Затем еле-еле обратился к Пиперу, так, чтобы ответ всё-таки прозвучал для короля:

   — Мастер учился в Италии. Зограф Опанас. Писал это для новой церкви.

Король удивлённо рассматривал изображение.

   — И вам не жаль, ваша светлость? Здесь вы так величественны! — сказал он после долгого молчания.

Мазепа снова склонил голову:

   — Для вас, государь, не жаль.

Гусак из-за спины гетмана смотрел на всё с радостью, а Гордиенко поднял только одну бровь и еле заметно улыбался. Орлик понимающе промолчал.

7

   — Дождались, — сказал полковник Келин, человек высокий ростом, как и большинство царских офицеров, стройный, сухопарый и всегда напряжённый, присланный в Полтаву комендантом в начале нового, 1709 года. Его не удивило тихое лошадиное ржание, заслышанное в синеватых сумерках из ближнего леса среди сплошного птичьего крика.

   — Будет приступ? — почтительно спросил казацкий есаул.

   — Обязательно.

Есаул враз перестал зевать.

   — Сколько же их там?

Полковник не ответил. Нападения он ждал на протяжении многих дней. Именно ради этого в спешке и по последнему слову военной техники приказывал подсыпать земляные украшения, усиливая их при помощи камней и брёвен. Уже накануне вражеские разведывательные отряды дважды пробовали приблизиться к крепости, чтобы взять «языков». Правда, шведы дважды и спасались от солдатского огня, оставив на открытом пространстве несколько драгунских трупов, которые даже не смогли подобрать, — значит, имели намерение возвратиться для решительных действий. Полковника утешало то, что разведчики видели на валах только горсть его солдат.

Теперь шведов окутывал густой туман. В долинах да в глубоких оврагах ещё сохранялся холодный спрессованный снег, обглоданный солнечными лучами, а враги приближались как раз с той стороны, где больше всего деревьев, где в землю врезано много оврагов, — оттого и туман. Спешившись в лесу, они прокрадывались садами, в густых зарослях. Некоторые деревья уже начали распускать листья, укрытий — в избытке. Но полковник — опытный воин. Такому достаточно звуков для определения численности войска.

   — Тысячи полторы! — сказал он наконец есаулу.

Тот кивнул головою, оглянулся на город. Город спал.

   — Итак, — размышлял полковник, — разведчики не узнали, сколько здесь защитников, если шведы пришли с незначительными силами.

Полковник не боялся штурма, но и не мог поверить, что шведы настроены на лёгкую победу. Что они до сих пор живут воспоминаниями о Нарве. Сам Келин запомнил холодную далёкую осень, когда солдатские сапоги проваливались в липкую грязь, а над головою бушевала снежная метель. Он тогда был сержантом. Враги тогда тоже подошли скрыто и ударили мощно... С тех пор миновали годы учёбы не на плацах, но в сражениях. Неужели же шведы в самом деле продолжают считать русского человека к войне неспособным? Полковник скрипел зубами.

Чтобы держать врага в неведении, большая часть войска с вечера была отведена на отдых. Обороняться предстояло лишь Тверскому полку, с. которым полковник прибыл в крепость по приказу самого царя. Здесь уже кое-что было сделано под командованием генерала Волконского, заменившего полковника Левенца. Левенец, говорят, не укреплял фортецию. Да и Волконский — кавалерист, плохо разбирался в фортификации. Теперь Полтаве есть чем встретить врага. Имеются пушки, люди... Ещё один полк будет защищать противоположную часть зала. Оттуда, считал полковник, можно ожидать удара в разгаре боя. Одному Богу ведомо, нет ли ещё на подходе значительных вражеских сил.

Что же, на штурм крепостей шведы бросаются стремительно. И после Нарвы полковник не раз отбивал их атаки, а потому полагал главным для себя не предоставлять возможности хотя бы одному атакующему пересечь невидимую линию перед укреплениями, за которой сила атаки удваивается, а то и утраивается. Он верил в выучку своих солдат. Если же последует осада, то в резерве не только третий, вечером отведённый отсюда полк, но и вооружённые полтавские обыватели, которых наберётся несколько тысяч. Обыватели, полковник знал, не спят и сейчас. Он, как и есаул, взглянул на город и острым глазом приметил, что там, в больших и малых строениях, во дворах, на площади перед церковью, сверкают предрассветные огоньки. По улицам снуют быстрые тени. Тревожно, хоть и тихо, перекликаются ночные патрули... Немою спокойною массой высились на валу, за земляными выступами, солдаты. Весенняя ночь была прохладна. Полковник, перебирая пуговицы на кафтане, ощущал под пальцами как бы комочки льда и горбился, как в зимнюю стужу.

