Изменить стиль страницы

— Одну секунду. Выпей пока, — Джерард кивнул на бутылку «Бурбона», что стояла на полке за его спиной.

— Нет, спасибо. — Бруно до смерти хотелось выпить, но здесь, у Джерарда, нельзя.

— Как мать?

— Вы уже спрашивали. — Мать чувствовала себя неважно, страдала от бессоницы, и в основном поэтому Бруно так торопился домой. Негодование вспыхнуло с новой силой: с чего это Джерард ведет себя как друг дома! Друг отца — это еще туда-сюда. — Кстати, мы вас не нанимали, имейте это в виду.

Джерард поднял глаза, и его круглое, крапчатое, розово-багровое лицо осветилось улыбкой.

— Я, Чарльз, расследую это дело просто так. Из интереса.

Джерард раскурил еще одну сигару, формой напоминавшую его собственные толстые пальцы, и Бруно в очередной раз с отвращением приметил жирные пятна на лацканах ворсистого светло-коричневого пиджака и кошмарный мраморной расцветки галстук. Все в Джерарде раздражало Бруно. Раздражала неторопливая речь. И то, что раньше он видел Джерарда только в компании отца, раздражало тоже. Артур Джерард вовсе не был похож на сыщика — даже на такого, которому на сыщика походить и не следовало. Невзирая на его репутацию, Бруно никак не мог поверить, что Джерард — классный детектив.

— Твой отец, Чарльз, был прекрасным человеком. Жаль, что ты не успел получше узнать его.

— Я знал его достаточно, — сказал Бруно.

Маленькие, пестро-коричневые глазки Джерарда взглянули на него неожиданно серьезно.

— Думаю, он знал тебя лучше, чем ты его. У меня осталось несколько писем, где речь идет о тебе, о твоем характере, о том, что он надеялся из тебя сделать.

— Он меня вовсе не знал. — Бруно встал и потянулся за сигаретой. — Не понимаю, зачем об этом говорить. Муторно. И к делу не относится. — Он уселся на место с холодным, презрительным видом.

— Ты ненавидел отца, ведь правда?

— Это он меня ненавидел.

— Нет, это не так. Вот и видно, что ты не знал его.

Бруно провел потной ладонью по ручке кресла, и та заскрипела.

— Или объясните, куда вы клоните, или отпустите меня домой. Мать неважно себя чувствует.

— Надеюсь, она скоро поправится: я должен и ей задать несколько вопросов. Может быть, заеду завтра.

Кровь из шейной артерии бросилась в лицо. Следующие несколько недель для матери и так будут кошмарными, а Джерард все испакостит еще больше, потому что он им обоим — враг. Бруно поднялся и перекинул через руку плащ.

— Я хочу, чтобы ты еще раз подумал, — Джерард ткнул в него пальцем так небрежно, словно он и не вставал со стула, — куда ты ходил в четверг ночью и кого видел. Ты расстался с матерью, мистером Темплтоном и мистером Рьюсо у входа в Блу-Энджел в 2.45 ночи. Куда ты направился?

— В «Хамбургер-Херс», — вздохнул Бруно.

— Тебя там кто-нибудь видел?

— Кто меня там видел, кошка?

— А потом куда ты пошел?

— На Третью авеню, в бар Кларка.

— Там видел кого-нибудь?

— Конечно, бармена.

— Бармен утверждает, что не видел тебя, — улыбнулся Джерард.

Бруно нахмурился. Целых полчаса Джерард ходил вокруг да около, не выкладывая главного.

— Ну и что? Было много народу. И бармен мог не знать меня.

— Тебя там знают все бармены. И все говорят, что в четверг ночью ты не заходил. Более того — народу не было. Итак, в четверг ночью? Три-половина четвертого? Я просто стараюсь помочь тебе припомнить, Чарльз.

Бруно раздраженно поджал губы.

— Может, я и не ходил к Кларку. Обычно я забегаю выпить на сон грядущий, но тут, может, и не зашел. Может, направился прямо домой, кто его знает. А как насчет тех, с кем мы с матерью говорили утром в пятницу? Мы обзвонили кучу народа, прощались, знаете ли.

— О, этих мы проверяем тоже. Но если серьезно, Чарльз, — Джерард откинулся назад, вытянув короткие ноги, пыхтя полупотухшей сигарой, — неужели ты оставил мать и ее друзей только для того, чтобы съесть гамбургер и пешком вернуться домой?

— А что такого? Мне нужно было проветриться.

