Мы стоим перед кафедрой, когда она впервые мне улыбается.

Я не знаю, почему мне нужно запомнить этот момент, но я делаю это.

Это важно. Что-то, что я буду помнить до конца своей жизни.

Эта улыбка – одна на миллион.

Такая красивая.

Она прокашливается. – Я просто хотела сказать «спасибо».

- За что?

- Бруно сказал мне, что говорил с вами вчера на кладбище. Вы произвели на него хорошее впечатление

- Да? – ухмыляюсь я.

- Он сказал, что вы помогли Диего переосмыслить то, что он делал. – Она кусает губу, и мои глаза устремляются на неё, и я уже могу представить, как целую её. Боже, я такой похотливый ублюдок, когда пьян. Нет, к чёрту – я всегда похотливый ублюдок.

- Послушайте, я знаю, что мой брат болтается с неправильными людьми и делает то, что он не должен делать. Но вы заставили его передумать. Поэтому я хотела поблагодарить вас за это. Вы не обязаны были это делать.

- О, это не проблема. Я здесь, чтобы помогать людям, - и вот всё снова пошло как по маслу, хотя я самый ужасный проповедник в мире.

- Хорошо, спасибо за это. По крайней мере, хоть кто-то заботится о людях, - произносит она.

Я улыбаюсь и чешу затылок, не зная, как принять комплимент. Я не так часто их получаю. - Благодарю.

- Так как вас зовут? - она хихикает. – Кроме «Падре», конечно.

- Фрэнк, - отвечаю я. – А тебя?

Она протягивает руку. – Лаура.

Лаура. Мне нравится, как это звучит.

Мы пожимаем руки. – Приятно познакомится, – говорю я.

- Ага… - от её улыбки я по-настоящему цепенею.

На какое-то время становится тихо, и мне интересно, что ещё я могу сказать, чтобы заставить её остаться.

Не знаю, почему я себя так чувствую, но хочу, чтобы она была рядом. Только её присутствие заставляет мою боль исчезнуть, так же, как запах травы после грозы.

- Итак… молишься, да? – пробормотал я, пытаясь снова завязать разговор.

Она смотрит на статую Христа и кивает. – Да, иногда это необходимо. Ради собственного благополучия, понимаете?

- Ну, если тебе нужен кто-то, с кем можно поговорить, я здесь.

- Хм… - она ненадолго посмотрела на меня, а потом на крест. – Не знаю. Это как-то неправильно.

От того, как она сжимает губы вместе, я могу сказать, что её что-то беспокоит. – Есть что-то, в чём ты хочешь исповедаться?

- Разве для этого не слишком поздно? – спрашивает она.

- Нет, это можно сделать, когда угодно. Церковь открыта всегда.

- О, это отлично, - на её лице появилась улыбка. – Трудно ждать, когда на тебя всё навалилось.

- Уж я-то понимаю. Когда жизнь тебя достала, становится сложнее доверять себе, чтобы пройти через это. Иногда тебе нужен дополнительный толчок. Кто-то, кто скажет тебе, что всё будет в порядке. Оттуда сверху, - я подмигнул.

- Да… я чувствую, что… я должна Ему что-то. Это странно?

- Нет, совсем не странно. Иногда каждый из нас это чувствует.

- Даже проповедники?

- Да, даже я, - я усмехаюсь, и то, как она улыбается, согревает моё сердце.

Чёрт возьми, Фрэнк. Держи голову прямо, а сердце закрытым.

- Это… я хочу… - Она начинает и останавливается. – Можно? Можно ли исповедоваться?

Я нахмурился. – Конечно.

- Я имею в виду… в исповедальне… - она, выглядит взволнованной, и я немного ошеломлён, но потом я прихожу в себя.

- Да, конечно, - я протягиваю руку, указывая на исповедальню. – Дамы вперёд.

Она снова прикусывает губу, поворачивается и подходит к ней, осторожно отодвигая ткань, которая закрывает вход. Я открываю дверь и сажусь на деревянную скамью. Теперь её лицо скрывается за оконной решёткой экрана, дизайн которой создаёт сложный узор на её лице. Так же, как чернила, впечатанные в мою кожу. Потрясающе.

- Что ж… скажи мне, что тебя беспокоит, - говорю я.

Она вздыхает и быстро креститься. – Я… некоторое время храню секрет, и не знаю, смогу ли когда-нибудь рассказать об этом. Мне так стыдно.

- Чувство стыда – это нормально. Это помогает нам узнать разницу между правильным и неправильным.

- Я сделала кое-что неправильное… - продолжает она, её голос мягче, чем раньше, – … непристойное.

- Если ты хочешь почувствовать себя лучше, то должна признаться себе, что сделала.

Она кивает, обдумывая это. – Я… я… - она недолго смотрит на меня, её лицо стало полностью красным, прежде чем она снова отворачивается. – Несколько дней назад я почувствовала это невероятное желание… чтобы…

- Скажи это вслух. Это единственный способ противостоять своим страхам.

- Я мастурбировала.

Мои глаза расширяются, и мне трудно сделать глоток воздуха.

Мой член встал.

Она закрывает своё лицо руками. – О, Боже… Мне так стыдно.

- Нет, не надо, - я прочищаю горло, заставляю свой член «расслабиться». – Чувствовать возбуждение тоже нормально.

- Не в церкви, - шепчет она.

- Почему? Я… иногда это делаю, - пробормотал я.

- Вы делаете это тоже? – она хмурится, как будто не может поверить в то, что я говорю.

- Конечно. У каждого человека есть потребности. Если бы Бог не хотел, чтобы мы делали себя счастливыми, почему он сделал это настолько приятным?

Она выглядит смущённой. – Ну, это один из способов выразить это.

- Церковь здесь, чтобы вы чувствовали себя желанными гостями.

- Не так, - она качает головой.

- Не так, что?

Она наклоняется ближе, шепча. – Я мастурбировала… в ванной… здесь.

- Здесь? – я смотрю ей прямо в глаза.

- В церкви.

Ебать. Меня.

Одно лишь представление о том, что она прикасается к себе, заставляет меня изображать всякие нечестивые поступки. Точнее… представлять этот момент. О Боже, как бы мне хотелось это увидеть. Побывать там самому и насладиться видом её прикосновений к себе. Это то, о чём я фантазировал – её обнажённое тело – и теперь она говорит мне, что это может быть реальностью.

Пока нет. Но достаточно близко.

И почему-то… я хочу, чтобы она рассказала мне все свои грязные делишки. Я хочу знать все грязные подробности.

- Когда? – спрашиваю я.

- На прошлой неделе. Это имеет значение?

­- Да, - я моргаю пару раз. – Бог должен знать всё… в противном случае, ваши грехи не могут быть прощены, - я придумал это только что. Эй, чувак должен делать то, что хочет делать.

- Я просто… больше не могла себя контролировать. Не знаю почему. Наверное, это был просто странный день.

­- О нет, в этом нет ничего странного, - ответил я. Наверное, следовало бы держать это в себе, потому что она продолжает смотреть на меня, как будто мы оба безнравственны.

Ну… может быть, так и есть.

Но мне действительно всё равно.

Я имею в виду, что я полупьяный недопроповедник в маленькой деревянной кабинке с самой привлекательной девушкой, которую я видел за последнее время, что превращает меня в озабоченного кобеля. Понимаете, я не могу стать ещё хуже.

Она нерешительна и это заметно. – Я… я закончила. Простите, отец Фрэнк.

- Это нормально… но только, если ты сама себя простила.

Она кивает. – Спасибо.

И вдруг она встаёт со своей скамьи и уходит.

А я остаюсь со стояком выше, чем гора Эверест.

Чёрт.

Я прочищаю горло и делаю глубокий вдох, прежде чем выйти. Когда я оглядываюсь, никого не увидел. Она исчезла. Может быть, ей было так стыдно, что она больше не могла смотреть на меня. Я могу себе представить – каково это, когда вы не хотели это никому рассказывать, не говоря уже о вашем проповеднике. Но она почувствовала потребность в этом, и я был там, чтобы выслушать. Это всё, что имеет значение.

А теперь я должен позаботиться о своём стояке.

Я небрежно прогуливаюсь по церкви обратно в свою комнату, где хватаю первый журнал под кроватью, начинаю быстро листать его страницы. Я отбрасываю свою рясу, вытаскиваю свой член и начинаю дрочить.

Это так неправильно, но я больше не могу контролировать свои желания.

Как я уже говорил, это естественно.