— Хорошо, — Хоуленд глубоко вздохнул, — чего вы хотите от меня: чтобы я вот с этим начал обрабатывать вашего малыша? Думаете, он сломается и выложит свой блестящий план насчет архитектора Гая Хейнса?

— Нет, я как раз не хочу, чтобы вы его трогали. Я люблю чистую работу. Мне нужно еще несколько дней — может быть, недель, — чтобы закончить копать под Хейнса, а потом я столкну их друг с другом. Я вам отдал эти материалы на Чарльза, потому что отныне я лично выхожу из дела, во всяком случае те двое должны так думать. Еду в отпуск, в Айову. На самом деле еду, и сейчас же дам Чарльзу об этом знать. — Лицо Джерарда озарила широкая улыбка.

— Мне будет трудно сдержать ребят, — с сожалением произнес Хоуленд, — особенно на все то время, пока вы собираете улики против Гая Хейнса.

— Между прочим, — Джерард взял шляпу и взмахнул ею в сторону Хоуленда. — Вы не расколете Чарльза со всем этим, но я расколол бы Гая Хейнса с тем, что имею на сегодняшний день.

— Вы хотите сказать, что мы не сможем расколоть Гая Хейнса?

Джерард взглянул на него, стараясь изобразить презрение.

— Но ведь вы и не собирались его раскалывать, так я понял? Вы ведь думаете, что он тут не при чем.

— Поезжайте-ка в отпуск, Джерард!

Джерард аккуратно собрал свои бумаги и начал было засовывать их в карман.

— Я думал, вы их оставите.

— О, если вы полагаете, что они вам пригодятся, — Джерард услужливо протянул бумаги и повернул к двери.

— Может, все-таки скажете, чем вы собираетесь раскалывать Гая Хейнса?

Джерард презрительно хмыкнул.

— Этот человек мучается своей виной, — сказал он и вышел из кабинета.

44

— Знаете ли… знаете — в целом мире, — начал Бруно, и слезы показались у него на глазах, так что ему пришлось опустить голову и отвернуться к камину, — нет иного места, где бы я хотел быть сегодня вечером, кроме вашего дома, Энн. — Он небрежно облокотился на высокую доску камина.

— Мне очень приятно слышать это, — улыбнулась Энн, ставя на столик канапе с сыром и анчоусами. — Берите, пока не остыли.

Бруно взял бутерброд, зная, что вряд ли сможет проглотить хотя бы кусок. Стол выглядел так красиво, накрытый на двоих, — серая льняная скатерть, большие серые тарелки. Джерард уехал в отпуск. Они с Гаем разбили Джерарда в пух и прах, и можно теперь вздохнуть свободно! Бруно вдруг вздумалось, что он попробовал бы поцеловать Энн, не принадлежи она Гаю. Бруно выпрямился и расправил манжеты, гордясь своим истинно джентльменским поведением.

— Значит, Гаю там вроде бы нравится? — Гай сейчас находился в Канаде, в провинции Альберта, работал на строительстве большой дамбы. — Я рад, что кончились эти дурацкие допросы и он может работать спокойно. Вы себе представить не можете, как я рад. Для меня это праздник! — Он рассмеялся, вторя каким-то своим мыслям.

Энн глядела, как он, длинный, дерганый, склонялся над каминной доской, и спрашивала себя, не подпадал ли Гай, несмотря на всю свою ненависть, под то же очарование, что и она сейчас. Хотя вопрос о том, способен ли был Чарльз Бруно устроить убийство собственного отца, до сих пор оставался нерешенным — а она весь день провела с ним, только чтобы выяснить это. Бруно то отшучивался, то проявлял вдруг неожиданную осмотрительность. Он ненавидел Мириам так, словно знал ее. Энн удивило, что Гай настолько много рассказал ему о Мириам.

— Почему вы столь тщательно скрывали, что встретили Гая в поезде? — спросила Энн.

— Да просто не придал этому значения. В первый раз я что-то перепутал и сказал, будто мы встретились в институте. Ну, а потом пошли всякие вопросы, и Джерард выстроил из этого Бог знает что. Откровенно говоря, дело выглядело и впрямь куда как скверно. Мириам-то ведь убили, вы знаете, почти сразу же после нашей встречи. Думаю, со стороны Гая было очень благородно не впутывать в следствие первого встречного. — Бруно клокотнул, давясь смехом, и рухнул в кресло. — Я не хочу сказать, что я — на подозрении, о, вовсе, вовсе нет!

