Изменить стиль страницы

Боль сковала голову, нижняя челюсть отвисла, приходится поддерживать её рукой. В ушах будто вата. Беспрерывно течёт слюна…

— Чего плюёшься? — подошла Маринка. Она была за кустом ивняка и, наверное, но видела моего позора. Молча показываю ей мёртвых шершней и чешу затылок.

— Укусили? — пугается сестра, обследует мою голову и радостно сообщает: — Жал нет!

— Тоже биолог нашёлся, — криво улыбаюсь. — Это только пчёлы оставляют при укусе жала, а осы жалят сколько хотят. У них жало что у бандита нож!

— Что же делать! — охает Маринка. — Если гадюка укусит, яд высасывают. От укусов пчёл сок одуванчиков помогает. Шершни — осы, выходит, их яд похож на пчелиный. Давай, Петя, одуванчик к затылку приложим.

Сестра помяла листочки одуванчиков и на платочке приложила к затылку. И в самом деле полегчало. Посидели мы немного, погрустили, а потом взяли мешки и побрели домой, с трудом передвигая ноги. Набрал я из холодильника в целлофановый мешочек льда, приложил к затылку, лёг и уснул.

Пришлось Маринке одной и Веприка, и кроликов кормить.

Проснулся от радостного крика сестры:

— Серая десять кроликов принесла!

Повертел головой — легче стало. И так я обрадовался, что не загрызли меня проклятые шершни, что нет уже такой жгучей боли в затылке, что кролики появились…

А они такие забавные — маленькие, слепые, голые. Копошатся в пуху: серая крольчиха сама себя общипала.

— Пойдём отсюда, а то ещё и кормить но захочет! — тащит меня от клетки Маринка. — Знаешь, я им немного тысячелистника бросила. Как бы в награду!

— Разве что в награду! — буркнул я, вспомнив разговор с папой.

Заглянули к Веприку. Тот обрадовался, начал тыкаться рыльцем о наши ноги, потом лёг на бок, закрыл глаза.

Маринка почесала поросёнка, и он захрюкал от удовольствия.

— Ты, братик, и не заметил, что ещё со вчерашнего дня Веприк не кашляет. Видишь, повеселел!

Вот это новость! Теперь мама не будет сомневаться, что дети у неё хозяйственные растут.

Рассказы nonjpegpng__35.png

СЧАСТЛИВАЯ ПРИМЕТА

Рассказы nonjpegpng__36.png

Аистово. Так называется наше село. Длинной единственной улицей протянулось оно вдоль опушки Чёрного бора, а с противоположной стороны дворы упираются в болото. Впрочем, болота уже нет. Несколько лет назад его осушили и теперь выращивают там овощи.

Время от времени к нам наведываются специалисты-мелиораторы, недавно даже профессор приезжал. Долго ходил по полям с колхозным начальством, мял зачем-то землю в руках, заглядывал в дренажные трубы. Принюхивался к воде в каналах…

Обедал Сысой Александрович — так звали профессора — у нас. Его мой папа, колхозный агроном, пригласил. Ничего особенного в нём не было, человек как человек. Даже похож немного на нашего учителя биологии Владимира Петровича. Такой же неторопливый, рассудительный. За обедом взрослые вели разговор о колхозных делах, советовались с Сысоем Александровичем, как дальше вести полевые работы, а я тихонько сидел в своей комнате, прислушиваясь к мудрым профессорским словам. Подслушивать, конечно, нехорошо, но здесь случаи исключительный — когда ещё я услышу профессора!

— Аисты к вам так и не вернулись? — вдруг спросил Сысой Александрович.

— Только и остались в названии села, — грустно ответил председатель колхоза Михаил Пантелеймонович. — Наверное, техники испугались, когда мы болото осушали. Два года грохот стоял.

— Надо бы их как-то привадить, — задумался Сысой Александрович. — Приладьте на деревьях колёса, да и вербы надо посадить вдоль крайних каналов для защиты от ветра. И будет у вас тут отличный микроклимат. А чтобы каналы не зарастали растительностью, надо пустить толстолобика. Очень полезная рыба.

