— Вы что-нибудь выяснили? — осторожно спросила я, после того, как господин Лилиенштейн снова углубился в статью, от которой я его отвлекла.
— Ммм, — сказал он, глазами пробегая строчки. Затем посмотрел на меня. — Честно говоря, я сверху донизу изучил книгу и протестировал ее на предмет скрытых заклинаний, но не нашел абсолютно ничего. История точно заканчивается здесь. Я знал насколько мощны были магические силы твоей матери и могу заверить, что я, в любом случае, смог бы пробить ее заклинание.
По крайней мере, я бы смог найти скрытое заклинание, если бы оно там было.
— Жаль, — сказала я, пытаясь скрыть разочарование.
Я положила книгу сказок обратно на стол.
— Прости, Сельма, я был бы рад помочь тебе, — сказал господин Лилиенштейн, и я действительно услышала сочувствие в его голосе.
— Я знаю, — ответила я.
Я просто не хотела отказываться от этого следа, ведь он был одной из последних связей, что остались у меня с мамой. Было очень трудно оставить её в Антарктике, и принять тот факт, что она действительно мертва. И умерла даже последняя надежда, что я смогу увидеть её вновь.
— Зато я выяснил кое-что другое, что будет тебе очень интересно.
Он бросил взгляд на книгу из Мантао, которую я теперь то же разглядела под стопкой бумаги. Я с тоской смотрела на неё, потому что узнала с этих страниц так много о магических силах, что без этого чтива, скорее всего, меня уже больше не было бы в живых.
— Ты же спрашивала, почему не могла победить Бальтазара.
— Да, — подтвердила я, с нетерпением посмотрев на господина Лилиенштейна.
— Теперь я нашёл в книге из Мантао объяснение, почему его нельзя ранить обычным мечом, да и огненные шары не могли навредить ему. Дело в том, что он так сильно связан с элементами, что они не могут причинить ему вреда.
— Значит вот почему с ним не справиться с помощью металла или огненных шаров? — спросила я.
— По крайней мере, обычным металлом, а меч, что ты держала в руке, должно быть был из такого. С оружием гномов ты, несомненно, достигла бы большего результата. Пока его разум такой сильный, его тело тоже неуязвимо. Его можно победить лишь в том случае, если преодолеть механизм самозащиты его разума. Но проникнуть в разум Бальтазара кажется мне почти невозможным.
— Если бы только я взяла тогда меч Чёрной гвардии, а не оружие из простого металла, что лежало рядом, — вздохнула я.
— Да, этим оружием ты, вероятно, смогла бы ему навредить. Ведь в конце концов с его помощью можно преодолеть защитный барьер Морлемов. Однако я думаю, что Дульса и Сесилия достигли именно этого. Они, как магическая пара, были по-видимому достаточно сильны, чтобы преодолеть его защиту.
— Это логическое объяснение, — сказала я. — Благодарю вас за приложенные усилия. Может вы выяснили ещё какие другие новости?
Господин Лилиенштейн встал и подошёл к окну.
— Что ж, — сказал он явно в хорошем настроение. — Мы достигла нашей цели. Чёрная гвардия ищет пропавших девушек. Бальтазар разоблачён, Виллибальд Вернер лишён власти, а в ноябре наступит время новых выборов. И я оптимистично настроен, что в этот раз действительно выберут разумного кандидата.
— Вы тоже баллотируетесь? — с надеждой спросила я.
Господин Лилиенштейн лукаво улыбнулся.
— По правде говоря, я подал заявку. Хотя у меня и нет опыта на политическом поприще, но сейчас в канцеляриях палаты сенаторов веет такой весенний, свежий ветерок, что я заразился немного этой эйфорией. Я верю в новое начало. И после того, как «Хроника короны» была так возмущена поддавшемся шантажу примусом, я надеюсь, что настроение в Объединённом Магическом Союзе окончательно поменяется.
— Я тоже надеюсь, — ответила я. — И, если вы будете кандидатом, и у меня было бы право выбирать, я бы отдала свой голос за вас. Я даже не знала, что вы патриций. Почему вы уже давно не сделали большую карьеру в палате сенаторов? — я посмотрела на него.
