«Приврал Егорка», - подумала Наташа, - «Если меня еще раз спросят, буду подтверждать его версию».

- Так вот, Наталья Максимовна, а кто бомбу собирал? – спросил следователь.

- Не знаю, - ответила Наташа, - Мы с моим супругом просто ходили гулять, откуда появилась бомба – ума не приложу.

Расследование продлилось чуть больше месяца. В середине февраля дело Наташи и Егора было передано в суд.

Решив придерживаться версии о том, что она не знает, откуда взялась бомба, Наташа так же повторила свою точку зрения о том, что они с супругом просто шли гулять. Егор же сказал, что он планировал совершить взрыв в полицейском участке по мотиву личной ненависти.

Вскоре был оглашен приговор суда. Услышав, что Егора приговорили к высшей мере, а ее к пожизненной каторге, девушка покорно приняла это известие. Попрощавшись с мужем, Наташа начала ждать неизбежного.

Этап в Забайкалье был довольно быстрым. В июне 1890 года вагон с осужденными прибыл в Сретенск, а вскоре началась пешая часть этапа до Усть-Кары.

- Бабонька, будешь бежать с нами? – толкнула в бок девушку какая-то женщина.

- Мне все равно, - ответила Наташа.

- Что, неужели к мужу не хочется? – продолжились расспросы.

- Я вдова, - ответила Наташа.

- Айда с нами за границу, найдешь себе там другого хахаля, - сказала женщина.

- Мне другой не нужен, у меня был один-единственный любимый супруг, - ответила Наташа.

- Слушай, ты с нами идешь в одной связке, бежать собирается вся связка, если ты останешься, на тебя все равно могут повесить попытку побега, - продолжала женщина, - А так, если тебе все равно, будешь так же жить и за границей, тебе же нет никакой разницы? Так чем каторга лучше?

- Хорошо, побежали, - согласилась Наташа.

По-видимому, побег этой группки заключенных был спланирован заранее, потому что все прошло довольно гладко: вскоре беглецы и пересекли границу с Китаем, и отплыли на пароходе в Америку.

- Все, Наташа, теперь живи себе в Америке, - сказала женщина, - Уж явно не хуже, нежели гремела бы кандалами.

Поблагодарив этих людей, Наташа со временем оформила себе паспорт на имя Анны Клартон, потом немного поработала санитаркой в госпитале, а потом заскучала по России. Решив, что нужно вернуться хотя бы в Европу, Наташа в мае 1891 года прибыла в Берн.

Жизнь Наташи в Берне более-менее наладилась. Девушка начала работать медицинской сестрой и, понимая, что она приносит пользу людям, начала более-менее успокаиваться. Однако в каждом пациенте девушка пыталась увидеть черты, схожие с Егором, чтобы хоть на секундочку вернуться в прошлое, в тот момент, когда они с супругом были счастливы.

Известие о первой русской революции Наташа восприняла пусть и с энтузиазмом, но какой-то внутренний голос постоянно напоминал девушке о том, что был бы Егор рядом, это известие было бы гораздо радостнее.

Вернувшись в феврале 1905 года в Россию и поселившись в Петербурге, Наташа с грустью думала о том, что ее дочь Тоня уже выросла и, возможно, никогда ее не простит за то, что ее воспитывали бабушка с дедушкой.

Сначала Наташа решила, что она никому не будет сообщать о том, что живет в Петербурге, однако, через пару месяцев душа девушки не выдержала. Наташа написала письма и своим родителям, и родителям Егора.

Вскоре Наташе пришло сразу несколько ответов. Дрожащими руками девушка распечатала конверты.

«Наташенька, деточка, как я рада узнать, что хотя бы ты жива и здорова», - писала Анна.

«Наташенька, солнышко, неужели мы с тобой так и не увидимся?» - вопрошалось в письме матери.

«Мама, я тебя жду, люблю, скучаю», - писала Тоня.

Разревевшись от подобных писем, девушка забросила всяческую осторожность и вернулась в Калугу.

В Калуге на возвращение Наташи, которую узнали некоторые люди, все смотрели сквозь пальцы.

- Наталья Максимовна, - однажды обратились к девушке в больнице.

- Анна Клартон, - ответила Наташа, - Вы меня с кем-то перепутали.

- Да бросьте, Наталья Максимовна, прятаться, - раздалось в ответ, - Вас, думаю, уже все, кому не лень, узнали.

- И все равно, мое имя Анна Клартон, - ответила Наташа.

Прошли годы. Наташа наблюдала за событиями в стране и беспрерывно думала о том, что совершенно несправедливо, что Егор не увидит то, что за что он боролся.

- В столице заводы бастуют, - вздохнула Наташа, - А Егорка этого уже не увидит.

В один прекрасный мартовский день Наташа, как обычно, работала в больнице. Девушка сидела в кабинете и вела прием пациентов. Снова задумавшись о своем супруге и о том, как она так и не смогла выйти замуж, девушка отвернулась к окну.

- Наталья Максимовна, - раздался донельзя знакомый голос, - А я к вам.

Девушка обернулась и увидела перед собой Егора.

«А вот и умом тронулась, пора в больнице лечиться, только в другой, специализированной», - подумала Наташа.

- Наталья Максимовна, может быть, я провожу вас домой? – спросил Егор, - Смена окончится через пятнадцать минут.

- Проводите, я не против, - ответила Наташа, - Можете сразу в дурдом.

- Почему же в дурдом, давайте лучше пойдем домой, - сказал Егор.

Егору долго не хотелось ничего говорить, как все произошло и как смог остаться в живых. Наконец, не выдержав расспросов, Егор сказал:

- В начале марта меня отвезли в какую-то тюрьму, разбудили в одно прекрасное утро и сообщили, что до завтра я не доживу. А что, я был готов ко всему. Вышел во двор, мне зачитали приговор, а вешать-то некому. Уголовник, которого уговорили за бутылку водки и поселение вместо каторги, в последний момент отказался. Постоял я во дворе, посмотрел на всю эту беготню, а потом взял и в обморок упал, не выдержал. Потом больница, а потом меня как посадили в одиночную камеру, так и остался я там на пятнадцать лет. В 1915 году вышел, получил паспорт, сначала боялся каждого чиха, а потом более-менее привыкнул к ситуации. Устроился на работу половым, а недавно, видя, что началась революция, понял, что можно и домой вернуться.

- Ох, Егорка, - вздохнула Наташа, - Как же я надеюсь, что все это не сон, не бред моего больного воображения. А то как проснусь и увижу, что мне все это приснилось, а я сама на каторге, или в централе… Или просто в больнице Петра Кащенко.