Он повернулся всем телом и теперь видел ее, прислонившуюся к мачте. Она смотрела на него сверху вниз, и на губах ее играла легкая улыбка, полная едва скрываемой гордости, — так, подумал Гай, улыбается мать, выходившая своего ребенка во время тяжелой болезни, — и, улыбаясь в ответ, Гай поразился, как слепо верит он в ее непогрешимую правоту — а ведь она всего лишь земное человеческое существо. И более всего поразился тому, что существо это — часть его жизни. Потом опустил глаза на свои сцепленные руки и стал думать о работе, которая ждет его завтра в больнице, и о той работе, что придет следом, и обо всей цепи событий, предначертанных судьбой.

Бруно позвонил как-то вечером, через несколько дней. Он здесь неподалеку, сказал Бруно, и хочет зайти. Он казался очень трезвым и немного подавленным.

Гай ответил: «Нет». Он сказал спокойно и твердо, что ни сам он, ни Энн не желают больше его видеть, но, уже произнося нужные слова, чувствовал, как невозмутимость его оседает, словно зыбучий песок, и здоровая уверенность последних недель рушится под напором безумия, которое заключается даже в том, что они вообще могут друг с другом разговаривать.

Бруно знал, что Джерард еще не добрался до Гая. Он полагал также, что допрос Гая займет каких-нибудь несколько минут. Но в голосе Гая звучал такой холод — и Бруно никак не мог решиться изложить ему все: что Джерард узнал его имя, что его, наверное, станут допрашивать, что он, Бруно, отныне намерен встречаться с Гаем только тайно — никаких вечеринок и ленчей, — и он сказал бы все это, если бы только Гай позволил.

— Ну, ладно, — глухо проговорил Бруно и повесил трубку.

И телефон тут же зазвонил снова. Нахмурясь, Гай отложил сигарету, которой с облегчением затягивался, и подошел к аппарату.

— Здравствуйте. Это Артур Джерард из Частного сыскного бюро…

Джерард спросил, можно ли ему приехать.

Гай огляделся по сторонам, осмотрел с подозрением каждый угол в гостиной, стараясь доводами рассудка побороть чувство, что телефон прослушивается, что Джерард слышал их с Бруно разговор, что Бруно уже у Джерарда в лапах. Наконец поднялся наверх рассказать Энн.

— Частный сыщик? — спросила Энн, очень удивленная. — А в чем дело?

Гай колебался с секунду. А сколько, сколько существует мест, где такое колебание показалось бы чересчур долгим! Чертов Бруно! Будь он проклят за то, что таскался по пятам!

— Не знаю.

Джерард явился точно в назначенный срок. Он галантно склонился над рукой Энн, извинился за позднее вторжение, вежливо похвалил дом и полоску сада перед входной дверью. Гай разглядывал его с некоторым удивлением. Джерард казался вялым, утомленным и слегка нечистоплотным. Возможно, Бруно не так уж и неправ относительно него. Даже его отсутствующий вид, который подчеркивала медлительность речи, ничем не подходил на сосредоточенность блестящего детектива. Но когда Джерард уселся в кресло с сигарой и бокалом виски, Гай уловил проницательный блеск в светло-карих глазах, цепкость в толстых коротких пальцах. И почувствовал себя не в своей тарелке, Джерард оказывался непредсказуемым.

— Вы — друг Чарльза Бруно, мистер Хейнс?

— Да. Мы знакомы.

— Тогда вы, наверное, знаете, что его отец был убит в марте прошлого года, и убийца до сих пор не найден?

— Я этого не знала! — воскликнула Энн.

Джерард медленно перевел взгляд с ее спины на Гая.

— Я не знал этого тоже, — сказал Гай.

— Значит, вы не так близко знакомы?

— Я едва его знаю.

— Когда и где вы встретились?

— В… — Гай взглянул на Энн, — в Институте Искусств Паркера, кажется, в прошлом декабре. — Гай чувствовал, что попался в западню. Он повторил реплику, которую Бруно, не думая, бросил на свадьбе, — и только потому, что Энн ее слышала, а Энн, скорее всего, давно забыла об этом. Джерард, почудилось Гаю, смотрит на него так, будто не верит ни единому его слову. Почему Бруно не предупредил о Джерарде? Почему они окончательно не договорились о версии, которую однажды предложил Бруно, — что встретились они у стойки одного из центровых баров?

