- Я не пойду сегодня, - не без труда сказала Сольвейг, когда Пагрин начал толкать её в бок, пытаясь разбудить. - Я, кажется, нездорова.

 - Чего? - судя по интонации, он не поверил. Сольвейг почувствовала, как раскрывается спальный мешок, и грубая рука прикасается к её лбу, попутно едва не выбив глаз. К счастью, в полутьме пещеры Пагрин не разглядел её лицо, воспалённое и опухшее от слёз. - Ты горишь, - констатировал он. - Ладно, сегодня оставайся, я пришлю к тебе Джо.

 - Не надо, я сама поправлюсь, - попыталась возразить Сольвейг. - У меня крепкое здоровье.

 - Охотно верю, с учетом того, что за месяца нашего знакомства ты ни разу не чихнула. Тем больше меня удивляет твоё состояние. Зараза в лагере нам не нужна, так что сотрудничай с Джо и не спорь.

Сольвейг не ответила. Дракон был злым, её мама - равнодушной. Что-то в этом контрасте было не так, только она никак не могла понять что именно, в голове было слишком мутно.

Когда охотники ушли, Джо напоила её каким-то отваром. Сложнее всего было заставить себя подняться и взять в руки кружку. Сольвейг чувствовала себя камнем - тяжелым и холодным, и никому не нужным. Её всегда раздражали целители - с их бесконечными вопросами о симптомах, об ощущениях, но Джо была на удивление ненавязчивой. Она лишь раз взглянула на Сольвейг и приложила холодные пальцы к её лбу, прежде чем приготовить ей этот чертов приторный отвар, после которого Сольвейг забылась крепким сном на несколько часов.

Когда она проснулась, самочувствие её немного улучшилось, но дышать всё равно было больно, как будто что-то застряло у неё в груди. Вставать не хотелось, хотелось умереть и больше никогда не встречать ни Весеннюю Эби, ни Джо Лафэр, ни Пагрина, ни других охотников. «Что, если уйти прямо сейчас? - думала Сольвейг. - Мне уже явно нечего здесь делать. Эби родила меня, но никогда не была и не хочет быть моей матерью. Как я могла надеяться на обратное?»

«Не надо было присылать деньги, - вспомнились вдруг её слова. - Это дало тебе ложную надежду».

Разве в деньгах было дело? С того самого дня, как Сольвейг случайно узнала её имя, она поняла, что не такая, как другие брошенные дети. Те женщины, которые не хотели встречаться со своими детьми, скрывали свои имена. Никто из подкидышей, кроме Сольвейг, не знал своих родителей. И именно это, а не тот факт, что она присылала деньги, давал надежду. Но оказалось, что всё иначе. Эби не скрывала своё имя не потому, что хотела встречи. А потому, что ей было всё равно.

Эта мысль снова заставила Сольвейг расплакаться, хотя она этого и не хотела. У неё жутко болела голова из-за бесконечных слёз, которые, казалось, лились даже во сне, а кожа вокруг глаз воспалилась, и слёзы вызвали жжение. Тем, кто скрывал свои имена, было стыдно, вот и всё. Но Весенняя Эби не из них. Зачем же она вообще родила ребёнка, если он был ей не нужен? Кому вообще нужна Сольвейг, если мать не хочет подарить даже доброго слова?

«Она мне не мать, - напомнила сама себе Сольвейг. - У меня нет мамы, у меня нет никого. Только я одна».

Она заставила себя выползти спального мешка, и, пошатываясь, направилась к выходу из пещеры. Кто-то окликнул её - то ли Джо, то ли Ингви - но она не обратила внимания. Серый дневной свет резанул по глазам, и Сольвейг прищурилась. Она не чувствовала холода - ни простого зимнего, ни драконьего, ни внутреннего. Только тяжёлый камень невостребованности, с которым она не знала, что делать. Искать кого-то другого, кому она будет нужна? В ней нет ничего такого, что может кого-то заинтересовать. Охотник из неё весьма посредственный, Пагрин взял её лишь потому, что гильдия доплачивает ему за обучение новичков. Завести новую семью, как предложила Эби, тоже не вариант - Сольвейг даже представить себе не могла, как это будет... не говоря уже о том, что парни никогда не проявляли к ней интереса. Посвятить свою жизнь чему-нибудь другому? Но чему, чёрт возьми, и зачем вообще что-то делать, если это никому не нужно?