— Знаешь, Сельма, — ответил, улыбаясь, господин Лилиенштейн. — Не все стремятся сделать себе имя в этом обществе. Я уже всегда проявлял страсть к книгам, и мне было этого достаточно. Но последние события дают мне надежду, что наконец-то что-то изменится. У меня появилось такое чувство, что теперь стоит вложить некоторые усилия в это новое развитие.
— Если вы станете примусом, я ожидаю, что вы пересмотрите избирательное право и разрешите плебеем принимать участие в выборах. Ах что уж там! — я отмахнулась. — Лучше сразу упразднить разделение на патрициев и плебеев.
Господин Лилиенштейн рассмеялся.
— Так я и сделаю, обещаю.
— У вас уже есть предвыборная программа?
— Первые наброски я уже сделал, — господин Лилиенштейн вернулся к столу и начал просматривать бумаги. В конце концов он вытащил плотно исписанный лист и протянул мне. — Но прежде, чем я возьмусь более подробно подготавливать предложения, сначала палата сенаторов должна рассмотреть и принять мою заявку, и лишь потом я займусь темами, с помощью которых можно будет воодушевить массы.
Я просмотрела его ключевые пункты.
— Ну, сначала вам нужно воодушевить патрициев, потому что эти они будут вас выбирать. Я не уверена, что вы сможете найти поддержку с такими темами, как дебюрократизация и консолидация государственного бюджета. Может если преподнесёте это боле понятно. Вам нужно несколько привлекательных предвыборных обещаний, чтобы добиться симпатии. В конце концов, вы стартуете как посторонний.
Господин Лилиенштейн задумчиво смотрел на меня какое-то время.
— Ты права. Я, как всегда, подхожу к этой проблеме слишком заумно, — в конце концов произнёс он.
— Если все хорошо продумано, это не плохо, — быстро сказала я. — Но на выборах в большинстве своем имеет значение то, кто выглядит лучше всех в глазах общественности и вызывает наибольшее доверие.
— Для этого нужно уметь разбираться в людях, — решительно сказал господин Лилиенштейн. — Я еще раз свяжусь с Константином Кронвортом. Если кто и умеет вызывать массовый восторг, то это он.
— Хорошая идея. Люди любят его больше чем когда-либо. Кстати, что он сейчас делает? Я давно не читала о нем ничего нового.
— Не могу сказать тебе точно. Наш маленький совет больше не встречался по причине отсутствия смысла. Временами мы поддерживаем контакт, но насколько я знаю, Константин отдалился от всех, потому что работает над новым произведением. Видимо он ищет одиночество, чтобы сблизиться с самим собой.
— Лоренц будет в восторге узнать, что скоро он представит нечто новое, — ответила я. — А о Парэльсусе вы что-нибудь слышали?
— Нет, в последний раз мы разговаривали в июле, с тех пор он сидит в своей лаборатории и кропотливо занимается новой идеей.
Господин Лилиенштейн сел напротив меня и начал рассортировывать бумаги на столе в аккуратные стопки.
— В общем, как всегда, — ответила я и господин Лилиенштейн улыбнулся. Но вдруг его лицо изменилось и он с серьезным видом взглянул на меня. — Твоя бабушка что-нибудь слышала о Бальтазаре?
— Нет, — ответила я. — Она часто прислушивается в Виннле к слухам, но кажется, он нигде не появлялся.
— Может быть он действительно мёртв, — тихо сказал господин Лилиенштейн, испытующе взглянув на меня.
— Я в это не верю, — ответила я. — Его спас этот дракон Латориос. Кажется, у него есть сильные союзники.
— Это не мог быть дракон Латориос. Это невозможно, — сразу же произнёс господин Лилиенштейн, проведя рукой по седым, разделённым пробором волосам. — По твоему описанию он больше похож на азиатского огненного дракона.
— Я тоже сначала так думала, но дракон, которого я видела, был в несколько раз больше, чем может стать азиатский огненный дракон.
— Может быть это был просто особенно большой экземпляр, — ответил господин Лилиештейн.
— Возможно, — ответила я, почувствовав неуверенность.
Было темно, а мои воспоминания становились всё более расплывчатыми, чем больше проходило времени.
Я как раз хотела спросить, есть ли у господина Лилиенштейна другие источники, в которых мог описываться дракон Латориос, когда услышала панический голос Лианы в голове: