— Никуда ты не пойдешь, Захарыч, — спокойно ответил он. Чебутыркину даже показалось, что Мишка посмотрел на него с сожалением. — Зря, говорю, шумишь, старина. Ворон ворону глаз не выклюет. Мы ведь с тобой земляки, Захарыч. Омские…

Чебутыркин насторожился.

— Село Крутоярово знаем. Недалеко жили. И про кожевенный заводик чебутыркинский наслышаны. И про хозяина его, без вести пропавшего.

— Завод не мой был, а сродного брата, — угрюмо вымолвил Чебутыркин. — Я на него полжизни батрачил. А получал харчи да полштофа в субботу. Мне тот завод жалеть нечего.

— Где теперь разберешься, — перебил Мишка, — кто брат, а кто хозяин. Фамилия одна. А фамилия ваша, Захарыч, по всему уезду известная была… Так что и мы, в случае чего, можем директору доложить, кто мастером на заводе работает. Много ли такому мастеру веры будет? Ты об этом подумай, Захарыч.

Чебутыркин молчал. Он как будто сжался, сделался еще меньше ростом. Мишка взял на колени кота и погладил его несколько раз против шерсти. Кот вырвался из Мишкиных рук и прыгнул на пол.

— Да ты меня, старина, не опасайся, — снисходительно улыбнулся Мишка. — Я тебя враз успокою. Мы от Крутоярова недалеко жили. Мельницу отец держал, и хозяйство подходящее было… Ну, а в тридцатом пришлось податься, — Мишка невесело усмехнулся, — еле ноги унесли, а хозяйство, почитай, бросить пришлось. Так что мы с тобой, Захарыч, одного поля ягода. Нам друг за друга держаться надо. А к директору нам ни к чему. И серчать тебе на меня нечего. Я что, за тебя же хотел постараться. Раз не велишь, значит, не надо: тебе виднее… Ну, пока, Захарыч. Бывайте здоровеньки.

Мишка помахал с порога рукой и скрылся за дверью. Чебутыркин долго сидел, съежившись, на сундуке у порога и временами бормотал что-то про себя. Было уже за полночь, когда он поднялся. Махнув рукой, он чуть слышно проговорил: «Нет, не поверят», — подошел к постели, стащил с ног сапоги и, не раздеваясь, повалился на койку.

Андрей остановился в раздумье около промывного барабана. Едва переступив порог цеха, он заметил обращенные на него настороженные взгляды.

«В цехе что-то произошло, — подумал он, — и что-то… нехорошее».

Массивный барабан вращался с солидной неторопливостью. Андрей машинально следил за медленным движением решетчатого люка барабана. Струи воды, вырываясь из отверстия люка, ударялись с плеском о цементированный пол. Заглянувший в цех солнечный луч рассекал водяные струи, и они серебрились металлическим блеском.

К Андрею подошел встревоженный Юсупов.

— Беда, Андрей Николаевич. Зайдите в строгальную.

Юсупов показал ему партию товара, поданную на строжку. Края кож набухли, местами покоробились и потрескались.

— Чебутыркин говорит, Андрей Николаевич, что хромировали точно по вашему рецепту, — сказал Юсупов.

— Хорошо, разберемся, — ответил Андрей, отрезал перочинным ножом лоскут от края поврежденной кожи и положил его в карман.

Проходя по цеху, Андрей чувствовал на себе пристальные взгляды рабочих. Никто не обратился к нему, как обычно, с приветствием. Разговоры смолкли, только Мишка Седельников, завидев Перова, ткнул в бок соседа и запел на частушечный мотив:

Андрей прошел в конторку, раскрыл процессный журнал и углубился в чтение. Нужно было обдумать происшедшее, но он не мог сосредоточиться в присутствии бухгалтера и учетчицы. Те делали вид, что заняты своим делом, а на самом деле не спускали с него глаз. Андрей заметил, что бухгалтер смотрел на него нахмурившись, а Надя с тревогой и сочувствием.

С трудом преодолевая нарастающее раздражение, Перов отослал их обоих под первым пришедшим в голову предлогом.

Прежде всего надо определить, что это: оплошность или злой умысел?..

Он вспомнил фразу Юсупова: «Чебутыркин говорит, что хромировал точно по вашему рецепту». Почему Чебутыркин сказал так? Он старый, опытный мастер и должен понимать, что хромирование тут ни при чем.

