Будучи человеком дальновидным и сообразительным (в отличие от некоторых), цифрах и табличках он решил умолчать. Воевать это не мешало, даже наоборот помогало.

В свою защиту, могу сказать, что я был на десять лет младше, когда все случилось.

Так дядя Миша и прошел всю войну, целясь в сторону элементов дополненной реальности, видимых днем и ночью в любую погоду. После этого, тихо прожил еще десять лет, вернувшись на завод.

Пробудился уже в пятидесятых, когда посреди ночи прямо в цеху появился разрыв, из которого высыпались начинающие приключенцы. Будучи человеком коммуникабельным, дядя Миша навалял им прямо там.

Он так и сказал — «А нечего было своими ковырялками размахивать».

В ту ночь он познакомился с наблюдателем.

И все завертелось.

— А потом пришли они. — сказал дядя Миша слегка заплетающимся языком.

— Они в смысле вот эти твари?

— Не, это потом уже. Со мной связалось, как сказать, начальство. Помню, сижу себе дома, смотрю новости по ящику. А они выходят, прямо из стены. Страшные шо атомная война, в сверкающей броне. Аристократия, понимаешь. Из какого-то там великого дома. Смотрели на меня, как на колхозника. А я и был колхозником. Но все равно, сразу дали понять, кто тут батька, а кто так… насрано. Тебя не навещали?

Я покачал головой.

— Навестят. Еще не вечер. Главное, ты слушай и дели на восемнадцать. Как и с любым начальством.

Вселенная игры расширялась вокруг меня со скоростью звука. Еще совсем недавно я был одиночкой фрилансером, за которым присматривал только красный черт сидевший на спине. Мир оказался даже близко не так прост, как я думал.

Впрочем, мы отвлеклись.

Пацаны из «Стигмы» решили, что Мише незачем сидеть в захолустье, с такими-то талантами к мордобитию. Сразу же, отправили его в кругосветное путешествие. По его словам, то были тяжелые времена: больше разрывов, и проникали через них гораздо более мощные и хитрые твари. Приходилось работать сообща с наблюдателями, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию.

Спустя годы, Михаил вернулся в родные земли. Само собой, это был уже другой человек — одетый в плащ из чистого безумия, повидавший на этом свете абсолютно все. И еще немного других миров. Об этих вещах он говорил тихо и немного. Когда рассказ доходил до каких-то деталей, дядя Миша опрокидывал очередной стакан.

Ему хотелось все бросить. И, если честно, послушав дядю Мишу, я тоже об этом задумался. Уж слишком блеклую картину рисовали его слова. Вот только у него так ничего и не вышло. Судьба распорядилась иначе.

— Так почему не ушел? — вздохнул я. — Можно же, вроде как, отказаться. Все забыть.

— Можно. Но видишь, какая штука, Артур. У тебя на это никогда не хватит духа. Даже если память будет изводить тебя. Даже если каждую гребаную минуточку ты будешь думать про такое, от чего у окружающих волосы седеют. Даже если придется бухать как черт, просто потому что иначе сил по утрам вставать нет. Ты не уйдешь.

— Почему?

— Потому что всегда, когда ты соберешься уйти, будет загораться огонек на карте. И кому-то понадобится твоя помощь. Эээ, ты не подумай. Я не герой, ниче подобного. Но все равно — огонь горит, ты отрываешь жопу от дивана. Будь-то обычный человек, или несчастный дурачок, провалившийся в дыру. Тогда ты пойдешь, и будешь делать свое дело. Так как больше некому. Так как другие, похожие на тебя, у них тоже есть такие дела. Потому что без нас, все накроется… сам знаешь, чем накроется.

Дядя Миша замолчал. — Хотя, кого я тут обманываю? — он показал мне палец. На самом кончике горел красный огонек. Маленький энергетический барьер. — Видишь эту херь? Она твердая, как алмаз. Но совсем нехрупкая. Чтобы ее призвать, мне нужно вспомнить кучу всякого дерьма. Вот такой вот, сука, дар небес. Все равно что выстрелить себе в ногу, чтобы быстрее бегать. И даже так, я не смог уйти. Все откладывал на завтра, пока завтраки не кончились.

