- Стоять, ты куда? – спросил девушку жандарм.

- На прогулку, - ответила Наташа.

- Тебе сейчас не положено, - ответил жандарм.

- Сама разберусь, что мне положено, а что нет, - возмущенно ответила Наташа и, развернувшись, ушла обратно.

Через десять минут девушку привели в кабинет начальника охраны. Кирилл Евстигнеевич, прочитав докладную от жандарма, в которой тот от обиды значительно приукрасил реальность и написал, что Наташа несколько раз его нецензурно назвала и попыталась силой протиснуться на улицу, не дав ни слова сказать Наташе в свою защиту, распорядился:

- Зовите Василия Ильича и пусть с собой прихватит валерьянку.

Василий Ильич, придя к начальнику охраны с валерьянкой и увидев там Наташу, сразу же сказал:

- Федотова вчера жаловалась на простуду и головную боль, арестантка нездорова, наказание может не выдержать.

- Что-то я не вижу у Федотовой простуды, - недоверчиво сказал Кирилл Евстигнеевич.

- Горло может болеть незаметно со стороны, с головной болью все то же самое, - ответил врач.

Задумавшись о том, что врач может как жалеть свою напарницу, так и говорить правду, начальник охраны сказал:

- Василий Ильич, как только вы увидите, что состояние Федотовой ухудшается, сразу же говорите об этом.

“Не дело, если она снова будет в лазарете месяц болеть и не работать”, - подумал начальник.

Практически сразу, увидев, что у девушки вспыхнули щеки, Василий Ильич сказал:

- Как видите, уже щеки загорелись, сейчас температура начнет ползти вверх.

- Николай, еще десять горячих и достаточно, - скомандовал Кирилл Евстигнеевич.

С трудом поднявшись, Наташа выпила валерьянку, после чего вместе с врачом прошла в лазарет.

- А на этот раз за что? – спросил Василий Ильич Наташу, - Я из-за тебя врать, значит, должен?

- Спасибо вам большое, - ответила Наташа, - А на этот раз меня оговорили.

- Вот знаешь, не верю, - сказал врач, обрабатывая ссадины, - Ты не поверишь, как ты меня уже достала.

- И не верьте, не надо, - вздохнула Наташа, - А чего же так жалеете? Ну получила бы пятьдесят плетей, как и было положено, а не пятнадцать. Вам-то какая разница? Или без медсестры на месяц остаться нет желания? Так я и сейчас дня два проболею точно, отлежаться надо.

- Ты на мою дочь слишком похожа, вот и переживаю. То срамные болезни лечишь, подхваченные в борделе, то на лавке лежишь, - сказал Василий Ильич, - Отлеживайся, один поработаю, не привыкать.

Выйдя в соседнюю комнату и оставив Наташу в недоумении, врач задумался, стоит ли говорить девушке всю правду или подождать, как он и хотел этого сразу, до окончания срока заключения девушки. Решив, что пусть Наташа узнает все сегодня, Василий Ильич вернулся к девушке и спросил:

- Температура есть?

- К счастью, все нормально, - ответила Наташа.

- Тогда слушай, - сказал Василий Ильич, - Дело в том, что я вообще из Калуги. И я, двадцать четыре года назад, грешил с одной женщиной. Она забеременнела, позже родился ребенок, но меня этот вопрос не интересовал. Родился ребенок и родился. Потом эта женщина вскоре выходит замуж за другого и вполне себе счастливо живет с ним. Я для себя решаю, что это хорошо, что моя бывшая любовница нашла свое счастье, поэтому совершенно не лезу в их дела. Тем временем, я оканчиваю университет и, на праздновании выпускного, совершенно случайно, в драке, которую уже толком не помню, убиваю человека. Естественно, суд, приговор, осудили на год тюремного заключения. А потом мне делают предложение: не хочешь ли ты, Василий Ильич, не неквалифицированным трудом заниматься, а врачом в централе поработать? Я согласился. Сначала десять месяцев отсидел в централе, потом освободился досрочно за хорошее поведение, а потом было лень куда-то уезжать, потому что в Калуге меня ничего не держало. Тем более, что только я освободился, сразу познакомился с барышней, закрутился роман, а позже мы и обвенчались. Так и остался жить во Владимире. А в централе остался работать, потому что зарплата хорошая и больных меньше, нежели в городской больнице.

