Попытавшись встать, он решил, что сможет добраться до дома, прыгая на одной ноге. Но каждый прыжок вызывал такую жуткую боль в ступне, что ему пришлось снова сесть на землю. При каждом движении боль врезалась в тело всё глубже и глубже. И причиной этой боли была эта чертова доска! Нужно было срочно оторвать её от ступни, иначе до дома дойти не получится. Несколько раз глубоко вздохнув, Владимир плотно сжал зубы, ухватился за деревяшку и резко рванул. Тут же ощутил такую боль, какой не чувствовал никогда в жизни. Будто ногу пронзили раскаленные иголки. Только это были не иголки, а металлические шипы, воткнутые в доску - острые, с зазубринами по краям.

  "Интересно. Кто бы мог сделать такую подлянку? - думал он, рассматривая окровавленные шипы. - Жена? Вряд ли. У неё ума не хватило бы сделать такую конструкцию, замаскировать её травой и оставить приманку - портсигар, чтобы я на эту "гребенку" наступил и поранился. И закопали-то гребенку как раз между кустами, зная, что я именно там пойду, увидев этот чертов портсигар. И зачем я вообще за ним ломанулся?.. А мог ли это сделать Витька? Вполне! И, судя по всему, сделал он эту подлянку не так давно, поэтому до усрачки испугался, когда меня увидел. Отсутствие камер помогло ему сделать это незаметно... Сам себе услугу оказал... Вот урод! И начал каяться и извиняться. В ментовку просил не ходить... Это он! Всё сходится. Нога заживет - убью гада!

  От души выругавшись, Кипятков отбросил от себя доску и поскакал к дому, напрочь забыв про портсигар. Впрочем, он ему не особо был нужен. А за Владимиром до самого дома змейкой тянулась дорожка из капель крови. Прыгая, он извергал из себя нецензурные ругательства и угрозы, которые эхом разносились по садовому товариществу, но никто их не слышал.

  Глава 4

  С трудом стянув с ноги продырявленный, сочащийся кровью сапог и окровавленный носок, Владимир глянул на ступню и завыл в голос, а из глаз его потекли горячие слезы. И делал он это не столько от боли, сколько от жалости к самому себе и от ощущения безысходности.

  Раны были такими глубокими и так сильно кровоточили, что Кипяткову чуть дурно не стало. Чтобы не упасть в обморок от вида крови и от боли, он налил стакан самогона и залпом выпил его. Когда приятное тепло разлилось по всему телу, он немного успокоился и стал мыслить логично, отбросив все эмоции.

  Телефона нет, это значит, что врачей не вызвать. Жена уехала, до соседей дойти не реально, а это значит, что рассчитывать нужно только на самого себя. Владимир понимал, что оказать самому себе первую медицинскую помощь нужно как можно быстрее, иначе он или лишится ноги, или умрет от заражения крови. Но как сделать себе повязку, если аптечка находится на самой верхней полке навесного шкафчика, на кухне. Была ещё одна на втором этаже, но где она?

  Времени на раздумья было мало. Вместе с кровью из тела вытекали силы. Кипятков мог в любой момент потерять сознание и не очнуться уже никогда.

  Встав на четвереньки, он дополз до гостиной, открыл нижнюю полку комода. На глаза попались капроновые колготки жены, прокладки. Было там ещё много чего и даже - ого! - фаллоимитатор. Но Кипятков взял только колготки и прокладки. Так же на четвереньках он добрался до кухни, везде оставляя за собой кровавый след. С трудом забравшись на табуретку, он зубами откупорил бутылку самогона и стал лить на ступню. И, если до того он просто чувствовал пульсирующую боль, то после ему показалось, что ступня горит огнем. Он дернулся от нестерпимой боли и упал с табурета. Когда нога задела ножку кухонного стола, боль стала ещё сильнее.

  Владимир катался по полу и кричал нечеловеческим криком, зажмурив глаза, вырисовывая кровью на линолеуме замысловатые узоры. И тогда ему в голову пришла мысль, что нельзя было лить на ногу самогон. Возможно, именно это убьет его, а не поможет. И не исключено, что друг детства Денис - кандидат медицинских наук - пошутил, сказав, что крепкий алкоголь является хорошим анестетиком и антисептиком. А он - Владимир - уши развесил и поверил. И как знать, может, не было бы ему сейчас так больно, если бы он не поленился, достал с верхней полки эту чертову аптечку и воспользовался обычной зеленкой. Он даже вспомнил, что в кладовке есть стремянка. Правда, он истек бы кровью, волоча по полу стремянку от кладовки до кухни. Но сейчас уже поздно делать что-либо. Остается ждать, уповая на милость Божию.

