'Звонил я вчера из телефона-автомата, не более минуты, изменённым голосом, держа трубку не снимая перчатки. С этой стороны до меня не добраться. Конфеты я купил в кондитерской, расположенной в десяти блоках от моей гостиницы, тут тоже вряд ли можно выйти на меня, их продают на каждом шагу. Продавец меня, конечно, видел, но не думаю, что запомнил, так как все время косил глазом на симпатичную блондинку, сидевшую за столиком у окна. Контору по доставке я выбрал поближе к 'Бельведеру'. Там меня, наверняка, запомнили, но тут уж делать нечего, так как квитанция- это документ, нужный мне при любом раскладе. Ну и под конец этого напряжённого вечера, свернул в магазин одежды и купил себе модный плащ и новую шляпу, радикально сменив свой имидж на всякий случай'.
Обхожу неработающий фонтан и поглядываю по сторонам.
'Нет, никто за мной, похоже, не следит, но на всякий случай покручусь в парке ещё. Надо решить важную задачу: что делать с деньгами. Отдать их обратно Боеву или пустить в дело? Если я возвращаю деньги, то прямо подтверждаю, что я в курсе их махинаций: они пытались передать через меня деньги сыну Троцкого, а я их покрываю. Можно рассказать о деньгах консулу: тогда начнуться разборки и выяснения (откуда знаю Седова или как узнал о деньгах), а моё дело не сдвинется ни на шаг (вопрос с покупкой необходимых ламп откладывается или закрывается). И, наконец, третий вариант: я пускаю наличные в оборот, в том числе и на взятки и получаю всё что надо для работы: в этом случае Боев выходит сухим из воды, так как я, как впрочем и он, вынужены молчать о существовании этих денег. С другой стороны, если на одну чашу весов положить ускорение работ по прорывным технологиям, таким как ЭВМ и Радиоуловитель, а на другую- судьбу жулика-троцкиста, то первое для меня имеет значительно больший вес'...
Снова сажусь на скамейку. Скоро должен подойти академик Ипатьев, гениальный химик, невозвращенец. Русский учёный, чью Нобелевскую премию получил француз. Генерал, который во время первой мировой войны возглавлял росийскую химическую промышленнось. Член президиума Высшего Совета Народного Хозяйства, отвечавший за развитие химпрома в СССР. Человек, которому доверяли Николай Второй и Ленин. Ипатьев после высылки Троцкого из СССР, чьим заместителем в НТО ВСНХ он был, был отстранён от руководства отраслью и, опасаясь репресий, решил не возвращаться из зарубежной командировки в 1930-м. Сейчас работает в химической лаборатории здесь неподалёку на Северной Риверсайд и читает лекции в Чикагском университете.
На родине у него остался сын Владимир, тоже учёный-химик, не принявший выбор отца. Тогда на выставке в день Радио, увидев меня в форме НКВД, он помрачнел и замкнулся, односложно отвечая на вопросы Лосева. Но потом перед отъездом в Америку, во время короткой поездки в Ленинград, выполняя поручение райкома комсомола, я выступил на комсомольском собрании института на Ватном острове и при личной встрече убедил Владимира написать отцу письмо. Именно из-за этого письма Ипатьев в итоге и согласился на встречу, в начале нашего телефонного разговора подвергнув меня пристрастному допросу.
Со стороны набережной, прихрамывая и опираясь на толстую деревянную трость, показался старик в сером плаще, гордо посаженная голова которого и широко расправленные плечи выдавали в нём отставного военного. Непроизвольно, под властным взглядом голубых глаз, подскакиваю со скамейки и спешу ему навстречу.
-... Здравствуйте, Владимир Николаевич,- запинаюсь я, не сумев в напрашивающемся более официальном обращении сделать выбор между господином и товарищем.- это я звонил вам, Алексей Чаганов.
-Здравствуйте.- Отвечает Ипатьев, столкнувшись с той же проблемой, и покосился на мои швейцарские часы, выглянувшие из-под обшлага плаща.
-Да вот, пожалуйста, письмо.- Торопливо лезу в карман под его нетерпеливым взглядом.
Получив письмо и пересилив себя, академик неспеша подходит к ближайшей скамейке и с трудом садится, тяжело откидываясь на спинку. Деликатно отвожу глаза и бреду по дорожке вокруг бассейна.