Сольвейг ушла от лагеря довольно далеко, но двигалась она в сторону, противоположную от Третьего Брата, так что вероятность встретить дракона или кого-то из охотников была невелика. Что если действительно вернуться в Ахаонг прямо сейчас? Она не заблудится, Сольвейг была в этом почти уверена. Надо бы, впрочем, прихватить немного припасов, чтобы не умереть с голоду.

Вдруг раздался душераздирающий рев, сначала приглушенный, потом ясно слышимый. Послышался грохот, и почва под ногами задрожала, как будто обрушилась огромная скала, а может, и не одна. Сольвейг растерянно огляделась, но ничего особенного в поле зрения не наблюдалось, и она на всякий случай подбежала к одной из пещер, в которой могла бы скрыться в случае необходимости. Земля продолжала дрожать, от Третьего Брата доносился злобный рев и грохот, но все происходило, судя по всему, на северо-восточном склоне, так что с места, где стояла Сольвейг, ничего не было видно. Забыв ненадолго о собственном горе, она помчалась обратно в лагерь - возможно, там известно больше о том, что происходит. Может быть, охотники обнаружили логово, или дракон обнаружил охотников, и тогда Сольвейг хотела бы удостовериться, что никто из её команды не пострадал. Через несколько минут грохот притих, но рёв продолжался, и теперь он звучал громче. Над горой поднялась огромная белая тень, разъярённо хлопая крыльями. Снежок сделал крюк и вернулся к  горе. Через несколько минут он снова показался, облетая гору с разных сторон и поливая её пламенем. Редкие кусты и деревья на склонах загорелись, но пламя быстро гасло при приближении дракона, и древесина продолжала тлеть, источая густой дым.

У входа в лагерь толпились все те, кто не участвовал в исследовании пещер Третьего Брата, и все они пристально вглядывались вдаль. Значит, новостей пока не было. Неужели охотники нарвались на дракона? Но судя по тому, что он разозлен и мечется, ему тоже досталось. Они напали? С чего бы вдруг, ведь атаки не планировалось, только разведка? Оставалось гадать, пока кто-нибудь не вернётся, чтобы прояснить ситуацию.

Дракон улетел на северо-восток, но далеко ли он, понять было нельзя - Четвёртый Брат ограничивал обзор. Сольвейг села на камень, вглядываясь вдаль. От её недомогания не осталось и следа. Лишь изредка, когда ей в голову приходила мысль об Эби, о том, что Снежок мог ей навредить, накатывала слабость. Но куда больше Сольвейг беспокоилась о Пагрине, Урд и Фирмине. Ей бы не хотелось, чтобы с ними произошло что-то нехорошее.

Наконец, на склоне Третьего Брата началось движение. Из одной из пещер выбежало несколько человек. Узнать их на таком расстоянии было невозможно. Сольвейг напряжённо вглядывалась, пытаясь понять, что они делают. Они изучали склон, словно что-то ища. А потом из одной из более высоких пещер выбежали ещё три человека. Некоторое время они суетились, о чем-то переговариваясь, что-то пытаясь сделать, но потом все вместе направились к лагерю, постоянно оглядываясь в поисках дракона. Постепенно новые и новые охотники стали выходить из пещер, которые они исследовали, они возвращались в лагерь. Кто спокойным шагом, кто бегом. Кое-кого, это было видно даже на большом расстоянии, несли другие охотники.

 - Винц? - раздался негромкий голос, и Сольвейг обернулась. Госпожа Меридит вместе со всеми наблюдала за происходящим на Третьем Брате, а теперь обращалась к супругу, чтобы он подсказал, стоит ли идти навстречу пострадавшим. Ведь кто-то мог быть тяжело ранен.

Винцент Мьют смотрел в том же направлении и рассуждал о чём-то, напряжённо нахмурившись. Он молчал довольно долго, а потом покачал головой.

 - Жди здесь.

Сам он вернулся в пещеру, взял одну из лошадей и явно собирался ехать навстречу охотникам один.

 - Белд? - сказал вдруг Одвин. В ответ раздалось лишь «Угу», и Фифт направился к выходу. И тогда Корч обернулся к Сольвейг.  - Ты здорова?

Прислушавшись к ощущениям, она почувствовала легкую дурноту и тяжесть в груди, но кивнула.

 - Тогда иди за мной. Два летописца, добровольцы?