесполезно. Уж для меня точно. Так уж смерть и раскрыла ученым все свои карты, держи карман шире. Она баба далеко не глупая.