Блондин прибыл на такси. Выбрался из недр привезшей его машины, вытянул набитый вещами рюкзак, выпрямился и застыл, щурясь на нас с Димой, вышедших на крыльцо. Поизучал несколько показавшихся вечностью мгновений, переводя суженные зрачки с одного лица на другое, прикусил губу, оценивая увиденное — и одобрительно хмыкнул.

— Привет, — сказал, слегка закидывая отросшую светлой шапочкой волос непокрытую голову.

Я задохнулся под его взглядом и с трудом удержался, чтобы не рвануться навстречу, не повиснуть на шее, осыпая поцелуями. Валерочка, Лерка, герой ночных слез и мокрых жарких снов, был совсем близко — в каком-то десятке коротких шагов… Красивый до умопомрачения, округлившийся скулами, разрумянившийся на легком морозце. И — ужасающе чужой. С издевательским хохотом отвергший мою любовь. Второй раз я на эти грабли не наступлю. Гордый потому что.

Дима рядом тихо простонал и протянул Лерке руки. Прекрасный блондин выронил рюкзак в снег, промедлил еще немножко — и с хриплым отчаянным вскриком кинулся обнимать мужчину. Моего мужчину, которого я любил и с которым спал. Бля.

Не в силах смотреть, резко развернулся, едва не врезавшись лбом в шкаф, и шарахнулся обратно в дом. Внутри все полыхало огнем, хотелось выть, крушить мебель и бить посуду. Так вот ты какая, оказывается, ревность! Приятно познакомиться! Еще бы разобраться, кого и к кому ревную…

На глаза попалась початая бутылка бренди. Сцапав ее со столешницы, сделал три больших глотка, подавился и зашелся кашлем.

А Лера и Дима продолжали целоваться на верхней ступеньке крыльца, словно одержимые. Соскучились друг по другу за полгода, разумеется, и теперь отрывались без стыда и без оглядки, позабыв про меня и про охрану. Мешать я не собирался. Взял бренди, стакан, поднялся наверх и заперся в своей бывшей комнате. Напьюсь, закушу снотворной пилюлькой и прилягу, дам людям потрахаться в удовольствие.

По щекам сами собой побежали слезы: я их не вытирал. В крови расползался алкоголь, туманя мозг. Умереть бы сейчас…

Из коридора позвал Дима: раз, второй, третий — стуча в дверь, толкаясь плечом. Мужчина окликал меня по имени, и в его голосе отчетливо звучал испуг. Я некоторое время размышлял, открывать или нет и, в конце концов, решил открыть.

Дмитрий Константиныч оглядел меня с головы до ног, всмотрелся, убедился, что цел и вменяем — и втолкнул в комнату упирающегося Лерку. Улыбнулся криво, пошевелил бровями, буркнул:

— Скоро вернусь, — и исчез.

Я и блонди внезапно остались наедине. Мы, двое юношей, как-то признававшихся друг другу в любви, стояли, разделенные жалким полуметром, позабыв дышать, напряженные, бледные, сцепившись зрачками, и молчали.

Первым опомнился Лера. Дернул плечом, затрепетал ресницами — и вдруг шагнул вперед, ловя мое лицо в ладони. И его глаза — большие, серые — засияли подобно маякам озерами нерасплесканного чувства.

— Ёжик, — проговорил он просто. — Мой Ёжик. Даже не верится…

А потом поцеловал — легко, едва касаясь, словно вбирая губами дыхание.

Я охнул и, отшатнувшись прочь, пятился, пока не уперся лопатками в стену: потрясенный, уже понимающий и отвергающий очевидное. Медленно поднял руку, провел кончиками пальцев по подбородку — и указал на дверь.

— Уходи, — потребовал, почти падая в серое ничто, возвращая однажды причиненное страдание, — убирайся. Я тебя не звал.

Лерка хрипло выдохнул, вздернул бровь, открыл рот, издав непонятный звук, и снова закрыл. Я видел, как парень дернулся, будто от пощечины — не забыл ТОГДА сказанных слов… Он тонул в собственном раскаянии, утягивая меня следом.

И тогда я все-таки сорвался — вскрикнув, качнулся вперед и наотмашь хлестнул его по щеке раскрытой ладонью с такой силой, что по комнате прокатился звон, а рука отнялась по локоть, и, продолжая кричать, ударил сжавшимися помимо сознания кулаками по этому красивому, яркоглазому, любимому лицу. Сразу обоими, разбивая нос, стирая готовую проклюнуться улыбку, одержимый слепой яростью и желанием причинить страдание, наказать как можно больнее, отомстить за причиненную полгода назад муку.

