Наверху, прямо у него над головой, какая-то птаха все чирикала: «Тили-тили?» — и отвечала тут же: «Трали-вали». Бруно вскинул голову. Мать, наверное, знает, что это за птица. Он поглядел на красновато-коричневый газон, на белую оштукатуренную стену, на кизил, который уже зацветал. Сегодня он себя ощущал большим любителем природы. Сегодня на имя матери пришел чек на двадцать тысяч. Будет гораздо больше, когда типы из страховой компании прекратят собачиться, а законники кончат свое крючкотворство. За ленчем они с матерью говорили, а не поехать ли на Капри, говорили в общих чертах, разумеется, но, наверное, поедут. А вечером будут впервые обедать вне дома, в маленьком, интимном ресторанчике, их любимом, чуть поодаль от шоссе, по дороге в Грейт-Нек. Неудивительно, что раньше он не слишком любил природу. Теперь, когда он хозяин этой травы и деревьев, дело совсем другое.

Бруно рассеянно просматривал записную книжку, что лежала у него на коленях. Сегодня утром книжка попалась на глаза, и Бруно не мог вспомнить, брал ли он ее в Санта-Фе, — нужно удостовериться, что там нет ничего про Гая, пока Джерард не сунул туда свой нос. Многих он захочет снова проведать — теперь, имея новые факты. Бруно вынул карандаш из кармана: в голову ему пришла интересная мысль. Под буквой «П» он написал: «Томми Пандини, 232 Зап. 76 ул.», а под «С» — «Слитч» — контора по найму телохранителей, мост Чертовы ворота».

Пускай-ка Джерард вот этих поищет.

«Дэн — 8.15, отель «Астор», — значилось на чистом листке в конце книжки. И думать забыл, кто такой Дэн. «Вытрясти $ из Клт. к I-му июня». Бруно перевернул страницу, и легкий холодок пробежал по коже: «Вещица Гаю — $ 25». Он с хрустом выдернул перфорированный листок. Тот пояс из Санта-Фе для Гая. Зачем было записывать? Глупый сиюминутный порыв.

Большая черная машина Джерарда заурчала, подъезжая к дому.

Сделав над собой некоторое усилие, Бруно остался на месте и закончил просматривать записи. Потом сунул книжку в карман, а вырванную страничку запихнул в рот.

Джерард, с сигарой в зубах, шел по выложенной плитняком площадке, размахивая руками.

— Что новенького? — осведомился Бруно.

— Кое-что, — Джерард кинул взгляд от угла дома наискосок по лужайке до оштукатуренной стены, будто прикидывая, какое расстояние должен был пробежать убийца.

Бруно, трудясь над клочком бумаги, двигал челюстями как ни в чем не бывало, словно жевал резинку.

— А именно? — спросил он. Через плечо Джерарда разглядел: «шестерка» сидит в машине на водительском месте и пристально наблюдает за ними из-под полей серой шляпы. Ну, подумал Бруно, и мрачный же тип.

— Например, то, что убийца не сразу попал в город. Он двигался все время в этом направлении, — Джерард выбросил всю руку вперед, как хозяин деревенской лавки, указывающий дорогу. — Пробивался через тот лес, и было ему несладко. Вот что мы нашли там.

Бруно поднялся взглянуть на клочок лиловой перчатки и лоскут материи, темно-синей, как пальто Гая.

— Черт. Вы уверены, что это оставил убийца?

— В достаточной степени. Вот это — от пальто. А это, кажется, от перчатки.

— Или от кашне.

— Нет-нет, здесь есть шов. — Джерард ткнул толстым веснушчатым пальцем.

— Классные перчаточки.

— Женские, — Джерард подмигнул.

Бруно ухмыльнулся было с издевочкой, но тут же покаянно потупился.

— Сначала я думал, что работал профессионал, — вздохнул Джерард. — Дом он, несомненно, изучил. Но трудно предположить, что профессиональный убийца настолько потерял голову, чтобы продираться сквозь чащу там, где мы это нашли.

— М-да-а, — заинтересованно протянул Бруно.

— Он, правда, знал верную дорогу. Верная дорога была от него ярдах в десяти.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому, Чарльз, что убийство было тщательнейшим образом продумано. Сломан замок на задней двери, бидон из-под молока придвинут к стене…

Бруно молчал. Херберт рассказал Джерарду, что это он, Бруно, сломал замок. А может, Херберт рассказал и о том, что Бруно и бидон придвинул к стене.