— Но ведь это не имеет отношения к расследованию гибели вашего отца.

— Разумеется, не имеет. Но Джерарду на логику наплевать. Ему лишь бы придумать что-нибуудь позаковыристее!

Энн нахмурилась. Она не могла поверить, что Гай стал бы подыгрывать Чарльзу лишь потому, что истинное положение вещей выглядело скверно, — и даже потому, что Чарльз рассказал в поезде о своей ненависти к отцу. Надо бы спросить Гая еще раз. О стольком надо бы спросить… Например, почему Чарльз так враждебно относится к Мириам, которую никогда не видел? Энн отправилась на кухню.

Бруно со стаканом в руке подошел к окну и стал смотреть, как в черном небе мигают красные и зеленые огоньки самолета. Похоже на физзарядку, подумал он: руки на плечи, руки врозь. Ему захотелось вдруг, чтобы Гай летел в этом самолете, летел домой. Он посмотрел на тускло-розовый циферблат своих новых часов и подумал, прежде чем различил крупные золотые цифры, что Гаю, наверное, понравится такая вещь из-за ее современного дизайна. Еще три часа — и пройдут сутки с тех пор, как он явился сюда: целый день они с Энн провели вдвоем. Он приехал накануне вечером, без звонка, и сделалось так поздно, что Энн оставила его ночевать. Он спал в комнате для гостей, там же, куда его уложили после вечеринки, и Энн перед сном принесла ему горячего бульону. Энн была к нему ужасно добра, и он действительно любит ее! Бруно повернулся на каблуках и увидел, что она выходит из кухни с тарелками.

— Знаете, Гай к вам прекрасно относится, — сказала Энн за обедом.

Бруно взглянул на нее, забыв уже, о чем они говорили.

— О, я все, что угодно, готов для него сделать! Я к нему страшно привязан — ну прямо как к брату. Думаю, это потому, что с ним столько всего приключилось сразу после нашей встречи в поезде.

Начал он весело, даже легкомысленно, но от подлинного чувства к Гаю перехватило дыхание. Он протянул руку к маленькому столику и принялся теребить подставку, где хранились трубки Гая. Сердце ширилось в груди. Тушеный картофель был превосходен, однако Бруно больше есть не решался. И также пить красное вино. Ему вдруг захотелось устроить так, чтобы его еще раз оставили ночевать. Сможет ли провести здесь и эту ночь, если почувствует себя плохо? С другой стороны, новый дом находился не так далеко, как то представляла Энн. А в субботу Бруно устраивал большую вечеринку.

— Вы точно знаете, что Гай приедет на выходные? — спросил он.

— Гай так сказал. — Энн в задумчивости ела овощной салат. — Не знаю, правда, будет ли у него настроение для вечеринки. Он, когда работает, не любит развлечений — разве что поездка на яхте.

— Я бы тоже с вами поехал. Если не помешаю.

— Пожалуйста. — И тут она вспомнила, что Чарльз уже плавал на «Индии»: навязался Гаю, разбил планшир — и внезапно почувствовала себя замороченной, обманутой, словно что-то действительно помешало ей вовремя вспомнить. И ей невольно пришло в голову, что Чарльз, наверное, может совершить все, что угодно, самые чудовищные поступки — и любого обвести вокруг пальца этим вот обворожительным простодушием, вот этой застенчивой улыбкой. Кроме Джерарда. Да, Чарльз Бруно мог подстроить убийство своего отца. Не будь это возможным, Джерард не стал бы обдумывать такую версию. Не исключено, что напротив сидит убийца. Страх охватил ее: она встала — слишком резко, словно опасаясь, — и понесла на кухню грязные тарелки. А с каким мрачным, безжалостным упоением рассказывал Бруно, как отвратительна ему Мириам. Он бы с радостью убил ее, подумала Энн. Смутное подозрение, что он мог действительно убить Мириам, пронеслось у Энн в голове, как гонимый ветром сухой листок.

— Значит, сразу после встречи с Гаем вы отправились в Санта-Фе? — прокричала она из кухни, едва не заикаясь от страха.

— Ага, — Бруно вновь уселся глубоко в большое зеленое кресло.

Энн уронила чайную ложечку, и та с ужасающим звоном запрыгала по кафелю. Странное дело, подумала Энн: Чарльзу, кажется, все равно, о чем с ним говорят, что спрашивают. Его ничто не смущает. Но от этого не легче: наоборот, такая реакция пугает и сбивает с толку.