На секунду, мне показалось что он готов заплакать. Дядя Миша решил, что этому не бывать. И немедленно выпил.

69 — Цикады (8)

— Сын у меня был, Вовка. — скрипящим голосом сказал дядя Миша. — На тебя был похож. Такой же дерганный. Ток глаза поширше, конечно.

Я уже был не в состоянии вести хоть насколько-то осмысленную беседу, но слушал очень внимательно. Сколько из сказанного им я потом вспомнил, это уже другой вопрос.

— Я тогда решил тут осесть. Чтобы и не совсем колхоз, и вообще… Поспокойнее тут тогда было. Город был закрытый, не совсем конечно, но за порядком следили хорошо. Потому и с прорывами все складывалось — наблюдатель сам гонял. Не то что сейчас.

— Не говори, дядь Миш. Поставили какого-то упыря.

— А, ты про нового парня. Он в году так в восьмом пришел.

— Мудила.

— Может быть. Лично я его не знаю, так виделись пару раз. Мутноватый тип.

— Так вот. — он продолжил свой рассказ. — Решил я семью завести. Для успокоения души, ну и, сам понимаешь. Женщину встретил хорошую. На верфи работала счетоводом. Ладно мы с ней жили, душа в душу. Пятнадцать лет как-то продержались. Сын вот, родился. Пару раз в неделю, я ходил на охоту. Тогда был жутко сильный. Раскачался на всех этих секретных миссиях. Потом скисать начал.

— А Филимонов…? — спросил я первое, что пришло в мутную голову.

— Эт кто?

— Ну… академик. Написал книжку про нас.

Дядя Миша пожал плечами. — Не знаю такого. Как-то книги все мимо меня проходят. С детства чтение не люблю.

Бутылка опустела, но из-под стола волшебным образом появилась еще одна. — Я даже не знал, что такая херня существует. Ну откуда? Спорим, ты тоже не знал? А вот. Понимаешь, оно как гребаный жук, чтоб его черти драли в аду! И даже не особо сильный же, сука! В те времена тьфу! И растереть! Но способности… способности трындец. Семеныч, наш старый наблюдатель… я спрашивал, как такая хня вообще могла на свет появиться? А он и говорит, мол, когда два человека сливаются… Хитрая магия какая-то там у них. То может получиться вообще непобедимая дрянь. Вот мы и считали, что это какой-то бес с поликлиники для опытов сбежал. Точно так и не выяснили.

— Так в чем сила-то?

— У него их две. Первая — мерзкая. Эта гадина не убивается. Вообще не убивается. Я три раза бился с ним. Когда он вернулся через двенадцать лет, сказать что я охерел, ниче не сказать. Пох, подумал — дурак был, не добил. Разорвал гада на куски, в этот раз точно убедился, что кроме праха ничего не осталось. Сжег тот сарай где дрались, на всякий случай. Ну и что ты думаешь?

— Что?

— Опять двенадцать лет прошло, и снова он явился. Я к тому времени уже сдавал позиции, но все равно убрал это говно. Позвал наблюдателя. Собрали прах в мешок, унесли в Паутину, скинули с обрыва в какой-то дыре. Дверь закрыли. Неделю назад задание снова появилось. Ну ты понимаешь, понимаешь? Это крест мой, эту сволочь давить. Я ж говорю, он как жук. Такой же, как дети его, только чуть больше и хвост длинный. Дети, *ять…

— Это он убил вашего сына. — по-другому и быть не могло. Классическая трагедия борца с чудовищами.

Любому было бы трудно о таком говорить. Но дядя Миша был странно спокоен. — Вот те крест, лучше бы убил. Нельзя так говорить, но… У таракана есть вторая способность. Каждый раз, когда он вылезает, начинает делать детей. Как? Не спрашивай, не знаю. Может колдует что. Шесть подростков — пацаны, девки, не важно. Они просто берут и превращаются в тех мерзавцев, с которыми мы сегодня имели, так сказать, удовольствие. Херня с мечом, херня в перчатках, херня, которая палит как пулемет «Максим». Есть еще с дубиной, огнедышащий черт и летающий.