— Лиловые перчатки! — Джерард залился таким веселым смехом, какого Бруно никогда от него не слышал. — Какая разница, тот ли, другой цвет — главное, чтобы отпечатков не оставалось, правда?

— Ну, да, — сказал Бруно.

Через террасу Джерард прошел в дом.

Бруно постоял и отправился следом. Джерард пошел на кухню, а Бруно поднялся по лестнице. Бросил записную книжку на свою постель и спустился в холл. Открытая дверь в комнату отца вызвала странное чувство: Бруно словно только сейчас осознал, что отец умер. Да, распахнутая настежь дверь заставляет почувствовать это, подумал Бруно, как выбившийся конец рубашки, как спящий часовой, — будь отец жив, он никогда не допустил бы такого. Бруно сдвинул брови, подошел и быстрым движением закрыл дверь, оставив по ту сторону ковер, истоптанный ногами сыщиков, ногами Гая, развороченные ящики стола и чековую книжку, что лежала открытая, словно ожидая подписи отца. Бруно осторожно отворил дверь к матери. Она лежала в постели — розовый шелковый шарф скрывает шею до подбородка, лицо повернуто к стене, глаза открыты — и так с самой субботы.

— Мама, ты спишь?

— Нет.

— Джерард снова здесь.

— Знаю.

— Если не хочешь, чтобы тебя беспокоили, я ему скажу.

— Милый, не валяй дурака.

Бруно присел на постель и склонился к матери.

— Тебе бы поспать, мама.

Под глазами у нее появились морщины, залегли лиловые тени, губы как-то необычно сжатые, удлинились, сделались тонкими.

— Дорогой, ты уверен, что Сэм ничего тебе не говорил — никого не называл?

— Ты можешь себе представить, чтобы он сказал мне что-нибудь в этом роде?

Бруно прошелся по комнате. Присутствие Джерарда в доме раздражало его. Эта отвратительная манера Джерарда на каждого держать камень за пазухой, даже на Херберта, хотя сыщик знает, как тот боготворил хозяина, — не зря же каждое слово дворецкого звучит прямым обвинением в адрес его, Бруно. Однако Херберт не видел, как он делал замеры, иначе бы Джерард и об этом обмолвился. Бруно обошел сад и весь дом, пока мать его лежала больная, и никто, глядя на него, не подумал бы, что он считает шаги. Сейчас ему хотелось выпытать что-нибудь относительно Джерарда, но мать не поймет. Она настояла на том, чтобы нанять Джерарда, потому что он считался лучшим из частных сыщиков. Они — Бруно и мать — действуют несогласованно. Мать запросто может выболтать что-нибудь Джерарду — как, например, тот потрясающей важности факт, что они только в четверг решили уехать именно в пятницу, — и ни слова ему, Бруно, об этом не сказать!

— Знаешь, Чарли, а ты пополнел, — улыбнулась мать.

Бруно тоже улыбнулся: вот это на нее похоже. Теперь она у туалетного столика надевала на себя купальную шапочку.

— Аппетит хороший, — сказал Бруно. Однако аппетита не было и болел желудок. Но полноты прибывало.

Джерард постучался, как раз когда мать закрылась в ванной.

— Она там надолго, — сообщил Бруно.

— Скажи ей, что я жду в холле, ладно?

Бруно постучал в дверь ванной и сказал, потом спустился к себе. По тому, как записная книжка лежала на постели, он понял, что Джерард ее обнаружил и просмотрел. Бруно неторопливо приготовил себе малую порцию виски, выпил, а потом неслышно спустился в холл, где было слышно, как Джерард говорит с его матерью.

— …не то, чтобы он радовался, но и не то, чтобы переживал, а?

— Он мальчик с характером, ты знаешь. Я ничего такого вроде не замечала, — сказала мать.

— Иногда душевные состояния во что-то выливаются. Ты не согласна, Элси?

Мать промолчала.

— …нехорошо; мне бы хотелось, чтобы он оказал большее содействие.

— Думаешь, он что-то скрывает?

— Я не знаю, — ответил Джерард, наверняка со своей мерзкой улыбочкой, и по тону его Бруно мог догадаться — сыщик знает, что он подслушивает. — А ты?

— Думаю, что нет. Куда ты клонишь, Артур?

Она с ним несогласна. Она теперь изменит свое мнение о Джерарде, подумал Бруно. Джерард — тупица, недоумок из Айовы, больше ничего.