- И к чему все это было рассказано? – удивленно спросила Наташа.

- К тому, что ты моя дочь, я и узнал тебя сразу, и по документам, увидев данные твоих родителей, сразу все понял, - ответил Василий Ильич, - Поэтому и какие-то родственные чувства, вроде жалости к дочери, желания сделать ей лучше, периодически просыпаются.

- Все это, конечно, хорошо, но мы с вами все равно чужие люди, - сказала Наташа, - Я пусть даже знала, что у меня мой папа неродной, но все равно считала и буду считать его своим близким человеком. А кто биологический отец, не столь важно.

- Естественно, чужие, - ответил Василий Ильич, - Однако, может быть, хотя бы парой писем в год обмениваться будем? Я к тебе уже привык здесь. Можно даже переписываться не как родственники, а как люди, работавшие некоторое время вместе.

- Хорошо, - согласилась Наташа.

На счастье Наташи, этот эпизод с оговором был последней неприятностью девушки в централе. В мае Наташа и Егор написали прошения о досрочном освобождении, но положительное решение было принято только в пользу Наташи.

В июне Наташа смогла вернуться в Калугу, а Егору пришлось ждать до полного окончания срока в первых числах сентября. Руководство централа посчитало невозможным простить ему попытки создания прокламаций, поэтому в характеристике указало, что молодой человек совершенно не ступил на путь исправления и не раскаивается. В Наташиной характеристике были перечислены все проступки девушки, однако, было уточнено, что Наташа раскаивалась с первых дней заключения и оказывала положительное влияние на остальных заключенных, что и стало решающим аргументом для суда.

В сентябре 1885 года, уже воссоединившейся семьей, обнимая дочь Тоню, Егор спросил Наташу:

- Наташа, я все понимаю. Было тяжело, скучали по дому, по дочери, по родителям, по брату и сестре, негласный надзор полиции… Но ответь мне на один вопрос: ты за агитацию или против?

- Категорически против, - ответила девушка, - И тебе не советую.

- Понятно, - ответил Егор, - А если меня снова посадят, ждать будешь?

- Буду, - ответила Наташа, - Но еще раз выручать таким путем не буду.

- Да ты что, Наташа, я бы никогда не стал тебя о таком просить, - смутившись, ответил Егор, - Давай тогда так договариваться. Если что – ты ничего не знала, но мешать мне ты не будешь.

- Хорошо, – ответила Наташа.

========== На грани разрыва ==========

Наступил октябрь 1885 года. Жизнь постепенно входила в свое русло, Наташа снова устроилась в больницу фельдшером, а Егор, подумав, пошел работать в аптеку. Трехлетняя Тоня была очень рада, что мама и папа вернулись из командировки, поэтому первое время не хотела отпускать родителей даже на полдня.

- Тонечка, доченька, маме на работу надо, - говорила Наташа, - Мама заработает денег, купит тебе новое платье.

- Не хочу платье, не уходи, - просила Тоня, - Я без тебя скучала.

- И я скучала, но вечером я вернусь и мы с тобой во что-нибудь поиграем, - отвечала девушка и, стараясь уйти как можно быстрее, чтобы дочь не начинала плакать, быстро собиралась и шла на работу.

Наташа часто вспоминала свою первую встречу с дочерью после девятимесячной разлуки и то, как обрадовалась ей Тоня.

«Обнимала, радовалась, что я приехала, спрашивала, когда приедет папа», - вспоминала Наташа, - «А я ей отвечала, что у папы в далекой больнице еще остались дела и он приедет только осенью. Забыла бы Тоня эту командировку, а то еще будет потом вспоминать, расспрашивать… Не хотелось бы обманывать уже подросшую дочь».

Так же Наташа нередко вспоминала свою встречу с родителями.

«Мама, с одной стороны, была очень рада меня видеть», - думала девушка, - «А, с другой стороны, практически сразу начала ворчать. Что я допрыгалась, что меня все-таки посадили, что надо было еще в столице выводы делать. А что я могла ей сказать, если действительно надо было в столице выводы делать? Нет, влезла туда, куда влазить не следовало. Сама во всем виновата, жаль, что Егорка мою точку зрения не разделяет и планирует и дальше заниматься агитацией».