Она сняла чулки, чтобы избавиться от доказательства нашего времяпрепровождения на высоте, и ее кожа была немного покрасневшей на коленях.

Мое сердце тяжело застучало, распространяя по телу неведомую мне до этого теплоту. Чем дольше я смотрел на нее, тем больше испытывал непреодолимое желание заключить ее в свои объятия и обеспечить ей безопасность, но в то же время у меня в сознании билась мысль о том, что я хотел убить и уничтожить каждого, кто посмеет приблизиться к ней.

Я хотел продемонстрировать ее ушибы, пометить кожу отметинами, чтобы все знали, что она принадлежит только мне. Я хотел отчаянно заклеймить ее, одарить шрамами ее кожу, нанести на себя ее кровь, что означало бы откровенное предупреждение любому мужчине, который когда-либо посмотрел бы в ее сторону.

Черт! Я облажался. Настолько сильно хотел причинить ей боль. Я был абсолютно прав, что отправил ее обратно к Брэксу, и допустил такую фатальную ошибку, когда принял ее обратно. Теперь она никогда не сможет быть свободной. Не теперь, когда я вкусил ее покорность, ощутил надлом в ее душе.

Восхитительный громкий звук, словно гонг, прозвучал в моем сердце. Я ощутил ее перемену. Я хотел пробраться глубоко в тело Тесс и выяснить, какая часть ее сдалась мне.

Это было извращенным пристрастием, и я хотел все больше. Больше. Больше. Больше.

И я не был бы удовлетворен до того момента, пока бы не сломил каждый ее барьер, не поглотил каждую ее мысль.

Наклоняясь вперед, я обхватил голову руками, пытаясь массирующими движениями устранить быстро зарождающуюся головную боль.

Я всегда отождествлял себя со сталью. Закаленной в чистой ненависти моего отца, сформированной под действием железной воли, чтобы никогда не поддаться мерзким семейным чертам характера. Я всегда полагал, что был абсолютно неуязвим. Но я не был, я заблуждался.

Оказывается, Тесс была плавильной печью — гребаной обжигательной печью и плавильней одновременно, которая не оставляла ни единого шанса, кроме как согнуться и плавиться, и переходить в жидкое состояние.

Сталь была не способна меняться. Она не могла менять свою молекулярную структуру, но вот жидкий металл... мог. К нему могли добавлять разные элементы, из него могли удалять минералы, его могли очищать от примесей, пока в конечном итоге не был бы выведен совершенно новый состав.

Именно так я и ощущал себя.

Плавившимся, претерпевающим изменения, обретающим новую форму.

Я только надеялся, что переживу трансформацию.

— Bonjour, мистер Мерсер. Directement au bureau? Сразу в офис?

Я хмуро посмотрел на шофера. В смокинге и с гладко зачесанными назад волосами он был похож на любого из членов моего бесконечного рабочего персонала, которые готовы по первому зову выполнять мои прихоти, заниматься делами и стараться изо всех сил, чтобы чертовски пугающий генеральный директор «Холдинг Спэроу» был счастлив.

Я никогда не был счастлив.

Но сегодня я чувствовал себя гораздо хуже, чем обычно. Я испытывал сильную душевную боль и был растерян, но сдерживал свои запутанные эмоции под хмурым образом.

— Oui. — Я скупо улыбнулся в благодарность, пока про себя задался вопросом, как, черт возьми, я собирался пережить этот день

Сопроводив Тесс из вертолета и усадив ее на заднее сиденье Rolls-Royce Phantom[19] , я старался, чтобы мои прикосновения рук чувствовались нежно вместо того, чтобы схватить Тесс и вытрясти из нее что, черт побери, происходит.

«Скажи мне, что я сломал! Скажи мне, если я разрушил тебя!»

Я хотел, чтобы она признала, что я разрушил ее, в то же время, я отчаянно надеялся, что не сделал этого. Почему у меня никогда не возникало и мысли о том, что это было противоречиво?

Тесс расположилась на боковом сиденье, смотрясь при этом безмятежной и довольной на фоне бежевой дорогой кожи салона автомобиля. Она огляделась, задерживая свой взгляд на хрустальном баре, широкоэкранном телевизоре, на всем, что составляло красоту такой машины.