Лерка шарахнулся было, но тут же опомнился, сгреб меня, воющего раненым зверем, в объятия, поймал за запястья, сковал, не позволяя драться, и тогда я, почти канувший в безумие, выгнулся и впился мокрым от слез ртом в его окровавленные губы. Соль и соль смешались, маня призраком будущего возможного счастья.

Даже, пожалуй, тенью призрака, окруженного утыканным битым стеклом забором из грядущих неприятностей. Но мне с Леркой сейчас было совсем не до трезвых размышлений. Мы мирились, не думая о возможных последствиях, со всей свойственной бесшабашной юности страстью, запутываясь в любви, подобно попавшим в паутину мухам.

И вообще, Дима разрешил. Ведь разрешил же?! Нам не приснилось?!

Глава 22. Сергей. 31 декабря 2012 г. Зря я это сделал, потому что задним умом умен, увы и плак. Но было, безусловно, сладко

Мы с Леркой целовались, потерявшиеся во времени и пространстве: как положено — взасос, глубоко, влажно и со схваткой языков. Вжимаясь возбужденными телами, обтираясь напряженными ширинками, постанывая, даже скуля от желания. Руки блондина вовсю мяли мою обтянутую плотным хлопком задницу, а я тащился от их жадной грубоватой хватки, млел текущей сукой и вслепую пытался расстегнуть ремень плющащего меня о стену парня, чтобы добраться до его крепкого, манящего, обещающего удобно лечь в ладонь члена. Наконец, пряжка поддалась, и я, задохнувшись, обрел искомое, обхватил колечком из пальцев, пачкаясь в смазке, несильно сжал — и начал старые как мир поступательно-возвратные движения. Лерка ахнул мне прямо в губы, дернул бедрами навстречу ласке и застонал уже в голос, заскреб ногтями, цепляя и стягивая мои грозящие лопнуть спереди джинсы, выдирая застежку-молнию и ломая ее на хрен. Плевать, потом переоденусь… Миг, и я тоже освобожден, но лишь для того, чтобы тут же оказаться в ином плену, горячем и сладком. О-о-о…

Взаимное дрочилово и поединок поцелуя. Крышесносного, пылающего, захлебывающегося стонами, гортанным бессвязным лепетом, невнятными мольбами и вскриками, со вкусом слез и крови. И бешеный, едва не швырнувший на колени оргазм, выгибающий, пронизавший, казалось, от макушки до пяток, поставивший дыборем мельчайшие волоски по телу. Удар электрического тока, полет в черную сверкающую дыру. Наше семя оросило обои и неживописно потекло вниз еще теплыми мутноватыми капельками, послушное закону земного тяготения, но ни я, ни Лерка его не видели — смотрели глаза в глаза пульсирующими бездонными зрачками и плыли бессмысленно-счастливыми лыбами. Парочка по уши влюбленных одноклеточных, выплеснувших остатки разума вместе со спермой.

— Ёжик, — проворковал Лерка, пытаясь восстановить дыхание и поглаживая мой опадающий член.

— Лерррка, — в ответ мурлыкнул я, делая в точности то же самое и немного грассируя букву «р».

— Люблю тебя, — продолжил блонди на тон ниже, необыкновенно сексуально, бархатно.

— Люблю, — вторил я, тоже «роняя» октаву.

И мы снова слились в поцелуе, возбуждаясь по второму кругу. Закономерно и ожидаемо, ежели учесть, по сколько нам было лет.

Вновь губы впились в губы, столкнулись и заплясали бешеный чувственный танец языки, а пальцы двух правых рук заскользили по восставшей плоти, даря обоюдное наслаждение…

Обои приняли на себя еще одну двойную порцию семени и содрогнулись в предчувствии ремонта, а мы с Леркой стояли, цепляясь друг за друга, чтобы не упасть, и продолжали идиотски улыбаться. Нам было невъебенно хорошо.

— Пойдем к Диме? — предложил Лерка уже обычным голосом. — Мужик, наверно, там извелся совсем?

Я вздрогнул и толчком очнулся, будто на голову плеснули ледяной водой.

Дима ждет внизу, на кухне. А может и в коридоре. Он знает, чем мы здесь только что занимались. Знает, и позволил произошедшему случиться. Не ворвался разъяренным ураганом, не наорал, раздавая тумаки и калеча, не поубивал. Более того, сам приволок Леру, буквально впихнул нас в связь. Зачем, почему и каково ему сейчас? Вопросы хлынули лавиной в протрезвевший мозг.