— А когда вы увиделись в следующий раз? — наконец спросил Джерард.

— Ну, мы, кажется, не встречались до моей свадьбы в июне. — Гай почувствовал, как невольно старается придать своему лицу недоуменное выражение, словно и не догадывается, к чему направлены все эти расспросы. Как удачно, подумалось ему, о, как удачно сложилось, что он уже успел убедить Энн, будто заявления Бруно об их старой дружбе — всего лишь его, Бруно, манера шутить. — Мы не приглашали его, — добавил Гай.

— Он просто взял и пришел? — Джерард, казалось, все понимал. — Но на вечеринку в июле вы его пригласили? — Тут он взглянул на Энн.

— Он позвонил, — пояснила та, — и спросил, можно ли ему прийти, и я… я сказала: «да».

Тогда Джерард спросил, не узнал ли Бруно о вечеринке от каких-нибудь своих друзей, которые получили приглашение, и Гай сказал, что это возможно, и назвал имя белокурой женщины, которая так жутко улыбалась Бруно в тот вечер. Других имен Гай назвать не смог. Он никогда не видел Бруно с кем-то еще.

Джерард откинулся в кресле и спросил с улыбкой:

— Он вам нравится?

— В достаточной степени, — вежливо ответила Энн, немного помолчав.

— Так себе, — сказал Гай, потому что Джерард ждал и от него ответа. — Довольно назойлив. — На правую его бровь падала тень. Гай опасался, не ищет ли Джерард шрамов у него на лице.

— Творит себе героя и преклоняется перед ним. То есть в каком-то смысле преклоняется перед силой, — Джерард улыбнулся снова, но улыбка уже не казалась искренной, а, возможно, и раньше таковой не была. — Извините, мистер Хейнс, за беспокойство.

Через пять минут он ушел.

— Что все это значит? — спросила Энн. — Он что, подозревает Чарльза Бруно?

Гай запер дверь на засов и вернулся обратно.

— Скорее всего он подозревает кого-нибудь из друзей Бруно. Он, возможно, думает, что Чарльзу что-то известно, — ведь Чарльз ненавидел своего отца. В этом Чарльз мне сам признавался.

— И ты думаешь, Чарльз действительно знает?

— Как тут скажешь. Не нам судить. — Гай взял сигарету.

— Боже мой. — Энн стояла и смотрела в угол дивана, туда, где Бруно сидел в тот вечер, словно все еще видя его там. — Чего только не случается в жизни! — наконец прошептала она.

36

— Послушай, — четко, напряженно выговаривал Гай в трубку. — Послушай, Бруно! — Бруно казался пьянее, чем когда бы то ни было, но Гай твердо решил любой ценой пробиться в его отуманенный рассудок. Потом ему вздумалось вдруг, что Джерард может находиться рядом, и голос смягчился, дрогнул из малодушной предосторожности. Гай выяснил, что Бруно в телефонной будке один.

— Ты Джерарду сказал, что мы встречались в Институте Искусств?

Бруно ответил, что да. Во всяком случае из его пьяного бормотания можно было понять, что да, так оно и было. Бруно хотел прийти. Гай никак не мог донести до пьяного сознания, что Джерард уже являлся сюда, допрашивал его. Гай швырнул трубку и дернул на себе воротник. Бруно не унимается, продолжает ему звонить! Приход Джерарда материализовал опасность, сделал ее внешней, вещественной. Гай чувствовал, что порвать с Бруно полностью является более насущным, чем даже вместе с ним сочинить версию, сходящуюся во всех деталях. А больше всего Гая бесило то, что из пьяной околесицы, которую нес Бруно, нельзя было понять, ни что происходит с ним, ни даже в каком он пребывает настроении.

Гай был наверху, в студии, вместе с Энн, когда зазвонил колокольчик.

Гай лишь слегка приоткрыл дверь, но Бруно распахнул ее настежь, прорвался, спотыкаясь, в гостиную и рухнул на диван. Гай замер над ним — сначала гнев, потом омерзение сковали ему язык. Жирный, красный затылок Бруно выпирал из воротника. Он казался скорее даже не пьяным, а раздутым, словно ядовитые соки смерти пропитали всю его плоть, даже глубокие впадины глазниц, отчего серые, налитые кровью глаза казались неестественно выпученными. Бруно глянул на него снизу вверх. Гай пошел к телефону вызывать такси.