А ещё недавно Мазепу беспокоил граф Пипер. Он, граф, советовал дождаться короля Станислава за Днепром, на Волыни, а тем временем договориться с турками и татарами. У графа, понимал Мазепа, за спиною государственный шведский совет, богатейшие люди, которых тревожит неуёмная смелость молодого властителя. Но вельможи далеко. Здесь же, в походе, никто не уговорит повернуть армию назад — разве что граф Пипер, да и то при помощи каких-нибудь уловок!

Упоминая при шведах об Александре Македонском, Мазепа с удивлением узнавал, что король слабо знает историю, а ещё слабее — географию. Оправдывал королевское невежество тем, что воину некогда думать о давнем, и рассказывал, как, совсем недавно, недалеко от Украины найден камень с эллинскими письменами. Здесь проходил Александр Македонский. Камень теперь в Москве. После путешествий по Европе царь собирает всё диковинное. Король в ответ кивал удлинённой головою: да, генерал Спааре отдаст необходимый приказ. Спааре — комендант Москвы.

Огромные королевские ботфорты при разговоре натыкаются на оружие и мебель. Он мог наступить и на ноги, потому Мазепа как можно старательней поджимал их под себя.

В Зенькове, королевской резиденции, ещё неотступнее ходил шведский караул. Даже сидя в королевских апартаментах, Мазепа видел за окнами красные затылки над синими мундирами — стража торчала на большом морозе, растирая уши и носы, дышала на руки, а торчать вынуждена. К королю каждое утро собирались генералы и полковники. Надеялись, что он станет более осторожным. Молчаливый, как и прежде, он никому не говорил даже о тех намерениях, которые не имеют уже никакого значения. A manoeuvre du Roy, который следовало начинать от Веприка, уже потерял своё значение. Войско неожиданно замешкалось возле того местечка.

Его величество, как всегда, не интересовался мнениями генералов, но вдруг он приостановился, наступив на ногу Лагеркрону.

   — Кто в Европе поверит, что нас не прогнали за Днепр?

Взгляда побелевших глаз присутствующие не выдерживали. Однако и Мазепа, и граф Пипер, и даже генералы с полковниками — все поняли: король снова, как сказано кем-то из молодых остроумных офицеров, будет искать шпагой слабое место на теле московитского медведя.

Мазепа с адским наслаждением посмотрел на Пипера — граф в ответ вежливо улыбнулся. Мазепа тоже выдавил улыбку. Лагеркрон даже застонал — то ли от удовольствия, то ли просто потому, что король убрал с его ноги ботфорт. Фельдмаршал Реншильд не скрывал удовлетворения. Генерал-квартирмейстер Гилленкрок превратился в олицетворение забот. Только принц Вюртембергский радовался открыто и неподдельно: он уже выздоровел после веприкской контузии и снова бредил военными приключениями.

   — Генерал Крейц в Лохвице дождётся короля Станислава, — закончил король. — Гетман...

   — Возле вас, ваше величество, — по-молодецки насторожился Мазепа. — У нас говорят: старый конь борозды не искривит!

Он беззаботно засмеялся, побаиваясь в душе, что король способен догадаться, как страшно оставаться в тылу у шведский войск. Какая польза от генерала Крейца? Или от присутствия в черкасских городах и сёлах отдельных гарнизонов, от собственных казацких полков, собранных к тому же в большинстве своём из всякого сброда? Надёжная защита — молодой король-рыцарь.

Его величество секунду глядел на своего престарелого союзника. Королевские мысли устремлялись вдаль арабскими скакунами...

А через несколько дней, январской ночью, король во главе двухтысячного кавалерийского авангарда так неожиданно свалился на город Опошню, что захватил там обед, приготовленный для князя Меншикова, а драгуны даже погнались было за самим царским другом, только напрасно: у русских были свежие кони. Затем король с драгунами поскакал прямо к Ворскле. За Ворсклой крепости Охтырка, Красный Кут. И никто не знал, что именно собирается он делать с укреплениями.