…Весной за каждым классом закрепили определённый участок канала, и мы посадили вербы. Точнее, не посадили, а повтыкали, потому что мы просто втыкали в землю колья. Каково же было наше удивление, когда на кольях появились почки, а вскоре потянулись навстречу солнцу ярко-зелёные веточки. Толстолобик тоже сделал своё дело — словно бритвой срезал заросли рогоз, камыша и ещё всякой всячины, которая растёт на болоте. Вода в каналах стала прозрачной, даже дно видно.

Только в один карьер толстолобика не пустили — в тот, что у самой дороги, широкий и глубокий, как настоящее озеро. Правление колхоза отдало его нам — купаться, рыбу ловить. Петя Желтобрюх, когда об этом узнал, сразу удочку смастерил и на рыбалку. Мы за ним. Караси шли на дождевого червя хорошо. Пете даже надоело их вытаскивать, и он отдал удочку мне. Я никогда не ловил рыбу и боялся, что не сумею, но напрасны были мои опасения: я едва успевал наживку менять. Одно плохо — караси были чересчур мелкими… За этим занятием и застал нас председатель колхоза. Я думал, похвалит — где ещё увидишь таких искусных рыболовов! — но он нахмурился.

— Так не годится, ребята, — сказал, взвешивая на ладони крохотного карасика. — Пусть немного подрастут. На следующий год они уже с ладонь будут. Тогда и ловите!

…Весной мы никак не могли дождаться, пока лёд с карьера сойдёт. Так хотелось добраться до карасиков величиной с ладонь: запаслись лесками, крючками. Удилища у каждого и купленные — трёхколенные, и самодельные — из веток молодого орешника смастерили. А лёд всё держится и держится. Такая погода выдалась: ни одного дождя, да и солнце редко показывается из-за свинцовых туч.

Сегодня наконец потеплело. В школу шли в рубашках, хотя дома нам, конечно, не велели даже за порог выходить без пиджаков. А на перемене, когда играли в футбол, сняли рубашки и ботинки. Босиком гоняли мяч. Красота! До чего же не хотелось в класс идти! Но от звонка никуда не денешься… У нас урок зоологии. Ждём Владимира Петровича. Ждём пять минут, десять, а он не идёт. Петя предложил всем выйти во двор, как вдруг появился взволнованный Владимир Петрович.

— Аисты прилетели! — крикнул радостно.

— Где они? — подбегаем к окну.

— На болоте, — улыбнулся учитель. — Знаете, где линия электропередач? На одном из столбов вьют гнездо.

— А в село почему не летят? — удивился Петя. — Дедушка для них колесо к дереву приладил!

— Хотят поближе к воде! — как-то неуверенно ответил учитель.

Он посмотрел на часы и, махнув рукой, повёл нас к болоту. Мы прихватили с собой бинокли, чтобы не подходить близко к аистам, не вспугнуть их.

Аисты уже принесли на верхушку столба несколько довольно больших веток. Видимо, для основы гнезда. По тут подул ветер, и ветки попадали вниз. Аисты снова положили их на верхушку столба. Ветер снова их сдул…

— Беда, — побледнел Владимир Петрович. — Столб наверху слишком узкий, ветки не держатся. Надоест аистам такая работа и улетят.

— А может, они сядут на наше колесо? — обрадовался Петя.

— Думаешь, они его не заметили? Ведь с высоты всё видно, но почему-то не захотели гнездиться на вашем дворе! — сказал Пете Игнат Майстренко.

Владимир Петрович внимательно выслушал их разговор, а потом решительно сказал Пете:

— Айда домой, пусть дедушка снимет с дерева колесо и быстро несёт сюда, а я побегу к колхозным электрикам, попрошу укрепить колесо на столбе.

Не прошло и часа, как электрик Иван Гилка крепко-накрепко прикрутил колесо к верхушке столба.

Аисты издали наблюдали за всей этой процедурой и, как только люди немного отошли, взлетели на колесо. Походили, потоптались, проверили, надёжна ли основа, и стали носить ветки.

Владимир Петрович вздохнул с облегчением:

— Вот теперь аисты наши! — И повёл нас в школу.

О прилёте аистов узнало всё село. Петя постарался. Каждому встречному сообщал, на чьём колесе аисты вьют гнездо. Всем хотелось посмотреть на птиц: и детям и взрослым. Но не каждый понимал, что подходить к ним близко нельзя. Поэтому «зелёные патрули» установили дежурство. Караулили бывшее болото до самой темноты.