— Ну почему ты все время рассказываешь разное? — вскричал Джерард, нажимая на «р», как истый уроженец Айовы.

— И что с того, что я рассказываю разное? Еще бы мне не рассказывать разное, когда я так напился!

— Мне надо знать — и, разумеется, это неважно, был ли ты у Кларка или где-то еще, — кого ты встретил и кому рассказал, что назавтра уезжаешь в Мэн. Тебе самому разве не кажется странным, что твоего отца убили в ту же ночь, как ты уехал?

— Я никого не видел. Пожалуйста, можете спросить кого угодно, хоть всех моих знакомых.

— Значит, ты бродил где-то один до пяти часов утра.

— А кто вам сказал, что я пришел в пять?

— Херберт. Это вчера сказал Херберт.

Бруно вздохнул.

— А почему он в субботу все это не выложил?

— Знаешь, такова память. Забыл — и вдруг вспомнил. Уверен, ты тоже вспомнишь со временем. А я буду поблизости. Да, теперь можешь идти, Чарльз, — Джерард небрежно махнул рукой.

Бруно постоял немного, пытаясь найти достойный ответ, но в голову ничего не приходило, и он удалился, широко отмахнув дверь — однако сжатый воздух задержал ее, и хлопка не получилось. Он двигался по обшарпанному унылому коридору Частного сыскного бюро — кто-то задумчиво долбит по пишущей машинке, заглушая вопросы и ответы… «Мы», — все время твердит Джерард, и вот они все, как есть, — вкалывают в поте лица там, за дверями… Кивнул на прощание мисс Грэхем, секретарше в приемной, которая так дружелюбно его встретила час тому назад. В каком веселом настроении пришел он час назад, твердо решив, что не позволит Джерарду сбить себя с толку, а теперь… Но он в жизни не умел сдерживаться, когда Джерард отпускал замечаньица в адрес его или матери, и надо себе в этом признаться. Ну так что с того? Что у них на него есть? Какие улики против убийцы? Ничего, кроме ложного следа.

Гай! Бруно улыбнулся, стоя в кабине лифта. Он ни разу не подумал о Гае у Джерарда! И когда Джерард так настырно пытал, где он был в четверг ночью, имя это не мелькнуло у Бруно даже в уме! Гай! Гай и он! Кто может уподобиться им? Кто может сравниться с ними? Он страстно желал, чтобы Гай оказался рядом. Он пожал бы Гаю руку, и пусть весь мир катится к чертям! Их подвиги непревзойденны! Как полет в небеса! Две огненные черты, блеснувшие на мгновение и сгинувшие так быстро, что люди внизу недоумевают: а не привиделось ли им все это. Бруно вспомнил, что однажды читал стихотворение, в котором говорилось нечто похожее. Оно, кажется, так и лежит под обложкой записной книжки. Бруно вбежал в первый попавшийся бар на Уолл-стрит, заказал выпивку и извлек из-под обложки крошечный листок. Он был вырван из какого-то поэтического сборника, который Бруно приобрел в колледже.

Вэчел Линдсей

СВИНЦОВОГЛАЗЫЕ
Пусть не угаснет порыв
юных душ до тех пор,
пока не свершится деяние
и не взвеется знамя гордыни.
Главная кривда этого мира:
его дети растут без смелости,
его бедняки — убогие, свинцовоглазые,
покорные, как волы.
Они голодают — но голодают
без лишних снов.
Они сеют, но редко
пожинают плоды.
Они рабы, но не знают
ни земных, ни горних богов.
Они умирают — но умирают,
как бараны на бойне.

Нет, они с Гаем — не свинцовоглазые. Теперь они с Гаем не умрут, как бараны на бойне. Они с Гаем пожнут плоды. Он даст Гаю и денег, если Гай, конечно, возьмет.

26

В этот же час следующего дня Бруно сидел в шезлонге на террасе своего дома в Грейт-Нек в состоянии умиротворенности и тихого довольства, несколько новом для него и чрезвычайно приятном. Утром Джерард рыскал по округе, но Бруно был тих и любезен, проследил, чтобы и ему, и его «шестерке» подали ленч, — а теперь Джерард укатил, и Бруно гордился своей выдержкой. Нельзя больше допускать, чтобы Джерард действовал на нервы, как вчера: можно потерять самообладание и наделать ошибок. Джерард, конечно, идиот. Будь он вчера чуточку приветливее, Бруно бы ему посодействовал. Посодействовал? Бруно расхохотался в голос. Как бы это, интересно, он посодействовал? Зачем себе голову дурить?