— Натальюшка, я вот что подумал: Настя в нашем доме проживает давно, и за эти годы переняла наши привычки и взгляды. Она предана тебе, в чём была возможность убедиться. Ни единожды не уличена в недобросовестном отношении к имуществу и вверенным ей на хозяйственные расходы денежным средствам. Многому возле тебя научилась, разве что в грамоте так и не преуспела. Ну да может это и к лучшему. — Аким Евсеич, задумавшись, замолчал.

Больше книг Вы можете скачать на сайте — Knigochei.net

— Батюшка, вы к чему этот разговор затеяли?

— Да понимаешь ли, Натальюшка… — и Аким Евсеич изложил дочери обстоятельства дела, связанные с имуществом Марьи Алексевны.

— Но Настенька одинока, и в пустом доме…

— Я и этот момент обдумал. Когда Егор Петрович уезжал в Озерки, пимокатню свою он закрыл, и два его работника остались не у дел, перебиваются теперь случайными заработками. Один из них — Акинфий Полуянов — до сих пор холост. А пимокат людей своих держал в строгости, к воровству они не приучены. Вот я и подумал, что если Настеньку выдать замуж за Акинфия и поселись во флигеле, расположенным во дворе дома Марьи Алексевны? Положу им денежное содержание и определю обязанности по усадьбе.

— Батюшка! С каждым разом не устаю восхищаться вами! Настенька уже плакалась мне, что видать судьба ей в девках на весь свой век остаться! А я не решилась завести с вами этот разговор, — одобрительно кивала Натальюшка. — Хотя, как же мне быть? Надобно подыскать ей замену.

Акинфий Полуянов оказался человеком сметливым и быстро сообразил, что судьба в лице Акима Евсеича преподносит ему неожиданный подарок. Во-первых, найти работу в провинциальном Бирючинске — дело не простое, а тут и работа и жильё во дворе богатой усадьбы! Мало того, Настенька в качестве жены. А про неё в городе отзывались очень даже лестно. И добрая-то она, и вежливая, и внешностью Бог не обидел. Такие отзывы в Бирючинске — большая редкость. Да и столько лет почитай в барских покоях при дочери уважаемого Акима Евсеича проживает, что тоже немаловажно. Волнение столь сильно обуяло Акинфия, что раненько утром, на следующий день после приватного разговора с Акимом Евсеичем, он дожидался казначея возле строительной площадки нового дома. И как только увидел приближающуюся пролётку, кинулся навстречу.

— Аким Евсеич, — раскланивался Акинфий, — чего ждать, да откладывать? Дом-то бесхозный цельными днями. Залезут какие шаромыги, мало ли? Натворят беды! Да и как вести разговор с Анастасией, когда и привести-то молодую мне некуда?

— М… да. Ты прав, однако, — и хотя мысли Акима Евсеича в этот момент были заняты вопросами строительства, но всё-таки вспомнил, что вечером опять предстоит разбирать бумаги в… пустующем доме.

— Так может, я прямо сейчас переберусь во флигель? И займусь хозяйственными делами. Там, поди, и печь-то не топится. Дымоход забит, замки заржавели, петли скрипят… да мало ли?

— Нам с тобой надлежит оформить меж собой договор, чтоб ты чувствовал свою ответственность и не надеялся с леностью выполнять свои обязанности. А их будет не мало. — Заключил Аким Евсеич.

— Да ваше слово в городе столь весомо, что я и без бумаги готов служить с честью.

— М… быть по-твоему. Подъедешь после полудня к усадьбе Марьи Алексевны, я тебя впущу во флигель. Обустраивайся пока.

Уже вечером этого дня Аким Евсеич поднялся в дом Марьи Алексевны по чисто выметенной лестнице, а в кабинете, когда он продолжил разбирать бумаги, весело потрескивали дровишки в небольшом камине.

Настенька не упрямилась, лишь грустно вздохнула:

— Мне ли выбирать, безродной? — С тем и пошла под венец.

В скромном белом платье, подаренном Натальей Акимовной и венком из белых искусственных цветов, она также как когда-то Наталья Акимовна стояла перед алтарём, держа в руке свечу. Свеча подрагивала пламенем и отражалась огоньками в заплаканных глазах. Ну, тоже всё как положено. Жених держал спину прямо и старался выглядеть строгим.