'1:0 в пользу генерала... построил меня как сержант новобранца. Ну и как мне с ним теперь разговаривать'?
Ипатьев невидящим взглядом из-под нависших век смотрит в сторону озера, теребя в руках носовой платок, казалось, не замечая меня, присевшего рядом с ним.
-Чего ваше ГПУ хочет от меня?- Не поворачивая ко мне головы немного срывающимся голосом спрашивает старик.- Только учтите, что я действовать против страны, давшей мне убежище, не стану.
-Прежде чем я отвечу на ваш вопрос,- примирительно начинаю я.- давайте уточним формулировки. Убежище... вас кто-то преследовал? Я слышал, что вы совершенно свободно покинули СССР, да и за границей вас никто не преследовал, если не считать ваших бывших армейских сослуживцев и коллег по Временному правительству. Но, согласитесь, винить в этом НКВД несправедливо. Ну а если говорить об этой стране, то она совсем недавно также участвовала в интервенции на Дальнем Востоке против вашей настоящей родины.
-Пусть так,- всем телом оборачивается генерал, буравя меня злыми глазами.- я устал жить в обстановке, когда большевики, силой захватившие власть, подавляют своих граждан: загоняют в колхозы, грабят состоятельных крестьян, подавляют свободу слова и мысли. И что в итоге? Продуктов не достать, в стране голод.
Делаю небольшую паузу, даю Ипатьеву немного успокоиться.
'Не дай бог кондратий хватит дедушку'.
-Меня всегда удивляло,- продолжаю я своим эмоциольным как метроном голосом.- что успешые в какой-то области люди берутся, с той же безапелляционностью как и о своём предмете, судить о вещах о которых не имеют никакого понятия. Насчёт большевиков захвативших власть: позвольте вам напомнить, что первыми власть в стране силой оружия в феврале семнадцатого захватили ваши, временные. Продолжили чуждую России войну за колонии, принадлежащие другим странам, довели страну до голода и начали насильственно реквизировать продовольствие в деревне, в том числе и у состоятельных крестьян. И сделали это не большевики, заметьте, а ваши друзья- Керенский и компания. Набедокурили и как трусы сбежали, отдав власть без борьбы большевикам. Я всё правильно излагаю?
Ипатьев потупил взгляд и замер, не реагируя на мой вопрос.
-Теперь о крестьянах,- вижу по лицу академика, что мои доводы взвешиваются, а не отметаются с порога.- вы, Владимир Николаевич, специалист в промышленном производстве и должны понимать, что его механизация повышает производительность труда. То же самое и в сельском хозяйстве. Только крупное механизированное сельскохозяйственное производство сможет накормить село, которое у нас голодало в прошлом через два года на третий, и город. Сократить необходимое число работников на селе, а высвободившихся там работников направить в город на создающиеся в городах заводы и фабрики. Если мы хотим быстро создать современную промышленность и товарное сельское хозяйство, то другого пути как массовая коллективизация, привыкших к общинному управлению, мелких крестьянских хозяйств- нет. А ваши, так называемые, состоятельные крестьяне- кулаки, это в основной своей массе ростовщики и спекулянты, то есть такие же эксплутаторы как и помещики и капиталисты и отношение к ним соответствующее. А насчёт того, что продуктов не достать, так могу вас заверить как очевидец, что эти сведения у вас устаревшие: карточная система полностью отменена, все продукты в свободной продаже.
-Может быть вы станете утверждать, что и свободы слова и мысли у вас довольно?- с усмешкой бросает Ипатьев.
-Не стану,- начинаю как всегда терять выдержку, когда речь заходит об этом.- у каждого понятие о ней своё, но очень часто права такой свободной личности удовлетворяются за счёт прав и свобод общества.
'Уж поверь, дедушка'...
-Так вы что за духовное рабство?- Задыхается от возмущения академик. -Я? Нет,- беру себя в руки.- просто многие люди, говорящие с придыханием о свободе личности, имеют в виду свою личную свободу, ради которой готовы загнать в рабство и нищету других. Так вот, вы, наверное, слышали, что в СССР разрабатывается новая демократическая Конституция. Советую ознакомиться с ней, когда её проект будет опубликован для обсуждения, по части свобод ей не будет равных в мире.