Изменить стиль страницы

Нервничая, Бруно пересек улицу и прошел немного назад. Остановился, обернулся и принялся глядеть на дом, кусая губы. Не было видно ни души, ни огонька — только на углу над крыльцом горела лампочка. Где-то звучало радио — он не мог определить, в доме ли Мириам или же у соседей. У соседей светилось два окна в нижнем этаже. Можно было воспользоваться проездом и зайти за 1235-й.

Взгляд Бруно скользнул настороженно к крыльцу соседей: там зажегся свет. Вышли мужчина и женщина, женщина села на качели, а мужчина пошел по дорожке. Бруно распластался по стенке гаража.

— Дон, если персикового нет, купи фисташкового, — раздался голос женщины.

— А я бы съел ванильного, — прошептал Бруно и отхлебнул из фляжки.

Он пристально вгляделся в желто-коричневый дом, переступил с ноги на ногу и ощутил что-то твердое против бедра: нож, купленный на станции Биг-Спрингс, охотничий нож с шестидюймовым лезвием, в чехле. Лучше бы обойтись без ножа. От ножей ему всегда как-то по-странному дурно. А пистолет наделает шуму. Как же быть? Впрочем, на месте можно сориентироваться. Ох, так ли? Ему казалось, что уже при виде дома его осенит какая-нибудь идея, но вот дом перед ним, а в голову ничего не приходит. А вдруг это не тот дом? Того гляди, кто-нибудь заметит, как он тут отирается, и его сгонят, и он так и не узнает ничего наверняка. Ах, Гай мало ему рассказал, в самом деле мало! Он торопливо выпил еще. Только не надо волноваться, так можно все испортить! Ноги у него подгибались. Он вытер потные ладони о штаны и облизал дрожащие губы. Затем вытащил из нагрудного кармана бумажку с адресами Джойсов и развернул ее под фонарем. Но буквы расплывались. Может, уйти, попробовать другой адрес, а потом вернуться сюда?

Он подождет минут пятнадцать, может быть, полчаса.

Уже в поезде он окончательно пришел к выводу, что напасть на Мириам лучше вне дома, и все его мысли вертелись вокруг того, как физически приблизиться к ней. На улице достаточно темно — темнее всего под деревьями. Он предпочел бы сделать это голыми руками или ударить чем-нибудь по голове. Бруно не отдавал себе отчета, насколько он возбужден, пока не заметил, что, обдумывая предстоящее нападение, действительно бросается то вправо, то влево. Все время являлась мысль, как счастлив будет Гай, когда узнает, что это свершилось. Мириам превращалась в неживой предмет, маленький и твердый.

Послышался мужской голос и смех — да, точно, это в 1235-м, из верхней, освещенной комнаты; затем девичий воркующий голосок:

— Прекрати… пожалуйста… ну, пож-а-а-алуйста…

Может, это голос Мириам? Детский и тягучий, но сильный — как натянутая струна.

Свет потух, и взгляд Бруно прилип к темному окну. Затем зажегся свет на крыльце; вышли двое мужчин и женщина: Мириам. Бруно весь подобрался, затаив дыхание. Он разглядел рыжие волосы. Тот парень, что повыше, тоже был рыжий — наверное, брат. Бруно подметил массу мельчайших деталей: ее коренастую плотную фигуру, плоские туфли и то, как непринужденно она повернулась и подняла голову к одному из мужчин.

— Думаешь, надо заехать за ней, а, Дик? — спросила она своим тонким голоском.

— Вообще-то уже поздно.

В переднем окне поднялся краешек занавески.

— Детка? Только не слишком задерживайся.

— Ладно, Мам.

Они направлялись к машине, что стояла у лужайки.

Бруно скользнул за угол, высматривая такси. То-то просто его найти в этом дохлом городишке! Бруно припустил бегом. Он не бегал уже месяцы, и было приятно ощущать в себе достаточно силы.

— Такси! — сперва он даже не увидел никакого такси, потом рассмотрел и забрался внутрь.

Он заставил шофера сделать круг и въехать на Магнолия-стрит в том направлении, куда был развернут шевроле. Шевроле уже исчез. Кругом — густая тьма. Впереди Бруно подметил красные огоньки, мерцающие среди деревьев.

— Езжай вперед!

Когда огоньки остановились на красный сигнал и такси начало нагонять, Бруно убедился, что это — шевроле, и с облегчением откинулся назад.

— Куда вам надо? — спросил шофер.

— Езжай вперед! — потом, когда шевроле свернул на широкий проспект: — Теперь направо.

Бруно выпрямился, скользнув на краешек сиденья. Глянув в боковое стекло, увидел указатель: «Крокетт-Бульвар» и улыбнулся. Он слышал, что Крокетт-Бульвар — самая широкая и самая длинная улица в Меткалфе.