На место Настеньки приняли по её протекции Дуняшу. Совсем молоденькую, от того торопливую и неумелую деревенскую девушку. Наталья Акимовна сердилась, выказывала недовольство новенькой служанке. А уж баню истопить, так и пришлось призывать Настасью.

— Наталья Акимовна, Дуняшка девка не глупая, не злобивая. А что пока неумеха, так научится. Зато в чужих домах не жила, значит, как вы её приучите, так оно и пойдёт. А с банькой пока я сама справляться буду. Тут, Наталья Акимовна, ни Дуняша, ни кто другой меня не заменит. Я вам никогда не рассказывала, но меня из деревни-то выгнали, потому как считали внучкой колдуньи. А тут родители сгинули в лесу. Бабка долго их искала, не нашла. То ли звери порвали, то ли в болотине утопли. Пока бабка жива была — деревенские к ней за всякими травками приходили от разных хворей. А как померла, они на меня и взъелись, Бог весть за что. Вот и пришлось ноги уносить. Тут — то вы меня и приютили, и ни разу обиду мне терпеть не пришлось. А теперь вот я в белом платье под венцом побывала, и муж мой… выходила, вроде по надобности, и возраст давно перевалил за двадцатку и безродная. Но муж мой меня не обижает, всё у нас по согласию. За это благодарю батюшку вашего.

— А скажи-ка ты мне, откуда Дуняшка взялась? Вроде тоже безродная? — Вся сердитость с Наталий Акимовны слетела. И ей даже показалось, что Дуняша чем-то Настеньку в те годы, когда она появилась в их доме, напоминает.

Настя замялась, сжала губы, и было видно, что говорить не желает. Но деться некуда. Наталья Акимовна, молча, ждала.

— Родителей своих она не помнит. Помнит, как в лесу заплутала, долго бродила и вышла к избушке моей бабушки. Переночевала там, утром было направилась в деревню, да жители как увидели её болотным илом перемазанную, да из избушки моей бабушки выбравшуюся, кинулись на неё с вилами и криками: ведьма возродилась! Вот ей и пришлось на таёжных ягодах и грибах перебиваться, да в деревню носа не совать, прибить могли бы.

— Мне-то ведьма зачем? И как ты её нашла?

— Какая же она ведьма? Бабка моя травы знала, так разве это колдовство? Вот я вам в баньке васильки да ромашку запариваю — что в том худого? Чай с мелиссой и мятой завариваю, даже врач после похорон Кузьмы Федотыча подтвердил, что чай мой вам на пользу. А уж врача-то в колдовстве никто не заподозрит.

— А нашла-то ты её, как? — повторила вопрос Натали.

— Так вот, я и говорю, ходила я в известные только мне места за травами для чаёв и баньки, заглянула в дом бабушки, там и нашла её. Гляжу: в доме прибрано. Под навесом грибы и ягоды на зиму сушатся. Сама сиротой выросла. Знаю почём фунт лиха.

С тех пор осталась Дуняша в доме Натальи Акимовны, а сама Наталья Акимовна отношение к новой служке изменила. Стала объяснять ей, что и как делать следует, а Дуняша старается, деться-то ей более некуда.

Тем временем Аким Евсеич разобрался с бумагами Марьи Алексеевны и выяснил, что бумаги лежат без движения, а могли приносить доход. Он уж и подготовил всё, чтобы поместить их более надёжно и выгодно, да выяснилось, что тут одной доверенности не достаточно, требуется её личная подпись. И Аким Евсеич направил ей письмо, в котором аккуратно сообщал, что для дальнейшего ведения дел необходимо её недолгое присутствие. Ведь кроме подписи, Аким Евсеич считал необходимым заручится личным согласием хозяйки, то есть Марьи Алексевны, на некоторые вопросы, которые, как он полагал, долее лучше не откладывать.

И хоть ремонт в доме своём к этому времени Аким Евсеич почти завершил, но проживал ещё вместе с дочерью, поскольку старая мебель вдруг оказалась столь изрядно поношенной, что пришлось задуматься о новой. И подобрал было, и по цене сторговался, да на тот момент нужной суммы денежных средств не набралось. Продавец предлагал рассрочку, но цену добавлял против договоренной. Аким Евсеич подумал и решил, что торопиться ему некуда, вот подкопит нужную сумму, тогда не токмо что увеличивать цену, а при полном наличном расчете ещё и скидку получит.