  Как только Владимир вспомнил про Бога, взгляд его упал на иконку, стоящую на полочке, рядом с вазой. И тут случилось чудо: боль в ноге стала стихать. Причем, так резко, что уже через считанные секунды он смог подняться с пола, забраться на табурет, приложить к ступне гигиеническую прокладку и примотать её капроновыми колготками.

  "На первое время сойдет! - думал Кипятков, рассматривая свою ногу. - Если до завтра я не сдохну, а нога не опухнет и не почернеет, значит, Дениска говорил правду".

  Приняв стакан самогона внутрь, Владимир спустился с табуретки и пополз в гостиную. Он планировал заснуть на кожаном диване. Как-никак, с кожи проще смыть кровь, чем с других тканей. За испорченные диваны Маринка его с потрохами сожрет. Владимир даже не сомневался в том, что за любовную переписку она будет меньше на него орать, чем за пятна крови на её любимых диванах, которые она по полдня в магазинах выбирала. То, что Маринка вернется, Владимир не сомневался. А ещё у него было предчувствие, что вернется она скоро и в самый неподходящий момент, когда он будет меньше всего готов к её появлению. И начнет жена орать на него прямо с порога. А он выпьет самогона, закроется в своей комнате на втором этаже, и пусть она напрягает свои голосовые связки, пока не лопнет от натуги!

  "Удар под дых", принятый внутрь, подействовал быстрее, чем того ожидал Кипятков. Он ещё не прополз и половины пути, а его уже стало болтать из стороны в сторону, и в глазах всё начало двоиться.

  "Я - мужик! Где хочу, там и сплю!" - с трудом ворочая языком, сказал он вслух и заснул на холодном полу, между кухней и гостиной, вместо подушки положив под голову тапок Марины в виде зайчонка.

  Проснувшись следующее утром, Владимир был приятно удивлен тем, что нога не посинела, не распухла, у него не было температуры. Значит, лечение, которое он себе "прописал", было правильным. Но нога болела очень сильно. Раны на ступне были такими страшными, что на них невозможно было без слез смотреть. Понимая, что ноге нужен покой, а ему - лежачий режим, Кипятков старался лишний раз не вставать с дивана.

  Электричество в доме так и не появилось. Жена, вопреки его ожиданиям, так и не вернулась. Значит, сильно он её обидел. Соседи, которые раньше заходили в гости по несколько раз в день, куда-то пропали. Ну, хоть бы кто зашел! Кипятков был бы рад даже тем соседям, которые его раньше бесили. В основном, это были те соседи, с которыми любила общаться его жена.

   Делать было абсолютно нечего, и от скуки Владимира спасал только "Удар под дых". Выпивая чуть-чуть мутноватой жидкости, Кипятков впадал в спячку. Просыпался, делал перевязку, выпивал стакан-другой самогона и снова засыпал.

  Сколько так продолжалось, он не знал. Курсор квартального календаря, висящего на стене, замер на отметке "20 июля". Раньше Владимир не обращал внимания на календарь и даже не смотрел на него. Более того, он забыл о его существовании. Курсор по утрам передвигала Марина. А когда она делала это в последний раз, Кипятков не знал. Также он не знал, регулярно она это делала или нет. Поэтому он понятия не имел, какой месяц на дворе, какое число, какой день недели. Сколько дней он провалялся на диване, Владимир даже примерно сказать не мог, так как эти дни особо не отличались друг от друга: Кипятков просыпался, делал себе перевязки, пил самогон и засыпал. Иногда он просыпался ночью, чтобы доползти до туалета, снова выпить и заснуть.

  За завтраком Владимир всё же смотрел в окно. И видел он, что за окном солнечно. Зеленая трава, которую давно никто не косил, выросла до пояса. Листва на деревьях ещё не начала желтеть. Значит, осень ещё не наступила. И это не могло не радовать Владимира. Он терпеть не мог осень с её похолоданиями и дождями.