— К кому вы едете, как его имя? — спросил шофер. — Может, я знаю?

— Минуточку, минуточку, — забормотал Бруно, инстинктивно притворяясь, будто роется в бумагах, которые вытащил из заднего кармана вместе со сведениями о Мириам. Он вдруг фыркнул — ему стало весело, он почувствовал себя в полнейшей безопасности. Сейчас он изображал деревенского простофилю, который умудрился запропастить куда-то нужный ему адрес. Он нагнул голову, чтобы шофер не заметил улыбки, и машинально потянулся за фляжкой.

— Свет зажечь?

— Нет, нет, спасибо. — Бруно сделал обжигающий глоток. Затем шевроле развернулся и поехал в обратном направлении, и Бруно велел шоферу ехать так же.

— Куда?

— Езжай, как тебе говорят, и кончай трепаться! — заорал Бруно. Голос его срывался от волнения.

Водитель зацокал, покачивая головой. Бруно весь кипел, но вот шевроле появился в поле зрения. Бруно начинало казаться, что езде этой не будет конца, что Крокетт-Бульвар, должно быть, тянется через весь Техас. Дважды Бруно терял шевроле и находил его снова. Мимо пронеслись придорожные ларьки, открытые кинотеатры, потом по обе стороны выросли стены тьмы. Бруно забеспокоился. За городом преследовать их будет невозможно. Но вот над горой показалась светящаяся арка. «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ОЗЕРО МЕТКАЛФ, В ЦАРСТВО ВЕСЕЛЬЯ», гласила надпись, и шевроле порхнул под нее, направляясь к стоянке. Впереди, в лесу, светились самые разные огни, с карусели доносилась позванивающая музыка. Увеселительный парк! Бруно пришел в восторг.

— Четыре бакса, — кисло сказал шофер, и Бруно протянул ему пятерку через переднее окно.

Он слонялся вокруг, пока Мириам, и два парня, и еще одна девица, за которой они заезжали, не прошли через турникет, а потом последовал за ними. Он широко открыл глаза, чтобы при свете хорошенько разглядеть Мириам. Она была миленькая, полненькая, похожая на школьницу, но, смекнул Бруно, явно не первого сорта. Красные носки и красные босоножки привели его в бешенство. Как только Гай на такую клюнул? Затем он зашаркал ногами и остановился: она не была беременна! Бруно прищурился в сильном недоумении. Как это он сразу не заметил? Да, может быть еще и не видно. Он больно прикусил нижнюю губу. При такой полноте живот у нее даже на удивление плоский. Может, это не Мириам, а ее сестра? Может, у нее был выкидыш? Или она сделала аборт? Волны-бились-о-борт-корабля. Что такое о-борт? Ну-ка, скажи, красотка! Под тесной серой юбкой обрисовывались маленькие пухлые бедра. Он следовал их колебаниям, шел в такт, словно завороженный. Может, Гай наврал, что она беременная? Но Гай не стал бы врать. Бруно не знал, что и думать. Он разглядывал Мириам, склонив голову набок. Затем сама собою явилась мысль: если что-то случилось с ребенком, тем более необходимо уничтожить ее, потому что Гаю теперь не получить развода. Конечно, она сделала аборт и теперь опять пустилась во все тяжкие.

Она остановилась у открытого павильона, где цыганка бросала что-то в большой круглый аквариум. Другая девица тоже пялилась, хихикая, прижимаясь всем телом к рыжему парню.

— Мириам!

Бруно так и подпрыгнул.

— О-о-о, вот это здорово! — Мириам направилась к киоску, где продавались трубочки с заварным кремом.

Все они купили себе по трубочке. Бруно ждал со скучающей улыбкой, глядя вверх на колесо обозрения: на арку из огоньков и на крошечные фигурки, вертящиеся в черном небе на своих скамеечках. Вдали, среди деревьев, огоньки мерцали на воде. Да, это стоящий парк. Ему вдруг захотелось на колесо. Настроение было прекрасное. Он стал смотреть на все просто, без лишнего возбуждения. На карусели играли: «Кейси закружится в вальсе с блондинкой…» Ухмыляясь, он стал искать глазами рыжую голову Мириам, и их взгляды встретились — но Мириам тут же отвернулась: Бруно был уверен, что она не обратила на него внимания, однако лучше так больше не делать. Он нервно хохотнул. По виду Мириам, решил он, не скажешь, что она блещет умом, и это его еще больше развеселило. Теперь понятно, почему Гай испытывает к ней отвращение. Ему, Бруно, она тоже отвратительна, его от нее просто тошнит! Может, она наврала Гаю насчет ребенка. И Гай, сам такой честный, поверил ей. Сука!