Кожи перегреты, и ему это должно быть ясно. К чему же сказано?.. Только для того, чтобы создать ложное представление у рабочих.

Андрей открыл дверь конторки и крикнул уборщице, чтобы она послала к нему Чебутыркина. Когда мастер показался в дверях со своей неизменной книжечкой в руках, Андрей постарался встретить его самым спокойным и равнодушным взглядом.

Чебутыркин казался очень озабоченным и огорченным.

— Здравствуйте, Прокопий Захарович! — обратился Перов к мастеру. — Присаживайтесь. Что это у вас за неприятность получилась с партией № 128?

Перов умышленно сказал «у вас» и даже подчеркнул это слово. Чебутыркин кинул на Перова быстрый взгляд и тут же опустил глаза.

— Не знаю, что и подумать, Андрей Николаевич. Все вот, как бы так, делал точно по вашему указанию, как было тут у меня записано. Думаю, не лишнего ли кислоты в барабан велели дать.

— При чем же тут кислота в барабане, Прокопий Захарович? Товар-то ведь перегрет, сварен, попросту говоря.

Андрей вынул из кармана и положил на стол лоскут.

— Видите. Еще бы немного сильнее подогреть, и вся партия, все сто кож, пошла бы в брак. И теперь будет резкое снижение сортности. Хороша получилась опытная партия! За такие дела отвечать придется. Вам первому, а за вами и мне.

Чебутыркина передернуло.

— А мне-то почему? — вырвалось у него.

— Почему? — повторил Перов. — Как это почему? Вы же мастер, каждую партию после мягчения проверять должны, а вы такое дело проглядели… И мне за вас достанется, — как бы в раздумье произнес Андрей. — Почему за мастером не смотрел? Кстати, кто из рабочих делал фасонировку этой партии после мягчения?

— Совсем не делали, Андрей Николаевич, — ответил мастер и заторопился объяснить: — Вынули товар из гашпиля поздно, ну я и разрешил прямо в барабан загружать. А то бы не управиться рабочим до конца смены.

Теперь у Перова сложилось твердое убеждение, что дело нечисто, но, не подавая вида, он по-прежнему сдержанно произнес:

— Вот видите, и тут нехорошо для вас получается. Все как будто нарочно подстроено.

У Чебутыркина забегали глаза и покраснели уши.

— Так как же нарочно, неужели такое дело нарочно? — забормотал он. — Когда товар в барабан загружали, ничего же я не знал, — вырвалось у него.

— А когда вы узнали? — Андрей посмотрел на него коротким, но пристальным взглядом.

— Да вот утром, сегодня… Как в цех пришел, так и узнал, — спохватился Чебутыркин.

— Да, нехорошая история получилась, — сказал Перов и уже официальным тоном продолжал: — Попрошу написать подробный рапорт на мое имя с объяснением причин происшествия.

Подав ошеломленному Чебутыркину лист бумаги, Перов отправился к директору.

Дверь давно уже захлопнулась за Перовым, а Чебутыркин все еще остолбенело смотрел ему вслед.

— «Напишите объяснение»! Легко сказать — напишите, а что напишешь? Причина? Ясно, что за причина. Не послушался подлец этот, сделал по-своему.

Чебутыркин опасливо оглянулся, как будто кто мог подслушать его мысли.

Попробуй напиши. Кто поверит? Если и поверят, скажут: «Почему сразу не пришел и не предупредил?» Стало быть, про разговор с Мишкой молчать надо. А этого не скажешь, чем доказать, что это Мишкиных рук дело… Если же Мишка расскажет, кто такой Чебутыркин, Мишке поверят… И опять вся вина на Чебутыркина.

— Подлец, подлец, — шептал Чебутыркин, судорожно сжимая сухонькие кулачки, — заварил кашу, а мне расхлебывать.

«Для тебя, старина, стараюсь», — вспомнил он ухмыляющуюся Мишкину рожу, — Постарался, чтоб тебе сквозь землю провалиться!»

Однако писать надо.

В объяснении пришлось упирать на особую занятость в этот день и на то, что понадеялся на дежурившую у гашпиля опытную работницу Анну Королеву.

Кравцов вышел из управления не в духе. Заводской «газик» ожидал его у подъезда. С трудом протиснув свое длинное тело, Кравцов уселся на переднее сиденье и резко захлопнул дверцу.