   — Главное, — поучал есаула, — не дать им прорваться. Дальше тех вон кустов!

Он по нескольку раз на день обходил валы и намечал ориентиры, за которые не следовало пропускать нападающих.

Полковнику удалось рассчитать всё верно и предусмотрительно. Шведы, выбравшись из леса, построились, ударили в барабаны и бросились вперёд так быстро, что в глазах полковника зарябило. Но в ответ на треск барабанов с вала грохнули пушки, одновременно окутались дымом солдатские шеренги. Фортеция заглушила барабаны наступающих и короткие крики их командиров. Штурм утонул в пушечном громе.

Всё кончилось очень быстро. Кто добежал до вала — того на дне рва уложили меткие пули. Передовые шведы лишь приставили к земляным стенам свежесделанные лестницы. Одну такую лестницу солдаты втащили к себе наверх. И уже замелькали в розовом тумане быстрые синие спины. Никто не взобрался по лестнице на верную смерть. От неё одно спасение — бегство...

   — Ура! Ура! — ожила без команды солдатская масса.

Громко закричали вразнобой казаки, которым что-то весело говорил есаул, отбежавший от полковника Келина.

На дне рва, освещённый отражёнными солнечными лучами, вытянувшись во весь огромный рост и задрав к синему небу мёртвое белое лицо, остался лежать молодцеватый барабанщик. Яркий красный барабан с синими, тоже яркими, флямами, откатился шагов на десять, попал под солнечные лучи, и сверху стало хорошо видно, что он не повреждён. Ловкий казак уже спускался вниз за притягательным трофеем.

   — Подступай! Не укусит!

   — Саблю держи! А то вдруг живой...

   — Ишь, здоровенный шведюга вырос! А не страшен теперь! — морщил личико вооружённый одною пикой полтавский житель, заглядевшись на мёртвого барабанщика. Сразу, как только солдаты отбили приступ, полковник разрешил защитникам выйти на вал и разглядеть убитых, чтобы убедиться: шведов можно бить. — Такое, слышите, о них трубили, — продолжал полтавец, — что и характерники они, и черти, а они вон какие. Столько и на него свинца полагается, сколько и на всякого!

   — Пули и колдунов бьют! В пулях вся сила!

Все загомонили, обрадовавшись, как хорошо и просто обошлось первое боевое дело. Все кричали молодому казаку внизу — то был Охрим, его узнали! — давали советы, что делать, а он уже и без того нёс барабан.

   — Добыча! — сказал он. — Хоть бы и в шинок!

Сверху кричал его низенький товарищ Микита:

   — Не сломай! Давай мне в руки!

В ров спускались многие казаки и солдаты, чтобы хорошенько оглядеть каждого убитого, собрать оружие, деньги. Спускались и с лопатами, чтобы зарыть убитых в глухом, укромном месте.

   — Всё ещё только начинается, дед! — объясняли старому полтавцу с маленьким личиком, на что следует надеяться. — Кто знает, сколько времени придётся здесь сидеть! Швед не отстанет!

Полковник Келин, согревшись и успокоившись, расстегнув на кафтане все пуговицы, улыбался. Он тоже был уверен, что для Полтавы всё только начинается. Он прикидывал, сколько пороху истрачено сегодня и на сколько его хватит вообще. Враг не примется вторично штурмовать фортецию с такими незначительными силами. Враг придвинет их в три раза больше. Или кто знает сколько.

8

В Великих Будищах, в королевской ставке, в неказистом доме с просторным, однако, крыльцом, посреди вишнёвого голого сада, уже прогретого весенним солнцем и вот-вот готового распустить на деревьях нежные зелёные листья, а может быть, прежде всего обсыпаться белым цветом, никого не удивило известие, что драгунами не взята полтавская крепость. В головах у шведского генералитета в тот день возникло много надежд. Все поняли, что турки, побаиваясь московитских кораблей на волнах Азовского моря, вооружённых пушками, наполненных солдатами, воздерживаются посылать королевской армии даже нужную амуницию, хотя об этом шведы просили в Стамбуле и через польских сенаторов, сторонников Лещинского, и даже через посла такой всесильной державы, как Франция, — но шведские генералы сходились на том, что после взятия Полтавы всё переменится. Турки сами предложат если не совместные действия, то хотя бы амуницию. Кто помешает объединить свои усилия двум державам, если в Полтаве будет стоять шведский гарнизон? Значит, Полтаву надо брать непременно.