Мазепа всегда благоговейно рассматривает удлинённое лицо с тонким, слегка горбатым носом, тоже удлинённым, белые жиденькие волосы — король не любит париков, — всегда прикрытые широкой надёжной шляпой. Не то чтобы Мазепа не нагляделся на королей с малых лет. Как только отец, украинский пан, отдал хлопца к варшавскому двору Яна-Казимира, где ещё очень долго снился родной дом, он видел коронованных людей почти ежедневно. Впрочем, видел их и в остальной Европе, куда был отправлен уже Яном-Казимиром для ознакомления с чужими землями. Но это — король-воин, от которого веет суровостью предков-викингов, способных покорить мир. Препятствием может стать только королевская молодость. К ней следует присоединить мудрость зрелого мужа.

Известно, король правильно поступает, наказывая непокорных. Но с Веприком получилось скверно. Укреплённый Батурин, где был такой чудесный гетманский дворец, где была собрана одна из лучших на Украине библиотек, Меншиков взял в одну ночь, а Веприк, пустячок в сравнении с Батуриной, шведская армия купила за королевское золото. Самый тёмный хлоп теперь задумается: действительно ли шведы так сильны? Можно ли им довериться? А они просто не привыкли ещё брать крепостей. Как если бы в дверях стал сердитый мужик с дубиной в руках — не пройдёт и десяток храбрецов... Но здесь, в Слободской Украине, шведы за меньшее сопротивление выгоняют людей из домов, отнимают скот, продовольствие, а в сёлах оставляют вместо строений одну золу.

У себя в гетманщине Мазепа почти не видел хлопов с тех пор, как пришли шведы. А вот недавно встретились ему слобожане, пожилые, женщины, ребятишки на чёрном от копоти снегу, многие босиком и в страшном рванье. Шли в слезах, а шведы подгоняли ударами шпаг. И вдруг он встретился взглядом со взглядом старухи. Не скрывая своей ненависти, та прижимала к себе ребёнка, кажущегося мёртвым. Сотник Гусак — с недавнего времени, вместе с Герцыком, не отходивший от Мазепы — взмахнул саблей. Старуха упала от одного этого движения. Мазепа даже разозлился на себя самого. Зачем смотрел на старуху — её глаза по-прежнему пронизывали ему душу. Конечно же, баба мелькнула только, но привидение обвиняло, будто бы он накликал беду. Будто бы он желал лиха родной земле. Нужно было оправдываться. Это напомнило споры с Орликом, который, если точнее сказать, и не спорит вовсе, но вечно напивается и многозначительно молчит, всем своим видом показывая, что он, Мазепа, в чём-то крепко виноват.

Захватив на Слобожанщине значительные города и сёла, шведские полки длительное время кружили вокруг Охтырской крепости, где русские посадили гарнизон, а предместье выжгли. Король не замыкал крепость в осаду. Мазепа с ним соглашался: пустая задержка, если русские удирают, если их косят болезни. Может, вымрут и так. Крепости упадут, как падает созревшее яблоко.

Так рассуждая, Мазепа избегал думать о Веприке. Избегал оставаться с Орликом наедине.

Король торопился вперёд. На разбитой дороге офицеры доложили Мазепе, что его величество направился к Красному Куту, где с драгунскими полками обретается царский генерал Ренне. Мазепе захотелось собственными глазами увидеть триумф короля. Посмотреть после этого открыто в глаза Орлику. Шведская кавалерия — вот сила, которой доступна окончательная победа! Мазепа заторопился вперёд и к вечеру увидел речку Мерлу.

Часть сердюков рысила в королевском авангарде, часть ом держал при себе, в арьергарде, — так по-французски называются передовые и замыкающие войска. Утоптанный снег, трупы русских и шведов давали понять, что где-то недалеко гремит упорное сражение. Мазепа отдал полковнику Горленку нужные приказы, а тот — есаулам. Войско пошло со всеми предосторожностями. За рекой в густые тучи садилось красное солнце. Закатные столбы пронизывали тучи и предвещали мороз. Вдруг из-за Мерлы, из-под красных столбов, выскочила конница, к удивлению — шведская!

   — Берегись!

Горленко еле успел отвести казаков в овраг. Мазепе в душу закралось плохое предчувствие. Через мгновение в том же овраге он узнал от хмурого шведского полковника с перевязанной головою, который съехал вниз и заговорил по-немецки, что шведы оставили в осаде короля.