— Утро полное сюрпризов, — прошептала она.

Я не думал, что она хотела, чтобы я услышал ее слова, но когда я уселся на заднем сиденье, спросил ее:

— Не хочешь рассказать мне, какими были остальные сюрпризы?

Я держал руки сжатыми в кулаки между ног, создавая образ спокойствия и стабильности. Когда на самом деле желал влепить Тесс пощечину и потребовать, чтобы она выложила мне всю правду.

Но внезапно она сменила свою тактику поведения на томную и непроницаемую. Она двигалась так, словно в рукаве у нее был припрятан интересный секрет. Она не двигалась как женщина, которую я разрушил.

Пытаясь успокоить свое заходящееся сердце, я ждал ее ответа на поставленный вопрос. Но она лишь покачала головой и устремила свой взгляд в окно, когда шофер завел машину, и мы плавно двинулись вперед. Мы были на взлетно-посадочной площадке, которая располагалась на крыше гаража, которым я владел. Мой офис был недалеко от этого места. Неудобство, заключающееся в том, что последние три минуты пути до офиса приходилось ехать, окупалось в преимуществе использования места на крыше для моего вертолета.

Тесс аккуратно взяла фужер с изображением воробья парящего над небоскребом, что был выгравирован на нем. Она провела пальцем по изящной гравировке, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня.

— Я уже говорила тебе, как мне нравится твой логотип?

Мои губы слегка дернулись. Мне тоже он безумно нравился. Бесконечное количество дней ушло на его создание. Я отчаянно делал наброски рисунков, когда мне было всего шестнадцать, в попытке выяснить, какой символ буду с гордостью представлять.

И каждый раз, когда я смотрел на него, то гордо выпрямлял спину, присаживаясь ровнее, наслаждался тяжелой работой, что проделал, а все потому, что это позволило мне освободить множество женщин.

Блондинок, брюнеток, молодых, старых.

Без этой компании — без моего успеха — у меня не было бы возможности отправить их домой после жизни полной пыток. Я не всегда испытывал ощущение гордости. Мужчина вроде меня, который держал на привязи огромное количество демонов в своей душе, никогда не сможет по-настоящему гордиться тем, каким человеком он стал, но в данный момент я позволил себе насладиться этим чувством.

— Я рад, что тебе нравится.

Внезапно меня охватило чувство сожаления за то, как бесцельно я потратил четыре дня с Тесс. Вместо того чтобы воспользоваться преимуществом того, что она была только моей, я погряз в бумажной работе, избегая ее вопросов, просьб о занятии сексом.

Я отгораживался от нее в эмоциональном плане, потому что был не готов. Я все еще был не готов.

Но сейчас я чувствовал себя таким жалким. Я должен был узнать все о ней — задать множество разнообразных вопросов, пока окончательно не стал бы обладать каждой частичкой ее души, каждой мыслью.

А сейчас делать это было слишком поздно. Я отпустил ее в свободный полет. Она больше не была моей пленницей, скрытой в моем доме для того, чтобы я мог трахать ее и хлестать в свое удовольствие. Теперь ее будет знать весь мой персонал. Она станет частью моего делового мира.

Мое горло неистово сжалось. Чувство тошноты скрутило желудок, и впервые с того момента, как я был мальчишкой, я ощущал каждой клеточкой тела чувство потери. Ужас оттого, что Тесс найдет кого-то, кто лучше меня. Что в один день она почувствует ко мне ужасную ненависть и поделится моими темные секретами со всем миром.

Я ненавидел себя за эту мысль. Я мог доверять ей.

Но я не доверял, и это признание заставляло меня чувствовать себя ужаснее, чем все остальные вместе взятые промахи и ошибки.

Тесс принимала и меня, и монстра, что скрывался во мне. Она влюбилась в меня. У нее была власть надо мной, как ни у одного человека до этого. Но я все равно не доверял ей.

Черт, я мерзавец.

— Я хочу сводить тебя на ужин, — пробормотал я, стараясь изо всех сил отодвинуть подальше тьму, что наступала на меня.